Игорь Шафаревич - Большая тайна Малого народа
Зомбарт полагает, что евреи заложили также основу для подчинения хозяйственной жизни торговым операциям, что он считает одной из основных черт развитого капитализма. Евреи создали вексель и биржу. Внедрение векселя в хозяйственную жизнь Зомбарт связывает с необходимостью тайны, анонимности в финансовых операциях евреев, часто подвергавшихся преследованиям. И действительно, при изгнании евреев из Испании и Португалии им было запрещено брать с собой золото и деньги, но вскоре выходцы с Пиренейского полуострова оказались среди первых богачей Европы. Первый известный в истории вексель был выдан, как говорит Зомбарт, в 1207 г. Симоном Рубеном. Но гораздо важнее, что во многих городах (например, в Венеции в XVI в.) вексельное дело находилось целиком в руках евреев.
Зомбарт приводит массу свидетельств о ведущей роли евреев на биржах Голландии, Лондона, Германии (например, в начале XIX в. в Берлине из четырех председателей биржи два были евреи, а из 23 старшин – 10, не считая крещеных). Даже первое и самое яркое описание биржи принадлежит Исааку Пинто – еврейскому финансисту из Франции (XVIII в.).
Наконец, благодаря своим интернациональным связям, евреи способствовали денационализации хозяйственной жизни: интересы не только конкретных людей, но и государств стали подчиняться интересам международных трестов и банковских домов. Типичным примером такого интернационального банковского дома являлся банк, созданный Амшелем Ротшильдом. В XIX в. его сыновья возглавили банки в крупнейших городах Европы: Натан – в Лондоне, Джеймс – в Париже, Соломон – в Вене, Карл – в Неаполе, Ансельм – во Франкфурте.
Конечно, рассеяние евреев содействовало интернационализации хозяйственной деятельности. Их изоляция внутри страны, в которой они обитали, делала для них чуждыми и непонятными моральные нормы «традиционного» общества и облегчала их разрушение. Оторванность от «конкретности» национальной жизни этой страны толкала их на развитие хозяйства в направлении, не опирающемся на традиции, на придание капиталистическому предприятию характера «искусственного механизма». Но все эти причины Зомбарт считает неосновными. Основную же причину того, что евреи способствовали выработке всех этих черт, характерных для хозяйства развитого капитализма, он видит в их религии.
Сама изолированность евреев, по мнению Зомбарта, конечно, была связана с отношением к ним окружающих их народов, но она была не следствием этого отношения, а причиной. Он приводит примеры ряда эпох, когда положение евреев было очень благоприятным (подобные примеры приводились нами в предшествующих главах). Но это нисколько не уменьшало изолированность еврейских общин. Например, в арабской Испании христиане очень сильно поддавались влиянию ислама и исламской культуры, а евреи были особенно сплоченно-националистичны. Настроения этой среды отразил вышедший из нее Иуда Галеви – один из самых националистических еврейских поэтов.
Особую роль в развитии капитализма Зомбарт видит в ростовщичестве. Он говорит: «Из ростовщичества возник основной дух капитализма». Действительно, в нем устраняется всякий конкретный элемент, вся качественная, хозяйственная деятельность принимает чисто коммерческий характер. Это не физическая и не духовная, осмысленная сама по себе деятельность, ее смысл перенесен на ее конечный результат – деньги. Грандиозной реализацией духа ростовщичества является биржа – сердце капиталистической экономики. Уже она становится причиной, а реальная экономика – следствием. Высокая активность биржи влечет увеличение производства, падение цен на акции, упадок, безработицу. В наши дни эта ситуация приобретает всеобъемлющий характер, современную мировую экономику часто называют «экономикой казино», в спекуляции вложено во много раз больше средств, чем в реальную экономику.
Этот взгляд на роль ростовщичества можно подтвердить совершенно особым отношением к нему католической Церкви. Она боролась с ним яростно, как бы предвидя в нем разрушителя того общества, основой которого была. Мало того, что существовал особый суд, ведавший ростовщичеством, причем уличенный священник лишался сана, а мирянин не допускался к причастию. Но целый ряд правил должен был бороться со скрытыми формами роста. Например, долг должен был отдаваться ровно через год, день в день, чтобы взятый продукт не отдавался в то время, когда он ценился больше; или должнику запрещалось оказывать заимодавцу какие-либо услуги (скрытая форма процента) и т. д.
