Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков
Жилище и одежда провинциального помещика
Действие в пьесе Фонвизина разворачивается в деревне помещиков Простаковых. «Недоросль» построен как картина жизни их семьи, а потому дом Простаковых – место действия комедии. Фонвизин не прописывает в ремарках интерьер этого дома. И тем не менее герои комедии действуют отнюдь не в пределах какого-то условного замкнутого сценического пространства в духе классицистической эстетики. Стоит вспомнить вводную авторскую ремарку к первой комедии Фонвизина «Бригадир»: «Театр представляет комнату, убранную по-деревенски» (действие комедии происходит в деревенской усадьбе, принадлежащей Советнику).
Семейство провинциальных помещиков Простаковых– Скотининых также проживает в своей деревенской усадьбе. Как же мог выглядеть их дом?
В «Записках», относящихся к 1820—1850-м годам, граф М. Бутурлин вспоминал: «С архитектурною утонченностью нынешних вообще построек, при новых понятиях о домашнем комфорте, исчезли повсюду эти неказистые дедовские помещичьи домики, почти все серо-пепельного цвета, тесовая обшивка и тесовые крыши коих никогда не красились».
Мемуарист XVIII века А. Болотов писал о деревенском доме своих родителей, мелкопоместных дворян: «дом мой был… ветх и староманерен… комнаты… и скучны, и темны, и дурны». Жилые покои в таких домах были невелики – от 12 до 25 квадратных метров, окна также были небольшие. Из практических соображений их делали «лежачими» (вытянутыми по горизонтали), выбирая из горизонтальных бревен небольшой фрагмент. Замкнутый образ жизни и не требовал, по-видимому, просторных жилых помещений.
Здесь нет столь обязательных для последующего столетия анфилад, когда пространство свободно перетекало из комнаты в комнату. Если двери соседних помещений и делались на одной оси, то при этом вовсе не предполагалось, что они должны оставаться открытыми.
Такую изолированность помещений можно объяснить еще относительно замкнутым образом жизни многих русских людей середины XVIII века. Многие жили по старине, «по отеческому преданию», как жили отцы и деды. Их дети, уже повидавшие мир, усвоившие новые понятия и представления, возвращаясь в свое родовое гнездо, стремились если не отстроить родительский дом заново, то хотя бы перекроить его внутри. Они прорубали новые двери и окна, перестраивали покои в соответствии с удобствами, что «в старину почтено было смертным грехом и неслыханно отважным предприятием» (А. Болотов).
В деревенских домах обязательно полагалось двое сеней – передние (парадные) и задние, выходившие на задний двор. В сенях обычно устраивали чуланы, которые использовали как кладовые, а также помещения для дворни.
За передними сенями шла длинная и узкая прихожая, или лакейская. Через нее устраивали проход в довольно просторную залу (переднюю комнату). К ней примыкали гостиная и спальня, которая в случае необходимости могла служить другой гостиной. Обычно это были парадные комнаты, где принимали гостей.
Через лакейскую можно было пройти и в хозяйские покои, располагавшиеся в задней половине дома. Хозяйские покои начинались в столовой («жилой комнате»). Из столовой имелся выход в гостиную и в девичью, из которой, в свою очередь, был проход в детскую и хозяйскую спальню (в «Недоросле» именно здесь находится спальня Софьи), а также выход в задние сени и на другое заднее крыльцо.
В каждой комнате стояла большая печь, часто на деревенский манер – с лежанкой, на которой нежились в холода. На чердаке дома располагалась голубятня – место развлечения юного барчука, иногда и самого хозяина.
Дом не был связан никакими правилами «регулярности». Он не являлся раз и навсегда сложившимся организмом. Дом мог достраиваться, но его традиционное внутреннее устройство при этом не менялось. Историк И. Забелин заметил, что не случайно дом «прозывался множественным именем – хоромы». Болотов тоже называл свой дом хоромами.
При разрастании семьи или по мере необходимости можно было пристроить дополнительную хоромину на подклети (нижний ярус двухъярусного дома или избы) или их группу. Деревянные дома или отдельные части к ним всегда можно было купить готовыми в разобранном виде на торгу и в кратчайшие сроки собрать. Различные соединенные вместе части образовывали дом, при этом в его наружном облике как бы не было общей фасадной стены в привычном для нас понимании. Места примыкания внутренних стен в деревянных хоромах были обозначены выводом наружу торцов бревен, а в каменных по аналогии – лопатками.
