Светлана Адоньева - СССР: Территория любви (сборник статей)

В 1940 году «Истребитель» стал лидером кинопроката по количеству просмотров, а песня (исполненная в фильме Марком Бернесом) с убаюкивающим колыбельным мотивом строчки «Любимый город может спать спокойно» — одним из наиболее популярных шлягеров сталинской поры. Таковы кинопримеры, но экспансия колыбельных песен не ограничивается «важнейшим из всех искусств», как назвал кино Ленин (в 1935 году Сталин поучающе повторил ленинскую фразу в приветствии к 15-летию советского кино)[113]. Литературно-музыкальный репертуар советских поэтов и композиторов, пробовавших себя в колыбельном жанре, к началу 1940-х годов составляли сочинения С. Михалкова[114], И. Сельвинского[115], Е. К. Стюарт[116], А. Н. Благова[117], А. Б. Гатова[118], Ю. А. Инге[119], Е. Г. Полонской[120], В. Лебедева-Кумача[121], A. A. Жарова[122], В. Луговского[123], B. Инбер (муз. О. С. Чишко)[124], А. Г. Алымова (муз. А. Г. Новикова)[125], Т. Сикорской (две музыкальные версии — М. В. Иорданского и Н. П. Будашкина)[126], Л. Квитко[127], С. Я. Маршака (муз. Т. Вилькорейской)[128], О. Шираза (муз. Н. Г. Мкртычяна)[129], Ю. Никоновой (муз. P. C. Пергамента)[130], М. А. Светлова (колыбельная из пьесы «Сказка», муз. переложение В. Оранского)[131], C. Г. Острового (две музыкальные версии — З. Л. Компанейца и Д. И. Аракишвили)[132], A. B. Белякова (композитор П. П. Подковыров, положивший эту колыбельную на музыку, посвятил ее «ХХ-летию ВЛКСМ»)[133], Н. Шейковской (муз. М. И. Красева)[134], A. A. Коваленкова (муз. И. Шишова и Л. К. Книппера)[135], И. И. Доронина (муз. М. В. Иорданского)[136]. Наряду с русскими (и русскоязычными) колыбельными в довоенные годы издаются литературные и музыкальные обработки колыбельных песен народностей СССР — переводы с белорусского, марийского, грузинского, татарского, идиша[137]. В сфере классической музыки опыты в колыбельном жанре демонстрировали недавние выпускники консерватории и уже известные композиторы — М. Грачев, А. Гейфман, Ф. Маслов[138], В. Навоев[139], В. В. Нечаев[140], Д. Б. Кабалевский[141]. А. Животов включил колыбельную мелодию в песенно-симфонический цикл «Запад», посвященный войне[142], а именитый С. С. Прокофьев — в собрание музыкальных сочинений, озаглавленных «Песни наших дней»[143]. Заметным событием музыкальной жизни второй половины 1930-х годов стало исполнение вокального цикла H. A. Мясковского на стихи М. Ю. Лермонтова, в том числе романса на слова «Казачьей колыбельной» (премьера состоялась 28 мая 1936 года в Москве на концерте Е. Романовой и Б. Л. Яворского)[144].

Особенное место в этом ряду заняла «Колыбельная» Джамбула, появившаяся в 1937 году на страницах газеты «Известия»[145], а позднее растиражированная многочисленными публикациями казахского поэта-орденоносца[146] и также положенная на музыку (по меньшей мере трижды — Ю. А. Хайтом, М. И. Лалиновым и Н. Г. Шафером)[147]. «Колыбельная» Джамбула стала известна советскому читателю в переводе Константина Алтайского (К. Н. Королева), активно пропагандировавшего сталинистские сочинения казахского аэда в русскоязычной печати[148]. Вопрос о том, насколько текст Алтайского соответствует оригиналу, за отсутствием исходного текста остается открытым, хотя в целом русскоязычные «переводы» из Джамбула правильнее считать авторскими творениями его переводчиков[149]. Применительно к «Колыбельной» представление о том, что текст Джамбула был по меньшей мере «дописан» Алтайским, поддерживается еще одним косвенным обстоятельством. Двумя годами ранее появления русскоязычного текста «Колыбельной» в газете «Правда» был опубликован текст казахской колыбельной, автором которой значился акын Маимбет (вариант: Маймбет), а его переводчиком — еще один активный переводчик казахских поэтов и соавтор Алтайского по первому изданию сочинений Джамбула П. Н. Кузнецов. С именем Кузнецова, опубликовавшего в 1936 году первые переводы песен Джамбула, собственно, и связывается «открытие» творчества казахского аэда для советского читателя. Но Джамбул не был единственным открытием Кузнецова. За два года до появления в газете «Правда» (от 7 мая 1936 года) первой публикации песни Джамбула («Моя родина») в Алма-Ате в переводе Кузнецова был издан сборник произведений вышеупомянутого Маимбета. Тематически и стилистически песни Маимбета, славившего Сталина и клявшего «врагов народа»[150], вполне схожи с песнями Джамбула в последующих переводах того же Кузнецова и Алтайского. Не составляет исключения и колыбельная Маимбета («Песня над колыбелью сына»):

