Язычество Древней Руси - Рыбаков Борис Александрович
Как мы помним, вся сахновская диадема представляет на девяти своих пластинах символически изображенный расцвет весенней природы. Не статику результата развития, а динамику процесса развития от скрытых в земле корней до цветущего луга с многокрасочными цветами. Вдали от композиции "вознесение", на боковых краях диадемы - только корни; на два звена ближе к центру - часть полей покрыта цветами, а в непосредственной близости к юноше, взлетевшему на небо, уже все поля-луга зацвели алыми и белыми цветами. Пора, наконец, раскрыть имя того, кто так умело скрывается под псевдонимом Александра. Юноша, взлетающий на грифонах, нарушает один из основных элементов александрийской легенды: он не держит на копьях конскую печень, как приманку, он не дразнит своих грифонов - те сами возносят его ввысь.
Повелитель грифонов держит в руках русальские жезлы с растительными символами, долженствующими содействовать расцвету природы. Этой функции ускорителя вегетативного процесса у легендарного Александра нет. Зато имя его - "Помогающий людям" - оказалось весьма удобным для выражения языческой сущности небесного божества, с одной стороны, и для мудрого сокрытия этой самой сущности от глаз православных ригористов, с другой стороны. В начале XIII в. образ Иисуса Христа заменил не Александра Македонского, а языческого Дажьбога, бога солнечного тепла и света, сына верховного бога неба. Юноша в одежде, расшитой семенами и цветами, в короне с изображением опыляемых растений, с жезлами вроде русальских "тояг", заклинательная сила которых обращена к земле, над которой летит юный бог - это не царь-завоеватель, не покоритель далеких царств, а доброжелательный бог, покровитель расцветающий природы.
Спустя примерно полвека, этого царственного юношу на центральной пластине другой диадемы заменит Иисус Христос, но на боковых конечных щитках этой поздней диадемы останется все же напоминание о языческом прошлом: там мы увидим совершенно не гармонирующие с торжественным православным деисусным чином изображения девичьих головок в кокошниках и опыляемого растения. Одна из девушек оказалась в непосредственном соседстве с апостолом, которому приписывают слова: "смотряяй на жену с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем".
Мифологическим прообразом преславско-сахновского юноши, летящего на грифонах-дивах над расцветающими лугами, мог быть греческий Аполлон, улетавший на зиму на север, к гиперборейцам, и возвращавшийся к людям на весну и лето ради расцвета природы. В этом смысле Аполлон был мужским аналогом (не ипостасью) Персефоны, похищенной Аидом на цветущем лугу и так же, как и Аполлон, возвращавшейся на землю на весну и лето. Для нас наибольший интерес представляют сведения одной из русских редакций Александрии о том, что отцом Александра является бог Аполлон:
"Римляне "богу своему Аполлону притекоша во храм" моляхуся ему, чтобы им возвестил о Александре. Он же во сне им явлься и рече им: "Мужи великого Рима! Не бойтесь Александра - мой бо сын Александр…" (Александрия. М.; Л., 1965, с. 20.)
Славянским языческим солнечным божеством, соответствующим Аполлону, был Дажьбог, сын небесного Сварога (Стрибога). (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 434, 500-503.) Существуют две формы написания имени божества: "Дажьбог" и "Даждьбог", что следует, очевидно, считать двумя этапами в эволюции представлений о солнечном боге. Первоначально бог солнца, дня и света был связан с такими индоевропейскими корнями, как санскритское "dahati" - жечь, палить, "dagha" - спаленный, а постепенно в земледельческой среде родилась вторая форма - "Даждьбог" (deus dator), бог податель благ. Русские источники знают обе формы. ( Niederle L. Указ, соч., с. 111.)
Дажьбог известен и южным славянам. Сербский Дабог хорошо отражен в фольклоре. Это - соперник христианского бога, "сильный", как господь бог на небесах и вместе с тем - "царь на земле". Как и античному Аполлону, ему служат волки. Иногда Дабог выступает в качестве божества золота и серебра и божества плодородия. (Кулишиh Ш. Српски митолошки речник. Белград, 1970, с. 101.)
