Историки Греции - Геродот Галикарнасский
106. Скифы обладали Азиею двадцать восемь лет, и все в ней приведено было в расстройство спесью их и презрительностию. Ибо кроме дани, собираемой поголовно с каждого племени, они делали наезды, похищая все, что было у каждого. Наконец Киаксар и мидяне, большую часть их угостив и напоив, их перерезали; и таким-то образом мидяне власть свою восстановили и вернулись к обладанию всем, чем обладали прежде. Сверх сего овладели они и Нином (а как овладели, о том будет изъяснено в других повествованиях)41 и покорили власти своей ассириян, кроме лишь области Вавилонской. По сем Киаксар скончался, а царствования его было сорок лет, считая и годы скифского владычества.
107. Преемником престола был Астиаг, сын Киаксара. У него была дочь, которой дал он имя Мандана. Однажды привиделось ему во сне, будто она столько испустила мочи, что не только наводнила ею город его, но и всю Азию. Предложив сей сон волхвам,42 толковавшим сновидения, услышал он их ответ и устрашился. Посему, когда пришло Мандане время замужества, Астиаг, боясь сновидения, не стал выдавать ее ни за кого из мидян, достойного ее происхождения, а выдал за перса, имя которому было Камбис: был он рода доброго и нрава кроткого, но почитался Астиагом много ниже даже среднего мидянина.
108. По вступлении Камбиса в брак с Манданою Астиаг в первый же год увидел другой сон. Ему привиделось, будто бы из детородных частей дочери его произросла виноградная лоза, и та лоза простерлась над всею Азиею. Увидев сие и вновь предложив снотолкователям, послал он в Персию за дочерью, которая была тогда беременна, и держал ее под стражею, вознамерясь умертвить дитя, коим она разрешится: ибо волхвы по сновидению предсказали ему, что отпрыск его дочери будет царствовать вместо него.
Опасаясь сего, Астиаг, как скоро Кир родился, призвал к себе Гарпага, ближнего мужа и вернейшего из мидян, на коего он во всем полагался, и сказал ему так: «Гарпаг! доверяю тебе дело, коим не пренебреги и не обмани меня из угождения другим, дабы не пришлось тебе худо впоследствии. Возьми дитя, рожденное Манданою, унеси его к себе, убей и засим похорони так, как тебе рассудится». Гарпаг ответствовал: «Государь! как доныне ты никогда не видел от меня ничего неугодного, так и впредь я постараюсь ни в чем не быть виновным пред тобою: если угодно тебе, чтоб было так, то мой долг — с охотою покорствовать».
109. После сего ответа Гарпаг, приняв младенца, обряженного на смерть, пошел в слезах домой, а пришед, рассказал жене своей все, что Астиаг с ним говорил. И жена его спросила: «Что ж ты думаешь теперь сделать?» Гарпаг ей ответствовал: «Повеления Астиагова не исполнять: и хотя бы он обезумел и стал яриться хуже нынешнего, я не послушаю его и не совершу сего убийства. Много я имею причин не убивать его: младенец сей мне сродник, а царь Астиаг уже стар и не имеет детей мужеского пола; если же по смерти его должно будет царству перейти к его дочери, коей сына хочет он ныне чрез меня убить, то разве сие не станет мне величайшею опасностью? Однако ради безопасности моей нужно, дабы дитя сие погибло: но да будет убийцею его кто-либо из людей Астиаговых, а не моих».
110. Так сказал он и тотчас послал за одним пастухом Астиаговым, о коем знал, что пастбища его на горах, преизобилующих зверьми, и тем весьма удобны. Имя ему было Митрадат, а женат он был на такой же невольнице, как и сам, имя же ей было по-эллински «Собака», по-мидийски же «спако»,43 ибо слово сие у мидян означает собаку. Горные места, где сей пастух для волов своих имел пастбища, находились к северу от Агбатан в сторону Понта Евксинского: здесь, в краю саспиров, мидийская страна весьма гориста, высока и изобилует густыми лесами, в прочих же местах она ровная. Позванный пастух немедленно пришел, и Гарпаг сказал ему: «Астиаг тебе повелевает взять сего младенца и бросить его в самом диком месте на горах, чтобы он как можно скорее умер; и еще он повелевает сказать тебе, что если ты его не убьешь, а сбережешь каким-либо образом, то сам погибнешь жесточайшею смертию. Мне же повелено присмотреть, как ты его выбросишь».