Степь песню тебе поет,Сам Сталин тебе несет,Как солнце свои лучи,Золотые счастья ключи[151].

В 1938 году цитаты из произведений Маимбета, как и упоминания его имени из печати, исчезают и больше нигде — ни в историко-научных трудах, ни в сборниках казахского фольклора и литературы — не фигурируют. Объяснение этому исчезновению дал литературовед и переводчик А. Л. Жовтис, долгие годы работавший в вузах Алма-Аты и хорошо знавший литературное окружение Кузнецова и Алтайского. По утверждению Жовтиса, от имени Маимбета писал сам Кузнецов, самого же акына с таким именем никогда не существовало. Мистификация стала рискованной, когда Маимбет удостоился заочного внимания властей, после чего искомый акын нежданно-негаданно исчез, «откочевав», по покаянному объяснению Кузнецова, с родственниками в Китай[152]. Последним упоминанием о Маимбете стала юбилейная статья А. Владина «Джамбул и его поэзия (к 75-летию творческой деятельности)», напечатанная в майском номере «Нового мира» за 1938 год[153].

В отличие от Маимбета Джамбула придумывать было не нужно. Славившийся как певец-импровизатор, побеждавший на поэтических соревнованиях (айтысах), Джамбул, певший по-казахски и едва понимавший по-русски, даже если бы хотел, едва ли мог оценить переводные тексты, которые публиковались под его именем[154]. К тому же, удостоившись на старости лет всесоюзных почестей и материального достатка[155], Джамбул во всяком случае имел основания доверять переводческие проблемы своим литературным консультантам[156].

«Колыбельная» Джамбула-Алтайского, как и песня Маимбета-Кузнецова, цветисто сочетает интимную топику с политическим панегириком — не без поэтических находок:

Засыпай, малыш-казах,Ты в испытанных руках,Сталин смотрит из окошка,  —Вся страна ему видна.И тебя он видит, крошка,И тебя он любит, крошка,За тебя, мой теплый крошка,Отвечает вся страна.

Ты один из сыновейСветлой Родины своей.О тебе — отца ревнивей —Сталин думает в Кремле,Чтоб ты вырос всех счастливей,Всех умнее, всех красивей,Всех отважней на земле[157].

В 1938 году В. Луговской на страницах «Литературной газеты» объявил «Колыбельную песню» «лучшим шедевром Джамбула», ведь именно в этой песне «он с поразительной простотой и нежностью говорит о детях, о Сталине, о нашем будущем»[158]. Мнение Луговского (который и сам на следующий год обратится к «колыбельно-сталинской» тематике в стихотворении «Сон») разделяли многие[159] — в том числе и те, кто слышал ее в исполнении Джамбула на казахском языке[160]. «Колыбельная» читается с концертной сцены, рекомендуется к декламации на праздничных мероприятиях в школах и выпускается на граммофонной пластинке[161].

Еще один шедевр музыкальной культуры предвоенного времени — «Колыбельная» на музыку М. Блантера и слова М. Исаковского, исполнявшаяся лучшими голосами советской эстрады и оперы — Владимиром Нечаевым, Сергеем Лемешевым, Иваном Козловским:

Месяц над нашею крышею светит,Вечер стоит у двора.Маленьким птичкам и маленьким деткамСпать наступила пора.

<…>

Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий,  —Баюшки-баю-баю,Пусть никакая печаль не тревожитДетскую душу твою.

<…>