Константин Коровин - Константин Коровин вспоминает…
210
До поступления в Училище Головин посещал Катковский лицей и частную гимназию Л. И. Поливанова.
211
Как видно из переписки Поленовых, сам Василий Дмитриевич, а впоследствии и члены его семьи исключительно внимательно отнеслись к талантливому юноше. Головин приходил к ним домой на рисовальные и акварельные собрания, показывал им свои работы и советовался по интересовавшим его вопросам искусства, благодаря их помощи и содействию участвовал на некоторых московских выставках и совершал путешествия по Западной Европе. Наконец, по рекомендации Поленова Головин стал декоратором казенных театров.
Впоследствии, вспоминая ученические годы, Головин так объяснял свое тяготение к В. Д. Поленову: «…яркой фигурой представляется мне В. Д. Поленов. Его картины восхищали всех нас своей красочностью, обилием в них солнца и воздуха. После пасмурной живописи „передвижников“ это было настоящее откровение <…> Влияние Поленова на художественную молодежь 80-х и 90-х годов было весьма заметно. Около него и его сестры, художницы Е. Д. Поленовой, группировались начинающие художники. К их отзывам прислушивались, их похвалой дорожили <…> Кроме того, нужно сказать, что Поленов располагал к себе и как человек внимательный и сердечный. Художники той эпохи не блистали культурностью, а Поленов был человек всесторонне образованный, — это опять же выделяло его» (А. Я. Головин. С. 22).
212
Участие Головина во Всемирной выставке в Париже в 1900 году не ограничивалось экспонированием своих работ. Вот что он сам говорит: «В 1898 г. Коровину и мне была поручена художественная организация русского кустарного отдела <…> По проекту Коровина была исполнена внешняя отделка павильона, остальное пришлось на мою долю <…> Работа по организации русского павильона в Париже заняла почти два года. Зато нам удалось, как мне кажется, представить русское кустарное искусство достаточно интересно и показательно. На выставке были собраны всевозможные образцы резьбы по дереву, керамика работы московских художников и различные бытовые крестьянские вещи, собранные на Севере, — сани, упряжь, валенки, вышивки и пр. Чтобы наглядно познакомить публику с бытом русского крестьянства, была устроена целая маленькая избушка» (А. Я. Головин. С. 69).
На Всемирной выставке в Париже Головин был удостоен золотой медали по отделу прикладного искусства и серебряной — за майолики.
213
В «Воспоминаниях» Теляковского (с. 168) встречается такое высказывание: «А. Головин был слабохарактерен, относительно сроков работы был кунктатором (от латинского cunctator — медлительный), и если к нему не приставать, за работою его не следить, он любую постановку лет двадцать пять бы проработал. Ему все казалось, что еще не готово, можно было бы лучше написать и еще детальнее разработать вновь найденные материалы».
214
Здесь Коровин не точен. Теляковский был назначен 7 мая 1898 года, а первое упоминание о самом Коровине встречается в дневнике Теляковского лишь спустя год, в записи от 7–11 мая 1899 года. Что касается приглашения Головина в императорские театры, то об этом см. автобиографическое повествование «Моя жизнь» (с. 60) и примеч. 72.
215
Арсений Николаевич Корещенко (1870–1921) — композитор, пианист, дирижер и педагог.
Либретто к опере «Ледяной дом» написал М. И. Чайковский. Головин, который исполнил к ней декорации и костюмы, говорил, что «с увлечением взялся за воспроизведение мрачной эпохи Бирона», поскольку сюжет показался ему интересным, хотя сама опера «не отличалась музыкальными достоинствами» (А. Я. Головин. С. 53).
216
Премьера оперы «Ледяной дом» состоялась в Большом театре 7 ноября 1900 года. Московская газета «Новости дня» (1900. № 6274. 7 ноября) считала, что постановка оперы была «за некоторыми вычетами, прекрасна». Другая известная газета «Русское слово» (1900. № 310. 8 ноября) утверждала: «Постановка очень недурна, но особенною роскошью, как предполагалось, не блещет. Костюмы хороши. Из исполнителей следует отметить лишь г. Шаляпина, сумевшего из небольшой роли Бирона сделать очень законченную фигуру». Опера, как можно судить по откликам печати, успехом у публики не пользовалась.
217
Борис Михайлович Кустодиев (1878–1927) был в императорских театрах помощником декоратора с 4 декабря 1907 по 4 марта 1908 года. Касаясь привлечения к работе Кустодиева, Головин писал впоследствии: «Он уже тогда был известен своим сотрудничеством с Репиным при создании картины последнего „Заседание Государственного совета“ <…> Среди художественной молодежи это был один из самых талантливых людей» (А. Я. Головин. С. 83).
