Ада Баскина - Мальта и мальтийцы. О чем молчат путеводители
– Это что, плохо? Слушаться родителей – разве это минус?
– Плюс, большой плюс, но… времена-то меняются. В моем детстве такое послушание было принято. А сейчас мои ребята могут и поспорить со мной, и ослушаться, и даже нагрубить. Так принято среди их сверстников. И я обязан с этим считаться. Моим родителям было легче: сказано – сделано. Нам сейчас значительно труднее: мало сказать, надо чтобы это дошло до ребенка.
– И как вы реагируете на непослушание?
– Убеждаю, пока хватает терпения, а потом срываюсь, могу взорваться, накричать. Но тогда Янулла меня останавливает – «Если ты будешь кричать, они станут тебе подражать». Так что воспитание – это дело взаимное.
– А что в нем главное?
– Я думаю, последовательность. Я-то не всегда добиваюсь своего – характера не хватает. А вот жена…
О принципе своего общения с детьми Янулла рассказывает мне так:
– Я стараюсь каждого из них понять. И прощаю то, что они делают не умышленно, а просто в силу своего характера. Джулиан порывист, не очень аккуратен, берется сразу за несколько дел, разбрасывает вещи. Уильям, наоборот, весьма педантичен. Он живет по плану. Время его расписано. И если надо что-то поменять местами, для него это целая драма. «Сынок, – говорю, – я обещала пойти с тобой на футбол, но позвонила бабушка, хочет приехать. Нам надо ее принять. Давай пойдем в другой день». Он – в крик, в слезы: «Я же уже все подготовил, я же ждал этого целую неделю». Я не сержусь, я его понимаю. Или Джулиан разбросал свои вещи. Ленится их убрать. Я не сержусь, просто несколько раз напоминаю ему об этом. И не отхожу, пока он не уберет.
– Значит, никаких наказаний не применяете?
– Применяю. Андрей иногда даже укоряет меня за это. Говорит: «Ты как кремень. Сказала – не отступишь». Это правда. Я стараюсь быть последовательной.
…В то воскресное утро ничто не предвещало неприятностей. Настроение было отличное, и все принялись строить планы на выходной. Узнав пожелания, Янулла их огласила: «С утра едем к бабушке на пироги. Потом – в Детский центр (где куча всяких аттракционов). Потом…»
Впрочем, что было потом, уже значения не имело. Братья завопили «Ура!», принялись прыгать, потом в шутку толкаться, мутузить друг друга. Довольно скоро эта шутливая возня перешла в стадию нешутливой. Мать, заметив новый оттенок борьбы, попросила ее прекратить. Не подействовало. Она повторила – та же реакция. Мальчишки вошли во вкус, борьба становилась похожей на драку.
У отца лопнуло терпение, он закричал на ребят. Но Янулла его остановила. Очень спокойно она сказала: «Если вы не слушаетесь, значит, после бабушки мы едем сразу домой». И ушла в кухню, утащив с собой Андрея.
Драка прекратилась через некоторое время сама собой. Хорошее настроение вернулось, все семейство побежало в гараж рассаживаться в машине.
В гостях у бабушки дети были милы, послушны; бабушка их хвалила. Так что на обратном пути мальчики удивились, когда обнаружили, что машина везет их прямиком домой. «Нам же в другую сторону, – закричали они. – Детский центр вон там». – «А мы туда не поедем, – сказала Янулла. – Я ведь предупредила: не прекратите возню – в Центр не поедем». – «Но мы же прекратили», – возразил разумный Уильям. «Но мы же хорошо себя вели у бабушки!» – возмутился вспыльчивый Джулиан.
Андрей, который вел машину, приостановил ее, губами прошептал жене: «Может, правда, забудем?»
«Нет, – решительно сказала Янулла, – я своего решения отменять не буду. Неважно, когда вы закончили возню и как себя вели потом. Тогда вы меня не послушались. Я вас предупредила – Детского центра не будет».
– Дети рыдали, – вспоминает Янулла. – Андрей умоляюще смотрел на меня. Я сама готова была разрыдаться. Я ведь так редко их наказываю. Но если уж дети заслужили наказание, нужно настоять на своем.
– У Януллы – характер! – говорит Андрей, вкладывая в это слово уважение и даже восхищение.
Он вообще, как я заметила, уважает в ней то, чего лишен сам. Например, перфекционизм. Не знаю, где уж строитель, далекий от психологии, мог слышать это слово. Но именно его он употребляет, когда говорит:
– Все, что Янулла делает, она должна сделать на отлично. Например, порядок в доме. Я человек не очень аккуратный. Поищу нужный мне журнал, а остальные забуду положить обратно в стопку.
Янулле этого не понять:
– Неужели это так трудно: нашел нужное – остальное положил на место?
Она постоянно упрекает мужа за это.
– Да ведь у нее «на место» значит: хлебница – на середине стола, кувшин с водой – слева, бокалы – строго по прямой, и ни на сантиметр в сторону. Перфекционистка!