Во внутреннем убранстве комнат усматривается ряд типовых моментов. В передних сенях, в столовой и некоторых других помещениях в красном углу помещали образа, даже составляли маленькие иконостасы. Стены, обтянутые штофными обоями, украшали картинами и картинками, содержание которых простодушные хозяева подчас и не понимали.
Мебель в деревенских домах мелкопоместных и среднепо-местных дворян являла собой причудливую смесь старины с новизной. В старых домах еще сохранялись изначально встроенные по периметру помещения лавки, нередко украшенные резной «опушкой». Вслед за императорским двором у дворян появляется тяга к роскоши, в результате чего получалось «смешение французского с нижегородским». Диваны, маленькие изящные столики с чайными и кофейными приборами, зеркала в тоненьких золоченых рамах с резными листьями мирно соседствовали с массивными стульями с длинной прямой спинкой, поставцами (старинные посудные стенные шкафчики), многочисленными коробьями и сундуками, где под замком хранили наиболее ценные вещи.
Большой сундук мог служить и лежанкой. Кстати, именно на таком сундуке принимал челобитчиков воевода – батюшка Простаковой и Скотинина, складывая в сундук принесенную очередным просителем мзду. По воспоминаниям г-жи Простаковой, лежа на сундуке с деньгами, он и умер с голоду.
Еще одна любопытная реалия, нашедшая место в пьесе Фонвизина, касается одежды провинциальных помещиков. Со времен Петра I русские дворяне одеваются на европейский манер. В XVIII веке дворяне носили кафтаны, камзолы, короткие панталоны (франц. culotte) – штаны, которые надевались поверх чулок и застегивались пряжкой под коленкой, и башмаки с пряжками. Туалет дополнялся напудренным белым париком.
У Простаковых нет возможности, подобно богатым столичным дворянам, выписывать готовые нарядные костюмы из Парижа и Лондона или хотя бы из Петербурга. Да и вряд ли бы они это стали делать, даже будучи более состоятельными. В провинции предпочитали жить по старинке, обходясь собственными хозяйством и умельцами. Собственный портной есть и у Простаковой. Это крепостной Тришка, который ни у кого не учился, а потому он сшил кафтан сыну Простаковой по собственному разумению.
Кафтан, наиболее популярная форма верхней мужской одежды в XVIII веке, кроился в талию, и, чтобы талия у мужчины казалась тоньше, нижнюю часть кафтана расширяли за счет складок, сборок. С этой же целью в подкладку вшивали пластину китового уса или волосяную ткань. Во второй половине XVIII века складки на кафтане выходят из моды. Кафтан становится прямым с очень высокой талией. В конце XVIII века кафтан у дворян сменяется фраком и на протяжении XIX века сохраняется только в купеческой и крестьянской среде, а также у тех дворян, которые демонстративно подчеркивали свою приверженность к старине. Изменяется только отделка кафтана и качество материи, из которой его шьют. Исчезают позументы, орнамент – кафтан становится однотонным и скромным.
Дворянские привилегии и обязанности
Упоминание о солдатском постое и переполох в доме Простаковых по этому поводу – еще одна важная бытовая реалия деревенской жизни.
Во время военных событий или в период учений, когда войска удалялись на значительное расстояние от мест своего постоянного расположения, на стоянках военнослужащих расквартировывали по частным домам. Этот постой был бесплатный и носил для жителей характер повинности («постойная повинность»). Те домовладельцы, которые сумели каким-то образом избавиться от вторжения ратного люда, самодовольно укрепляли на воротах дощечку с надписью «Свободен от постоя».
У Простаковых были все основания бояться солдатского постоя: они «уж видали виды».
Солдатские постои сопровождались всякого рода безобразиями, повсеместным воровством, что нашло отражение даже в русских пословицах и поговорках: «Не строй дома, постои замучат», «Хоть ложку деревянную, а украсть что-нибудь с постою надо».
Особый размах воровство и прямое мародерство получали во время стоянок военных гарнизонов в деревне. Бравые фельдфебели и солдаты грабили крестьян, выгребая из их домов и амбаров продуктовые запасы, а также одежду, шубы, холсты, не щадили и господский двор, пуская под нож барскую скотину и птицу.
