Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции
И наконец, последний источник информации, не менее трудный для интерпретации, — археология, которая занимается как архитектурными памятниками, так и скульптурой и предметами обстановки. Парадоксально, но именно относительно эллинистической эпохи хронологические критерии археологов наиболее расплывчаты. Далее мы увидим причины, объясняющие эту неуверенность. Тем не менее сложность эволюции стилей зачастую ставит в тупик самых опытных специалистов по античной скульптуре до такой степени, что они затрудняются приблизительно датировать даже самые известные и очень характерные памятники, а когда делают это, их предположения расходятся на два-три века. Даже керамика, бывшая до этого периода бесценной помощницей для археологии, теперь становится гораздо менее показательной и в значительной степени утрачивает свою роль «ископаемого ориентира» археолога. Одна лишь нумизматика, хотя в целом ее качество и разнообразие сокращаются, остается ценным источником информации для историка. Что касается архитектуры, то жилые помещения изучены достаточно хорошо благодаря раскопкам в Делосе и Приене. Но нам не известно ничего или крайне мало о дворцах, где жили монархи, и если архитектуру больших городских построек возможно восстановить благодаря нескольким прекрасным утилитарным строениям вроде портика Аттала на афинской Агоре, то следует признать, что главные памятники эпохи эллинизма, храмы или общественные здания, хотя и многочисленны и значительны, еще не стали предметом исследований и публикаций, сравнимых с теми, которые посвящены сохранившимся остаткам памятников древней и классической эпох и которых становится все больше.
* * *Таковы — в своем изобилии, озадачивающем из-за отсутствия четких критериев классификации, и в своей прискорбной недостаточности вследствие губительного воздействия времени — источники сведений, которыми располагает историк и на которые следует опираться, чтобы восстановить своеобразие эллинистического периода в долгой и бурной истории Запада. Что касается хронологических рамок, которых мы вынуждены придерживаться в этой книге, то здесь мнения некоторых специалистов расходятся, правда не существенно: одни считают, что характерные черты эллинистического мира можно обнаружить уже с середины, если не с начала IV века до н. э. Приблизительно 360 год рассматривается как точка отсчета авторитетными учеными. В то же время другие в соответствии с более традиционной точкой зрения склонны принять за начало эллинистической эпохи смерть Александра, 13 июня 323 года до н. э., — удобный ориентир, связанный с важным событием. Третьи считают концом классической эпохи битву при Херонее в 338 году до н. э., которая знаменовала падение греческих полисов перед растущим могуществом македонской монархии.
Каждая из этих точек зрения основана на серьезной аргументации, и очень непросто предпочесть одну из них. Но на самом деле спор на эту тему не более чем академические штудии, поскольку речь идет об искусственной проблеме: эволюция цивилизации и ментальностей, даже глубинная, никогда не совершается одномоментно, за исключением мировой катастрофы, но проявляется постепенно, годами, и только ретроспективный анализ позволяет разглядеть в совокупности фактов те, которые подготовили направление последующего развития или способствовали ему. Определение хронологических рамок, таким образом, необходимо лишь для удобства изложения и ни в коей мере не отражает реальное положение вещей. Поэтому в данной книге мы приняли за исходную точку нашего исследования приход к власти Александра Великого после убийства его отца Филиппа летом 336 года до н. э., — не забывая ни о том, что завоевательная политика имела свои ранние попытки и замыслы, ни о том, что контуры нарождающегося нового мира в какой-то мере уже были намечены в греческом обществе; выбирая эту дату, я хочу подчеркнуть решающую роль, которую сыграл этот великий человек в важном историческом процессе.
Что касается нижней границы, мы придерживаемся общепринятой традиции, которая связывает ее с битвой при Акции 2 сентября 31 года до н. э. В этот день, как и в Марафонской битве, на поле боя столкнулись два типа цивилизации — одна, обращенная к лагидскому Египту и эллинистической Азии, другая — приверженная Риму и латинской традиции, — именно эта последняя одержала верх и благодаря политической системе принципата создала единый средиземноморский мир, восприняв наследие эллинизма и подхватив стремление Александра к мировой монархии. Если до этой даты, несмотря на упорное и успешное продвижение Рима на восток, римская и греческая историографии освещали происходящие события с двух различных точек зрения, двойственность которых значительно усложняла задачу повествователя, то после Акция, со времени создания империи, история обретает свое единство: Рим становится центром мира, и если восточная часть средиземноморского бассейна продолжает говорить на греческом языке и вести обыденную жизнь в рамках полиса, то политика, экономика и даже культура отныне развиваются и изменяются под влиянием Рима. То, что это перелом, очевидно, и понятно, что он является началом новой эры, и в некоторых областях им датируются надписи. Тем не менее образ жизни, сложившийся в эллинистическую эпоху, не исчез в одночасье с созданием империи. Поэтому мы нисколько не противоречим сами себе, когда обращаемся к документам, датированным позже Акция, если в них отражены дух и менталитет эллинистической эпохи, которые имперская эпоха так целиком и не изжила. Но теперь уже пора перейти к делу.