В русском фольклоре Дажьбог не дожил до эпохи этнографических записей; быть может, его в какой-то мере заслонил Ярило. В праславянском мифотворчестве Дажьбог соответствует мифическому царю и родоначальнику Кола-ксаю, по имени которого среднеднепровские пахари именовались сколотами. Имя же царя-родоначальника расшифровывается как "Солнце-царь". Автор "Слова о полку Игореве" рассматривает Русь, как "жизнь даждьбожа внука", а русское войско, как "силы даждьбожа внука".
Неопределенная форма не позволяет точнее определить, идет ли речь о князе или же (что более вероятно) о русском народе в целом, символизированном во "внуке".
Возведение генеалогии того или иного народа к божественному предку, хорошо прослеженное фольклористами, документировано и средневековыми источниками. Автор "Сказания о посте" (XII - XIII вв.) облек эту мысль в форму монолога бога, обращенного к человеку: "… Почто мя не чтеши? А аз - твой бог, Я же - твой царь, я же - твой прадед!… (Гальковский Н. М. Борьба христианства…, т. II, с. 155.)
В этом смысле все русские люди были потомками и царя Кола-ксая и божества Дажьбога (оба они "солнце-цари"). Греческий Аполлон - сын верховного громовержца Зевса: славянский Дажьбог - сын небесного Сварога (Рода, Стрибога). Юноша в цветущей короне полностью подходит к роли этого второго по значению божества, а распространенная легенда о временном вознесении юного царя Александра на небо вполне подходила для завуалирования языческой сущности центральной композиции диадемы киевской княгини. К этому времени, как мы уже видели, в русских княжеско-боярских кругах очень оживился интерес к прадедовским языческим верованиям. Композиция "вознесение Александра" оказалась настолько удачной маскировкой образа солнечного Дажьбога, что распространилась широко по Руси, проникая даже в села. Устойчивость композиции взлета на двух грифонах позволяет привлечь к этой теме и древнерусское шитье. В составе владимирского клада 1865 г. сохранились фрагменты тканей: на очелье (или на "ожерелке"?) повторена, в качестве орнаментального раппорта, композиция "восхождения", сохранившаяся в обобщенном силуэтном виде.(Гущин А. С. Памятники…, с. 73, табл. XVIII, № I.) Четко видна голова Александра, распростертые руки с кормом для грифонов и фигуры самих грифонов с повернутыми к Александру головами. (Рис. 113). Очень близкой является подобная силуэтная вышивка золотными нитями из подмосковного вятического кургана в Пушкине. (Фехнер М. В. Золотное шитье Владимиро-Суздальской Руси. - В кн.: Средневековая Русь. М., 1976, с. 223 - 224, рис. 1 на с. 223.)
В комплексе женского наряда очелье или стоячий воротничок вокруг шеи в равной мере отражали верхний ярус личного микрокосма женщины. Для очелья больше подходило бы единичное изображение, подобно изображению на диадеме. В приведенных же примерах многократность изображений говорит в пользу воротничка, охватывающего шею полной окружностью и тем самым обороняющего свою владелицу от "упырей" и "навий" со всех сторон. На всей окружности ворота должно было быть шесть композиций "вознесения". Еще одним (крайне неожиданным) примером кругового расположения композиций "вознесения Александра" является саккос московского митрополита Алексея, подол которого расшит жемчугом и золотыми бляшками с эмалью XII в. Вся орнаментика саккоса восходит, по-видимому, к середине или второй половине XII в. Только знакомство с упомянутыми выше шитыми силуэтными изображениями этой композиции (повторенной несколько раз) позволит нам подойти в расшифровке широкой орнаментальной полосы на облачении митрополита. Первоначальная вышивка или аппликация густо усажена жемчугом, и четкость силуэта несколько нарушена. Но все же можно установить здесь очень крупные композиции "вознесения Александра" двух видов: в одном случае фигуры грифонов угадываются легко, а в другом они слишком сильно обобщены. Композиции второго типа, вписывающиеся в треугольник, помещены правильно - Александр наверху, грифоны внизу. Композиции же первого типа, подчиняющиеся фигуре трапеции, даны в перевернутом виде, лапами грифонов вверх. (Рыбаков Б. А. Прикладное искусство, с. 82, рис. 113, с. 85, рис. 117.)