По-разному относятся они к противоречиям между собой.
– Мы практически никогда не ссоримся, – уверен Андрей.
– Ссоримся, ссоримся! – смеясь, добавляет Янулла.
Конфликтов у них не может не быть по определению: очень уж они разные. Янулла ценит стабильность, не терпит перемен, любит свой дом. Я имею в виду само строение. Да, оно не новое, в нем много недостатков, которые, считает она, надо исправлять самим: ремонтировать, осушать, утеплять. Андрей, напротив, долго не может быть привязан к какому-нибудь занятию. Он работает проект-менеджером, то есть осуществляет строительство проекта, задуманного архитектором.
– Знаете, за что я люблю свою работу? – говорит он. – За то, что как только объект построен, я тут же берусь за новый.
Что касается дома, Андрей не готов в нем жить долго. По секрету от Януллы он долго ходил по городу, присматривался к новостройкам. Однажды увидел новенький дом, на нем висело объявление о продаже. Он долго думал, как сказать об этом жене. А когда сказал, Янулла возмутилась:
– Мы еще не выплатили долги за наш дом, и у нас столько необходимых расходов, да как такое тебе могло прийти в голову?!
– А может, все-таки… – начал было он.
– Покупай! Будешь жить в нем один.
Это была едва ли не самая крупная ссора. Но угроза Януллы, я думаю, была, скорее всего, шуточная. Вообще шутливость – это стиль их отношений.
Я живу в их доме, на третьем этаже. Андрей часто поднимается ко мне наверх: я беру у него интервью.
– Ада, по-моему, мой муж собирается навсегда к вам переселиться? – спрашивает Янулла.
– У Ады ко мне столько вопросов, что мне проще у нее остаться, чем каждый раз подниматься по лестнице, – отшучивается Андрей.
В другой раз я вижу, что, собираясь в церковь, Янулла нарядилась.
– Не боитесь отпускать такую красивую жену одну? – шучу я.
– Боюсь, ужасно боюсь, – в тон мне отвечает Андрей.
Я давно заметила, что чем счастливее супруги, тем чаще они шутят и подтрунивают друг над другом.
БОЛЬШАЯ РОДНЯ
Я вхожу в этот дом и сразу попадаю в атмосферу теплого родственного общения. Такую атмосферу я люблю и очень ценю. Я всегда мечтала о большой родне, но у меня никогда ее не было. Дедушка с бабушкой, родители отца, жили в другом городе, а родители мамы рано ушли из жизни. Я была единственной дочерью и, кроме двоюродной сестры, самого близкого человека, с другими родственниками общалась редко. Кузены, кузины, двоюродные и внучатые племянники – с ними я встречалась на юбилеях и похоронах. У нас не было общих интересов или друзей. И считалось, что собираться вместе нет смысла.
А вот мальтийцы думают иначе.
– Я постоянно чувствую поддержку и помощь большой семьи и очень это ценю, – так говорит отнюдь не мальтийка, а русская женщина.
Дом, в который я вхожу, принадлежит ее свекру, Кармелю Камиллери. Хозяин выходит мне навстречу и сразу покоряет своей живостью и непосредственностью. Он невысок, худощав и, несмотря на свои шестьдесят пять, очень подвижен.
– Идем, идем, я покажу вам свой сад, – тащит он меня куда-то вглубь, к противоположному выходу. Хотя мне интересно посмотреть именно дом: он большой и очень красивый. И я прошу его об этом, но он отмахивается: – Это потом, потом…
Сад тоже красив. Много зелени, цветов, фруктовых деревьев. Все это еще пышно декорировано бумажными цветами, лентами, разноцветными фонариками. В саду бегают дети: девочка и двое мальчиков. И я понимаю, почему хозяин повел меня именно сюда: сад, конечно, его гордость, но дело скорее во внуках. Как истинный мальтиец, он убежден, что они-то и есть смысл его жизни. Девочка возит куклу в коляске, мальчики затеяли игру в футбол. То и дело кто-то из них подходит к деду. Мальчики просто постоят рядом, потрутся о его плечо, а девочка взгромождается на колени. Потом все трое начинают игру в догонялки. Надо отдать им должное, к взрослым они не пристают, внимания к себе не требуют и беседовать нисколько не мешают.
Кармель рассказывает, как долгие годы трудился на каменоломне, стал одним из ее совладельцев. У него и сейчас черные ободки под ногтями – это каменная пыль, она въедается навсегда.
– А теперь, когда я на пенсии, я хочу жить интересной жизнью.
В понятие «интересная жизнь» он вкладывает, в частности, общение с иностранцами. Часто ходит в туристический центр, знакомится с туристами, а потом приглашает их домой и живо интересуется тем, что происходит в других странах мира. Вот и меня он расспрашивает о России, задает вопросов едва ли не больше, чем я ему. Хотя это все-таки я собираюсь писать о нем, а не наоборот.
