Григорий Гуковский - Русская литература XVIII векa
* Именно И.К. Лупполу принадлежит честь установления материалистической основы мировоззрения Радищева, хотя он и подчеркивает непоследовательность его материализма (Луппол И. К. Историко-философские этюды. М., 1935: Статья «Трагедия русского материализма XVIII в.»). Буржуазные ученые, немало поработавшие над выяснением источников отдельных мест трактата «О человеке», были склонны считать, что Радищев выражает свои окончательные суждения именно во второй половине трактата, что он был идеалистом. Однако их аргументация неубедительна, а стремление присвоить себе философское наследие великого человека, оторвав его от материализма, слишком очевидно. Дело доходило до того, что проф. Е. Бобров силился доказать явно недоказуемый тезис о том, что Радищев был последователем философии Лейбница. (Бобров Е. Материалы, исследования и заметки. Вып. 3. Казань, 1900).
Затем И.К. Луппол пишет: «Изложив добросовестно аргументацию Мендельсона, Радищев признается, что в «доводах наших нет очевидности...». Постулируя все же субстанциональность души, Радищев еще раз принужден сознаться, что доводы его метафизичны, умозрительны и для многих покажутся слабыми.
«Я сам знаю, чувствую, – признается он, – что для убеждения в истине о бессмертии человека нужно нечто более, нежели доводы умственные, и поистине касающиеся до чувствования, чувствованием должно быть подкрепляемо»... И Гердер мало говорит рассудку Радищева. Он видит, что все его доводы – лишь мечтания, правда, приносящие ему некоторое утешение. Уже в самом конце , трактата, когда, казалось бы, Радищев должен был удостовериться в истине своих взглядов и убедить самого себя, он снова впадает в скептицизм, умеряемый лишь в силу надежды, которую сулила ему вера в бессмертие: «Пускай рассуждение наше воображению будет смежно, но поспешим уловить его, потечем ему во след в радовании: мечта ли то будет или истинность, сблизиться с вами когда-либо мне есть рай. Лети, душа, жаждущая видети друзей моих, лети во сретение к самому сновидению»... Одной фразой разрушает (Радищев) все гердеровские построения, заявляя: «О, возлюбленные мои, я чувствую, что несуся в область догадок, и увы, догадка не есть действительность».
Таким образом, следует признать, что Радищев был в основном человеком, мыслившим материалистически, хотя его материализм не был последовательным. При этом его художественный метод, как и его социально-политическое мировоззрение, также имели в самой своей сущности материалистический характер.
Кроме указанных уже сочинений, написанных в ссылке, Радищев начал тогда же писать «Краткое повествование о завоевании Сибири», исторический очерк страны, в которой ему пришлось жить.
Радищев в 1797–1802 годах. В конце 1796 г. умерла Екатерина II; Павел I, который любил все, сделанное его матерью, переделывать наоборот, позволил Радищеву вернуться в Европейскую Россию, но с тем, чтобы он жил в деревне под полицейским надзором и без права передвижения. На пути из Сибири 7 апреля 1797 г. в Тобольске умерла Елизавета Васильевна. Это был тяжелый удар для Радищева.
В деревне Радищев продолжал работать, думать, читать. Так, он написал здесь поэму «Бова», из которой до нас дошло только вступление и первая песнь; здесь же он написал замечательный очерк о поэме Тредиаковского «Тилемахида», заключающий весьма ценное исследование метрики и звуковой инструментовки русского стиха, обрамленное живо написанной пародийной новеллой*. Пушкин писал о Радищеве: «Его изучения Тилемахиды замечательны» («Путешествие из Москвы в Петербург»). В деревне Радищев начал писать «Описание моего владения», агрономический и экономический трактат, в котором он, как видно по дошедшему до нас началу, хотел научно доказать необходимость свободы для крестьян. Таким образом, возвратившись из Сибири, Радищев опять вернулся к разработке того же вопроса, который ставился в знаменитом «Путешествии», – пишет исследователь Радищева П.Г. Любомиров**. В самом деле, испытания не поколебали Радищева; он «принимался за старое», как его ни мучили.
* См. комментарий: Пумпянский Л. В. А.Н. Радищеву/Полное собр. соч. Т. II. Изд. Акад. наук (печатается).
