Юрий Виленский - Доктор Булгаков
К приходу сюда войск Брусилова в городе сложилась трудная обстановка. Симпатии местного населения, которое было лишено книг на родном украинском языке, не могло пользоваться им пи в школах, ни в официальных учреждениях, были на стороне русских частей. Опасаясь поддержки их буковинцами, австрийские власти превратили близкие к линии боев районы в мертвую зону. Были учреждены военно-полевые суды, сурово каравшие крестьян и горожан по любому подозрению в измене. Издавались даже открытки с текстом на немецком языке, на которых были засняты повешенные люди с дощечкой на груди и надписью «московский шпион» (несколько таких открыток, переданных ему старожилами Черновцов, автору показал руководитель Музея Черновицкого университета В. А. Фрелих). Перед сдачей города прекратился подвоз продовольствия.
Как и питательные пункты, а также приюты, принявшие шесть тысяч беспризорных детей, военный краснокрестовский госпиталь, наряду с выполнением здесь основных обязанностей по оказанию помощи раненым, стал медицинским очагом для мирных жителей. Ведь это было единственное лечебное учреждение в полуразрушенных Черновицах. И поэтому воспоминания о русском лазарете передавались из поколения в поколение. А в 1989 г.
А. II. Кончаковский и Д. В. Малаков, проведя архивные изыскания, документально доказали, что этот госпиталь действительно дислоцировался в данной больнице.
Минуя арку в глубине территории больницы, подхожу к четырехэтажному корпусу с узкими окнами. Тут и теперь хирургическое отделение. Наверное, именно в этих операционных снова и снова брал в руки скальпель молодой хирург Булгаков.
«О проклятый бассейн войны…» Отголоски и впечатления тех недель мы находим на многих булгаковских страницах — от слов о своем «втором я», враче Алексее Васильевиче Турбине, вернувшемся в родное гнездо после тяжких походов, службы и бед, и встречи его во сне с гусаром полковником Най-Турсом и вахмистром Жилиным, которому доктор Турбин собственноручно перевязывал смертельную рану (роман «Белая гвардия»), до воспоминаний о скверных револьверных и ружейных ранах (рассказ «Морфий») и шаркающей кавалерийской походке (роман «Мастер и Маргарита»). Как госпитальный врач М. Булгаков, несомненно, хорошо знал ход войны, и в частности особенности труднейшего наступления через топкие болота предпринятого русским командованием на Западном фронте с тем, чтобы ослабить германский натиск на Верден. Возможно, он слышал об этих ожесточенных боях от раненых строевых офицеров. Отсюда упоминания в «Белой гвардии» о «срезанном» эскадроне белградских гусар на виленском направлении в 1916 г. и N-ском дивизионе, где служил Мышлаевский.
Впрочем, и карпатское наступление было крайне тяжелым. Можно полагать, что один из подвижных полевых перевязочных отрядов, возможно во главе с доктором Булгаковым, шел под бомбовыми и артиллерийскими ударами на юго-запад вместе с войсками. Не здесь ли истоки не дошедшего до нас раннего рассказа М.Л. Булгакова «День главного врача», отрывок из которого приводит в своих записях П. С. Попов: «Бросились мы все на землю, только вижу, женщина замедлилась, как-то странно качнулась и вдруг ребенка уронила на землю и сама повалилась…»?
Хлопотный день в губернских учреждениях Смоленска, и снова дорога, леса за запотевшими окнами вагона, незнакомые места и, наконец, конечная железнодорожная станция.
«Сказку коротко: сорок верст, отделяющих уездный город Грачевку от Мурьевской больницы, ехали мы с возницей ровно сутки. И даже до курьезного ровно: в два часа дня 16 сентября 1917 года мы были у последнего лабаза, помещающегося на границе этого замечательного города Грачевки, а в два часа пять минут 17 сентября того же 17-го незабываемого года я стоял на битой, умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьевской больницы» {22}.
Такой предстает в рассказе «Полотенце с петухом» дорога Юного врача в земскую больницу.
Под Грачевкой, несомненно, подразумевается Сычевка. Описание этого пути близко к воспоминаниям Т. П. Лаппа, приводимым М. О. Чудаковой: «Была жуткая грязь, 40 верст ехали весь день. В Никольское приехали поздно, никто, конечно, не встречал. Там был двухэтажный дом врачей. Дом этот был закрыт; фельдшер пришел, принес ключи… Дом состоял из двух половин с отдельными входами: рассчитан он был на двух врачей, необходимых больнице. Но второго врача не было» {23}. Согласно удостоверению, выданному Михаилу Афанасьевичу Сычевской земской управой, он работал в Никольском с 29 сентября 1916 г. по 18 сентября 1917 г. Как и в «Белой гвардии», события в «Записках юного врача» смещены почти на год вперед. На самом деле именно здесь, на далеком участке, куда лишь через неделю после их выпуска доходили газеты, перед Булгаковым разворачивалась хроника перемен в стране после февральской революции.
