Карлен Даллакян - Новая цивилизационная парадигма
Индийская культура была не только не историчной, но и не пространственной, так как уносила человека в нирвану, называя все сущее лишь иллюзией. В Индии, вместо воли к длительности и завоеванию пространства, культивировалась воля к духовному совершенствованию. Слишком жесткая кастовая дифференциация могла сохраниться лишь при условии принятия ее всеми членами общества. Для этого, как ничто лучше, подходила идея иллюзорности мира, которая имела революционное значение для представителей низших сословий и каст, которые могли совершенствоваться в духовном мире, не имея совершенно никаких ограничений. Конечно же, индийскую культуру нельзя сводить лишь к буддизму, так как в ней имеет место наличие богатого спектра философских учений, включая и материалистические, такие как Чарвака Локаята и другие, но все же буддизм, как древнейшая мировая религия, концентрирует в себе характерные черты индийского мировосприятия и мировоззрения в целом.
Смеем предположить, что одной из причин такого различия культур является пространственное расположение этих стран. Греция представляет собой морскую страну, в то время как, например, Египет, хоть и имеет выход к морю, но все же является в большей степени материковой страной. В морской культуре воля к длительности, физически ограниченная морскими границами, заменяется волей к отвоевыванию пространства. Отсюда воля к завоеванию, воля к власти.
Не в меньшей мере повлияла на культурное развитие человечества культура Древнего Китая, его философия, прежде всего, такие направления как конфуцианство, даосизм, легизм. Интересно, что эти философские системы не стали для сознания современного китайца лишь информацией из далекого исторического прошлого. Трепетное отношение населения современного Китая к своим духовным корням, заложенное их великими Учителями, актуализирует духовные ценности этой древнейшей культуры. Прежде всего, принципы конфуцианской философии – Жэнь, Ли, У-вэй, в определенной мере, способствовавшие современному возрождению Китая.
На наш взгляд, некоторые из этих принципов должны быть сегодня переосмыслены в русле адаптации к современной поликультурной супертехнологической жизни. Например, принцип гуманизма или принцип Жэнь, в основании которого лежит императив: «Не поступай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы поступали с тобой». Как известно, этот тезис выступил в качестве основания христианкой морали и был использован в Библии, а Имануил Кант назвал его «золотым правилом» этики или категорическим императивом. Действительно, если бы это было возможно для всех людей, обществ и государств! Но, мы же видим соринку в чужом глазу, а в собственном – и бревна не замечаем! К сожалению, так устроена психика человека, ослепленного эгоцентризмом, о необходимости преодоления которого тысячелетия говорят философы.
Более того, современное капиталистическое общество зиждется на пестовании человеческого эгоизма и эгоцентризма, на специальном, целенаправленном формировании его, как необходимого элемента общества массового потребления. Эгоизм потребителя – один из детерминантов развития торговли. «И пусть весь мир подождет!» – известные слова из рекламы сомнительного сока.
Как сделать так, чтобы принцип Жэнь работал в действительности? Ведь стараниями Ч. Дарвина, К. Маркса и З. Фрейда и многих других ученых человечество в целом убеждено в своей животной, даже звериной сущности. Большая роль отводится в этом вопросе семейному воспитанию. «Каждый злодей и преступник начал с того, что стал плохим сыном» – эти слова Конфуция действуют и сегодня на многих людей. Ведь, действительно, все начинается с отношений между детьми и родителями. Вспомним японскую пословицу, что ребенка можно воспитывать лишь пока он умещается в своей кроватке поперек. Или чего стоят слова Конфуция: «Горе тому народу, чьи правители слишком активны».
Более двух с половиной тысячелетий назад закладывалась эволюционная модель современных китайских реформ. Очень важно воспитание трудолюбия в системе общекультурных представлений китайцев о человеке. Знаменательна в связи с этим притча о юноше, который пришел к мудрецу и спросил: «Когда сбудется моя мечта?» Старик показал на гору и сказал: «Видишь ту гору? Твоя мечта сбудется, когда эта гора перейдет сюда». И указал точное место, куда гора должна была подойти. Молодой человек расстроился и ушел, поняв, что его мечте не суждено сбыться. Ведь горы не ходят! Другой юноша, задав тот же вопрос, и, получив абсолютно такой же ответ, очень обрадовался и поблагодарил Учителя за помощь. Первый юноша весьма удивился странному поведению второго и стал за ним наблюдать. Второй молодой человек каждое утро просыпался на рассвете, брал лопату, мешки и телегу, копал гору и в мешках переносил ее содержимое на то место, на которое указал мудрец. Через несколько лет гора постепенно исчезла, а на новом месте, указанном мудрецом, возникла новая гора. По сути дела, гора перешла на новое место!