218
Бер Израилевич Анисфельд (род. в 1879) — художник-декоратор; в 1900-х годах принимал участие в оформлении некоторых спектаклей, поставленных в Русских сезонах в Париже.
219
Премьера балета «Волшебное зеркало» в Мариинском театре — музыка А. Н. Корещенко, балетмейстер М. И. Петипа, декорации и костюмы А. Я. Головина — состоялась 9 февраля 1903 года. На следующий день в «Петербургской газете», в которой театральные события освещались с точки зрения балетоманов, враждовавших с Теляковским и перенесших поэтому свою неприязнь к нему на Коровина и Головина, появилась большая статья о спектакле. В ней, в частности, в отношении оформления говорилось: «Кто-то остроумно выразился, что вчерашнее „Волшебное зеркало“ как нельзя более рельефно отразило всю уродливость пресловутого „декадентства“. Разумеется, это относилось лишь к внешней стороне балета. Действительно, декоратор Головин сделал все возможное, чтобы исковеркать грациозное детище неувядаемого М. Петипа. В первом действии декорация должна была изображать „Сад перед дворцом“, но вместо сада публика увидела какую-то аляповатую мазню, похожую по форме на те „заставки“, в которых тот же г. Головин изощряется на страницах пресловутого журнала „Мир искусства“ <…> Костюмы удачнее декораций, но я бы их назвал чересчур сложными в смысле изобилия красочности и всевозможных украшений. Кроме того, их ни в коем случае нельзя назвать выдержанными. Тона самые разнородные и совсем не гармонирующие друг с другом <…> Было очевидно, что декадентская обстановка пришлась не по вкусу большинству зрителей. Довольны были внешней стороной спектакля лишь сами декаденты, которые явились, кажется, „in corpore“ (в полном составе (лат.)), во главе со своим „старостой“, как назвал г. Дягилева В. В. Стасов. „Неужели вам подобные декорации могут нравиться?“ — спросил я у г. Дягилева. „Даже очень… Им недостает некоторой законченности, но, в общем, они красивы…“ Недостает законченности! В том-то вся и беда, что гг. декаденты возводят „незаконченность“ в принцип своей школы» (N. N. Бенефис М. И. Петипа. Новый балет «Волшебное зеркало» // Петербургская газета. 1903. № 40. 10 февраля).
Спустя несколько дней эта же газета напечатала другую статью, в которой сводила на нет театральные достижения Коровина и Головина как декораторов и предлагала ограничить сферу их деятельности. Автор статьи, ссылаясь на «сведущего человека», с которым он имел беседу, писал: «О декорациях лишь тогда заговорили, когда за них взялись гг. Головины и Коровины, а пока они были в руках таких мастеров своего дела, как Шишков и Бочаров, о них молчали… Но это еще не так важно. Гораздо важнее самый факт передачи декоративного дела в руки гг. Головиных и Коровиных. Всякое дело требует прежде всего своего специалиста, а гг. Головиных и Коровиных ни в коем случае нельзя назвать специалистами декоративного дела. Быть хорошим художником не значит еще быть хорошим декоратором… От декоратора требуется масса технических познаний, как-то: знание линейной перспективы, знание сцены и тех бесчисленных условностей, которых она требует от живописи, знакомство с архитектурой театра, с машинным делом, наукой о светотени и т. д. и т. д. <…> Декорации же гг. Коровиных и Головиных ни в коем случае нельзя назвать удовлетворяющими техническим требованиям. С чисто художественной стороны они, может быть, красивы, но в остальном имеют эскизный характер. Это именно эскизы, которые, по замечанию одного сведущего человека, можно очень интересно разработать, если их передать в руки специалиста» (Р. Современные декорации // Петербургская газета. 1903. № 46. 16 февраля).
В то же самое время когда Коровину и Головину пришлось перенести подобные нападки от тех, кто не понимал, или не принимал их театральную деятельность, или, наконец, в силу разных причин враждебно к ним относился, им довелось услышать критические замечания и от благожелательно настроенных к ним лиц в связи с той же работой в театре. В этом случае в их адрес высказывались такие слова: «Коровин и Головин собираются, кажется, посвятить свои из ряду вон выдающиеся колористические дарования театру, привлекающему, впрочем, и А. Бенуа и других. Не скрою, что это внушает мне немало сожаления, в особенности за Коровина, которого я, не обинуясь, назову первым живописцем России в смысле мощи красочного мировоззрения. Я знаю, сколько тут можно внести новаторства и искусства, но затрата такой силы кажется слишком роскошной для этой цели» (Сыркин М. Новое искусство в Петербурге // Курьер. 1903. № 23. 21 марта).