Глава 1 АЛЕКСАНДР И МИРОВАЯ МОНАРХИЯ
Александру, третьему в македонской династии Аргеадов имевшему это имя, едва исполнилось двадцать лет, когда убийство его отца Филиппа летом 336 года до н. э. неожиданно позволило ему получить верховную власть. Отношения между отцом и сыном в последнее время были напряженные, Филипп оставил царицу Олимпиаду, мать Александра, ради нового брака с юной македонянкой Клеопатрой, которая родила ему дочь. Но после смерти царя решительность молодого царевича, которому помогал советами и которого поддерживал один из ближайших друзей его отца, Антипатр, обеспечила ему бесспорное право наследования. Представленный Антипатром собранию македонского народа, он был провозглашен и признан царем. При этом были устранены обвиненные в государственных преступлениях реальные или потенциальные претенденты и противники: двоюродный брат Александра, которого в свое время изгнал Филипп, чтобы тот не занял его место, ребенок Филиппа от Клеопатры, сама Клеопатра, ее дядя Аттал. Эта неблаговидная борьба за наследство, это кровавое сведение счетов продолжалось в течение всей истории эллинистических царских династий. Новый правитель Македонии вскоре заслужит у греков такой же авторитет, который приобрел в их глазах Филипп после своих побед: совет амфиктионии и совет Коринфского союза признают его выдающиеся способности и утвердят его в роли предводителя союзной армии, которая в соответствии с принятым в 337 году до н. э. решением должна была начать военную кампанию в Азии против персидского царя. Александр без колебаний и проволочек взялся за осуществление грандиозных замыслов своего отца.
Несмотря на юный возраст, он был психологически и теоретически к этому готов. Мог ли не верить в свое предназначение наследник рода Аргеадов, возводимого к Гераклу, сыну Зевса? Филипп, стремясь напомнить об этом выдающемся происхождении, выбил в год рождения Александра, в 356 году до н. э., монету с изображением Геракла. По линии своей матери Олимпиады, дочери царя Эпира Неоптолема, Александр был в родстве с древней династией Эакидов, которая восходила к Ахиллесу. Постоянно памятуя как о герое, совершившем двенадцать подвигов, так и о юном герое «Илиады», молодой царь мечтал совершить достойные их деяния. В этом блестящем родстве греки видели источник эллинского духа у македонского царя, который в свою очередь мог рассчитывать на преданность народа, с которым был связан происхождением. Греческие полисы не чувствовали, что объединяются с варваром, потому что уже на протяжении нескольких поколений македонская династия допускалась к участию в Олимпийских играх, как эллины, и одерживала там победы. Согласно преданию, образование юного царевича было поручено греческим учителям, среди которых, возможно, был Анаксимен Лампсакский. Позже Александра с тринадцати до шестнадцати лет, три года, обучал величайший мыслитель того времени Аристотель из Стагира, философский и энциклопедический ум которого глубоко повлиял на его воспитанника. Впоследствии царь любил говорить, что если жизнью он обязан своему отцу Филиппу, то своему учителю Аристотелю он обязан тем, что научился жить благородно. Воспитанный на греческой литературе, он все время перечитывал поэмы Гомера и трагедии Еврипида, которые помнил наизусть целиком. Интерес, который он проявлял во время долгого похода в Азию к экзотическим странам, местным народам, их верованиям и нравам, — это отражение географо-этнографического любопытства, свойственного эллинам со времен Гекатея Милетского и его продолжателя Геродота, которое поддерживалось потом историками вроде Ксенофонта и усиленно развивалось в эпоху Александра благодаря деятельности Аристотеля и его школы. Естественно, Александр в совершенстве владел двумя языками: если к своим подданным и своим верным солдатам он обращался на македонском, то со своими ближайшими соратниками и чужеземцами он общался на аттическом греческом — диалекте, уже широко распространенном в эллинистическом мире вследствие политического, экономического и интеллектуального расцвета Афин.