Эта притча говорит о том, что ничего невозможного нет и если очень стараться, постоянно усердно трудиться, то твоя мечта сбудется. А теперь сравните эту притчу с нашими сказками о золотой рыбке, о царевне-лягушке, о коньке Горбунке, об Иванушке, который на печи ездил во дворец и многие другие. Желаемый результат в этих сказках достигается не посредством систематического труда, а благодаря чуду. Это, с одной стороны, формирует веру в чудо, что само по себе и не плохо, но с другой, – способствует снижению веры в собственные силы.
Чудоориентированность культуры усиливалась религией, ростом ее влияния на социокультурное развитие, особенно проявившимся в эпоху Средневековья. Сами средневековые мыслители порой рисовали картину мрачного «темного Средневековья». В их описаниях часто отсутствует радость и оптимизм, нет удовлетворения от жизни, нет стремления к улучшению существующего мира, нет надежды на счастье и благополучие в этом мире. Поддерживается стремление к смерти, уход в потусторонний мир, где и вожможно истинное счастье, блаженство и покой.
Однако, дело обстояло куда противоречивей. Раннее Средневековье совпало с распадом Римской империи, Великим переселением народов и глубоким социально-экономическим и культурным кризисом. В IV веке происходил переход от римского к «христианскому миру». От дионисийской культуры к аполонической. Западный мир произошел, по сути дела, от слияния римского мира с «варварским». От этого он еще более противоречив. Были утрачены многие достижения античной культуры. Одним из заслуг христианства является то, что оно уравняло в правах всех, и рабов и господ, и греков, и римлян, и варвар. Насилию оно противопоставило любовь, прощение, надежду на лучшее.
Античная культура стремилась к гармонии души и тела, римская – провозгласила приоритет тела, силы, воли к завоеванию, то есть воли к власти. В отличие от Римской культуры христианство было обращено к душе, призывая человека к физическим ограничениям, аскетизму, подавлению физических влечений тела. Вера, надежда, любовь – духовные ориентиры средневековой христианской культуры. Требование любить врагов своих – означало распространение любви на всех людей без исключения.
Хотя культура Средневековья не была однородна. В ее социальной структуре выделяют духовенство, феодальное аристократию и третье сословие. Отшельничество, воздержание и аскетизм. Второе сословие аристократии представлялось в большей мере рыцарством, обязательным для которого были сила, смелость, благородство, щедрость, тщеславие, любовь к прекрасной даме.
Рыцарь, как правило, происходил из хорошего рода, должен был отличаться красотой и привлекательностью. «Его красоту обычно подчеркивала одежда, свидетельствовавшая о любви к золоту и драгоценным камням»33. От рыцаря требовались сила, выносливость, сдержанность и постоянное подтверждение своей славы, то есть подвиги. Он не мог даже остаться с женой, с которой только что обвенчался, ибо друзья его следили за тем, чтобы он не изнежился в бездействии. Женщина, мужа которой убили на рыцарском поединке, могла выйти замуж за убийцу мужа. Так что еда, приготовленная на поминки мужа, вполне могла пойти на свадебный стол «безутешной» вдовы.
Не менее странным для нас выглядит и отношение рыцарей к добру. Нет смысла творить добрые дела, если они останутся неизвестными, говорит Кретьен де Труа, одобряя постоянную заботу о своем имидже. Гордость признавалась совершенно оправданной, если она не была гипертрофирована и не превращалась в высокомерие и заносчивость. Это не совсем вяжется с христианскими ценностями. Самое тяжелое обвинение для рыцаря было обвинение в недостатке мужества. Благородный, щедрый, верный и надежный, он должен был уметь по-настоящему преданно любить женщин.