111. Выслушав сие и взяв младенца, пастух пошел с ним в свою хижину. А на то время случилось, что и жена его, весь день страдавшая родами, тут произволением божеским родила, пока был он в городе. Оба они друг о друге беспокоились: пастух, тревожась о родах жены своей, а жена о том, что не в обычае было у Гарпага посылать за мужем ее. Когда же возвратился он домой и встал над ней, то жена, увидев вдруг его сверх чаяния, тотчас спросила, зачем Гарпаг посылал за ним с такою поспешностию. Пастух сказал ей так: «Жена! видел я в городе и слышал такое, чего не должен бы я знать и чему не должно бы и быть в доме наших господ. Весь Гарпагов дом наполнен был рыданиями; пораженный сим, вхожу туда и, вошед, вижу лежащего младенца, трепещущего и кричащего, украшенного золотом и испещренною одеждою. И как увидел меня Гарпаг, то повелел мне того младенца взять, унести и бросить на горах, где более всего зверей; таково, сказал он, приказание Астиагово, и сильно грозил мне, если я того не сделаю. Я того младенца взял и понес с собою, полагая, что он чей-либо из служителей, ибо неоткуда было мне знать, чей он, и только дивно было видеть, как украшен он золотом и одеждою, и что в доме у Гарпага такой великий плач. Вскоре, однако ж, на дороге все узнал я от служителя, который вручил мне дитя и провожал меня с ним за город: будто это сын Манданы, дочери Астиаговой, и Камбиса, сына Кирова, и что Астиаг велит мне убить его. Теперь гляди: вот он».
112. С сими словами пастух раскрыл младенца и показал жене. А она, увидев дитя здоровое и красивое, стала плакать и, обняв колена мужа, умоляла его никоим образом не выбрасывать младенца. Но муж отвечал, что ему невозможно не исполнить оного, ибо придут от Гарпага соглядатаи, и он нещадно погибнет, ежели не сделает приказанного. Жена, видя, что муж ее не убеждается, в другой раз говорит ему: «Как я не могу тебя уговорить его не выбрасывать и необходимо нужно показать его выброшенного, то сделай вот как: и я родила ребенка, но родила мертвого, возьми же его и положи в лесу; а дитя дочери Астиаговой мы станем воспитывать, как свое собственное. Таким образом ни тебя не уличат в ослушании господам, ни мы не будем виновниками худого дела: умершее дитя получит царское погребение, а оставшееся в живых не лишится жизни».
113. Пастух рассудил, что жена его говорит весьма разумное, и он тотчас так и поступил: младенца, принесенного им для умерщвления, отдал жене, а своего, мертвого, положил в кузовок, в коем принес первого, и, нарядив во весь наряд его, отнес на горы в самое дикое место. По прошествии трех дней, как младенец был выброшен, пастух пошел в город, оставив сторожем при выброшенном своего подпаска; и пришед к Гарпагу, объявил ему, что готов показать труп младенца. Гарпаг же, послав с ним вернейших из своих оруженосцев и чрез них удостоверившись, погребает сына Пастухова; другого же ребенка, ставшего потом известным под именем Кира, взяла и воспитала Пастухова жена, давши ему имя не Кира, но другое.
114. Когда дитяти исполнилось десять лет, его узнали по одному приключению. В той деревне, где стояли те паственные стада, ребенок сей часто играл на дороге с другими своими сверстниками. Дети сии, несмотря на то что слыл он Пастуховым сыном, выбрали его в игре своим царем. Он же, выбранный, всех распорядил так, чтобы одни строили дворец, другие были телохранителями, один значился оком царевым, другой стоял у приема вестовщиков, и у каждого была своя должность. Между сими детьми был игравший сын Артембара, человека знатного между мидянами, и как он приказаниям Кировым не повиновался, то Кир велел другим мальчикам его поймать. Те подчинились, и Кир жестоко наказал ослушника бичом. Мальчик, вознегодовав на недостойное с ним обращение, как скоро был отпущен, побежал в город к отцу своему с жалобою на обиду, понесенную от Кира, называя его, однако, не Киром, ибо он тогда еще не имел сего имени, но сыном пастуха Астиагова. Артембар, разгневанный, тотчас и вместе с сыном пришел к Астиагу жаловаться на бесчестие, ему причиненное, с такими словами: «Государь! раб твой, сын пастушеский, вот каковым образом надмевается над нами!» — и показал царю плечи сына своего.