А ведь в период, когда складывался капитализм на Западе, образы еврея и ростовщика отождествлялись (хотя бы у Шекспира, это отразил и Пушкин).
Занятие евреев ростовщичеством, сыгравшее столь важную роль в характере того влияния, которое они оказали на развитие капитализма, Зомбарт также не считает возможным отнести в основном за счет внешних причин. (Обычное объяснение заключается в том, что в Средние века Церковь запрещала христианам давать деньги под процент, для евреев же многие другие сферы деятельности были закрыты.)
Все эти причины более внешнего характера Зомбарт считает неопределяющими, вторичными, основу же особого отношения евреев к хозяйственной жизни видит в их религии, как она зафиксирована в Библии и Талмуде.
Еще в Библии ростовщичеству уделяется особое место. Одно из обетовании Иеговы избранному народу гласит:
«Ибо Господь, Бог твой, благословит тебя, как Он говорил тебе, и ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы; и господствовать будешь над многими народами, а они над тобой господствовать не будут». (Второзаконие, 15,6)
Повсюду в древности ссуда предполагалась бескорыстной. Но уже Пятикнижие относит это требование лишь к своим: с чужих процент брать разрешается. Однако в конце Средневековья, по мнению Зомбарта, разрешение процента с ссуды иноверцу переходит в его обязательность (так называемая 798-я заповедь в «Шулхан Арухе»). Как говорит Шахак, беспроцентный заем в Галахе приравнивается к подарку; он рекомендуется по отношению к единоверцу и осуждается по отношению к иноверцу. Он говорит:
«Многочисленные раввинистические авторитеты (но не все) – и среди них Маймонид – считают обязательным требовать с нееврейского должника столь высокий ростовщический процент, как это возможно».
Уже книга Неемии (5, 4–8) показывает существование влиятельного слоя ростовщиков. Но, конечно, лишь в диаспоре эта деятельность приобретает настоящий размах. Талмуд уделяет исключительно много места технике ростовщичества: только изучению Торы уделено больше места, говорит Зомбарт. Начиная со времени крестовых походов, ростовщичество, по мнению Зомбарта, становится основным занятием евреев.
Ростовщичество, как и вообще нарушения общепринятых моральных норм ради своей выгоды, принадлежит к числу распространенных человеческих грехов. Ростовщичеством, говорит Зомбарт, занимались и Дельфийский храм в Греции, и средневековые монастыри. Зомбарт приводит множество свидетельств современников о неблаговидных поступках христианских торговцев. Так что реальный успех определяется здесь не наличием субъектов, готовых на такие поступки идти, а возможностью добиться успеха. Успех, выпавший на долю евреев, Зомбарт объясняет тем, что для них речь вообще не шла о нарушении норм деловой морали. С их точки зрения, это и была «разумная», «деловая» мораль, «настоящее право», подчиняющее хозяйственную деятельность примату «дела», дохода. Поэтому среди них в этом направлении успех имели не слабые, уступающие соблазну, а сильные, проникнутые и воодушевленные древними и освященными авторитетом принципами.
Речь шла, по мнению Зомбарта, о столкновении двух диаметрально противоположных систем моральных и правовых норм. В Римском или германском праве все обязательства рассматривались как имеющие исключительно личный характер, а цена определялась, исходя из имеющей личный характер категории «справедливой цены». В Талмуде же представление об обязательстве абстрагировано от человека, может передаваться, становится «требованием на предъявителя». Если понятие о «справедливой цене» там и существует, то лишь в отношении к своим, в применении к чужим представление о «справедливой цене» отсутствует, цена такова, какую реально можно получить. В качестве одного из примеров, иллюстрирующих противоположность этих двух моральных систем, Зомбарт приводит отношение к собственности. В римском праве и праве многих средневековых народов собственность понимается гораздо более лично, больше рассматривается как «продолжение человека», чем теперь. В связи с этим ее отчуждение воспринимается как нечто неестественное, и право обычно стремится его затруднить. В Талмуде же прямо противоположное отношение. Так, если по германскому средневековому праву украденная и потом купленная у вора вещь должна быть безвозмездно возвращена первоначальному владельцу, то Талмуд считает ее собственностью купившего, а первоначальный владелец может ее только выкупить обратно, то есть в первом случае между хозяином и вещью предполагается некая связь, которая не исчезает из-за того, что кто-то другой заплатил за нее какую-то сумму (мы могли бы это сравнить с нашим отношением к похищенному ребенку), во втором же случае это отношение исчерпывается уплатой цены вещи.