«Мужичья Русь! Там, вне заводов, без фабрик — обреченный край», — писал В. Брюсов. Полутора годам пребывания будущего писателя на Смоленщине, наряду со страницами об этом периоде в работах М. О. Чудаковой и Л. М. Яновской, посвящены публикации М. Е. Стеклова (Смоленск) и А. С. Бурмистрова (Ленинград). «Чтобы представить себе объем работы доктора М. А. Булгакова, — пишет автор ряда статей по краеведению Смоленщины кандидат педагогических наук М. Е. Стеклов, — приведем некоторые архивные материалы. Никольская больница обслуживала восемь волостей, где проживало 36 583 человека. В годовом отчете за 1916 год о деятельности Никольского медицинского пункта представлены следующие данные. Приходящих больных было 789, из них в первые месяцы работы М. А. Булгакова явилось в октябре — 306, в ноябре — 535, в декабре — 852 человека. Всех амбулаторных посещений 15 906, из них в октябре — 806, ноябре — 1198, декабре — 1184. Эпидемических больных в 1916 году было 733, в октябре — 23, в ноябре — 42, в декабре — 57 человек. В стационаре больницы в течение трех месяцев лечилось 82 человека».
Интересны сведения о Л. Л. Смрчеке — о легендарном Леопольде Леопольдовиче из «Записок юного врача», приводимые в очерке М. Стеклова. Доктор Смрчек работал здесь с ноября 1902 г. по март 1914 г. В мае 1913 г., когда среди крестьян распространились сведения, что Л. Л. Смрчек покидает службу в Никольском, в приговоре (т. е. в обращении. — Ю. В.), направленном в уездное земство, крестьяне просили сделать все возможное, чтобы доктор оставался на своем месте, на Никольском медицинском пункте. Жители Караваевской волости заявили, «что не всякий из нас, бедняков, может пользоваться медицинской помощью и советами специалистов-врачей, каковые по большей части живут в городах, а в нашем захолустье такой врач, как Леопольд Леопольдович, он же хирург, являет особое благодеяние (….) для страждущего и темного народа» {24}.
Эти сведения в определенной мере совпадают с описанием прекрасной библиотеки, инструментария, больничной аптеки в «Записках юного врача»: «Я успел обойти больницу и с совершеннейшей ясностью убедился в том, что инструментарий в ней богатейший. При этом с тою же ясностью я вынужден был признать (про себя, конечно), что очень многих блестящих девственно инструментов назначение мне вовсе не известно. Я их не только не держал в руках, но даже, откровенно признаюсь, и не видал.
— Гм, — очень многозначительно промычал я, — однако у вас инструментарий прелестный. Гм…
— Как же-с, — сладко заметил Демьян Лукич, — это все стараниями вашего предшественника Леопольда Леопольдовича. Он ведь с утра до вечера оперировал.
Тут я облился прохладным потом и тоскливо поглядел на зеркальные сияющие шкафчики.
Засим мы обошли пустые палаты, и я убедился, что в них свободно можно разместить сорок человек.
— У Леопольда Леопольдовича иногда и пятьдесят лежало, — утешил меня Демьян Лукич.
… Затем мы спустились в аптеку, и сразу я увидел, что в ней не было только птичьего молока. В темноватых двух комнатах крепко пахло травами, и на полках стояло все что угодно. Были даже патентованные заграничные средства, и нужно ли добавлять, что я никогда не слыхал о них ничего.
… Я сидел и, как зачарованный, глядел на третье достижение легендарного Леопольда: шкаф был битком набит книгами. Одних руководств по хирургии па русском и немецком языках я насчитал бегло около тридцати томов. А терапия! Накожные чудные атласы!» {25}.
Сифилис, дифтерит, глазные болезни… Таковы, как указывается в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, основные недуги, которые во многом определяли повседневные задачи земской медицины. Что же представлял собой в эпидемиологическом отношении Никольский медицинский участок? Передо мной выпуски вестника «Сведения о заразных больных и деятельности медицинских учреждений Смоленской губернии» за 1909 и 1912 годы (фонд Республиканской научной медицинской библиотеки им. Д. И. Ульянова). Нахожу раздел о земской санитарной управе в Сычевке. Медицинских участка со стационарными койками тут было три: городской, т. е. непосредственно в уездном городке, Тесовский и Никольский. Характерны несколько сообщений Л. Л. Смрчека, опубликованных в вестнике (Леопольд Леопольдович был одним из наиболее активных его корреспондентов). «Много дифтерии. Эпидемия скарлатины», — пишет оп в 1909 г. Еще тревожный сигнал в том же году: «Появилась 4 октября эпидемия сыпного тифа…»