** Любомиров П. Г. «Описание моего владения» Радищева//Радищев: Материалы и исследования. М.–Л., Сб. Акад. наук, 1936.
В 1801 г. новый царь Александр I освободил Радищева совсем, вернул ему дворянство, чин и орден, отнятые приговором 1790 г.
А. Р. Воронцов начал в это время играть роль в правительстве. Царь неопределенно обещал реформы в государстве, разыгрывал либерала и чуть-что не республиканца. Многие поверили ему и ждали обновления страны. Воронцов привлек Радищева к работе в Комиссии составления законов. Он принялся за дело с энергией. Он составлял планы нового свободного законодательства и представлял их Воронцову. В Комиссии он мужественно проводил свою независимую линию.
Одновременно с этим он не оставлял литературной работы. По-видимому, к этому времени относятся две замечательные поэмы Радищева (обе неоконченные) – «Песни древние» и «Песнь историческая». В первой из них, построенной отчасти на основе изучения «Слова о полку Игореве» (опубликованного в 1800 г.), центральным эпизодом поэмы является изображение вторжения в пределы славянской земли варваров-кельтов; враги напали на Новгород врасплох, в отсутствие в нем войска, и убивают людей, хватают их в рабство, грабят. Но мужественные славянские воины поспешают на спасение своей родины. Они успели захватить врагов в Новгороде, и ничто не могло противостоять мужеству свободных граждан, защищающих свое отечество, своих жен и детей. О мести насильникам, мести беспощадной взывает Радищев, и в его словах достаточно ясно звучит призыв к мести насильникам народа и в его время. Патриотизм Радищева – революционный патриотизм. Его не могло подкупить лицемерие Александра I. Он быстро понял царя, увидел, что его словесный либерализм лишь маска.
В «Песни исторической», обширном стихотворном рассказе о мировой истории, изложенной с позиций свободолюбия и тираноборчества*, Радищев писал о гибели Тиверия, явно вспоминая гибель Павла I и имея в виду его преемника:
Ах, сия ли участь смертных,
Что и казнь тирана люта
Не спасает их от бедствий!
Коль мучительство нагнуло
Во ярем высоку выю,
То что нужды, кто им правит;
Вождь падет, лицо сменится.
Но ярем, ярем пребудет.
И как будто бы в насмешку
Роду смертных, тиран новый
Будет благ и будет кроток,
Но надолго ль? На мгновенье!
А потом он, усугубя
Ярость лютости и злобы,
Он изрыгнет ад всем в души.
* О связи этой поэмы с Монтескье см.: Мияковский В. В. «Песнь историческая» Радищева и «Considerations» Монтескье//Журн. Мин. Нар. Проев. Т. III. 1914.
Надежд больше не было. Революция на Западе Европы шла на убыль и превращалась в военную диктатуру буржуазии, и зрелище это было тяжело для Радищева. В России он не видел возможности скорого взрыва. В Комиссии составления законов его твердость и свободные взгляды привели к трениям с начальством, для которого Радищев был бунтарь, который и во второй раз может попасть в Сибирь. Радищеву, видимо, даже делали намеки в этом смысле. Жизнь не представляла для Радищева ничего, во имя чего можно было бороться. 11) сентября 1802 г. он покончил жизнь самоубийством. Незадолго перед смертью он сказал: «Потомство за меня отомстит».
Радищев был человеком огромных знаний в самых разнообразных областях; это был ученый-энциклопедист. В этом отношении за его плечами в России стояла традиция, начатая Ломоносовым и продолженная более скромными деятелями, вроде Я. П. Козельского. Радищев не уступал в широте своей культуры лучшим людям мировой науки XVII–XVIII вв. При этом Радищев нисколько не был коллекционером знаний. Во всем и всегда, в каждом вопросе и в каждой науке он был все тем же энтузиастом революции. Поразительна целеустремленность Радищева и глубоко активное отношение его ко всем вопросам. Все, что он знает, он использует для построения единого революционного мировоззрения. Он принципиален как революционер, о чем бы он ни говорил: первое, основное и важнейшее для него, – это социально-политические проблемы. Но даже в «Путешествии» он ставит множество других проблем – и все под единым углом зрения. В «Путешествии» он говорит о философии, о праве, о морали и бытовых проблемах, о воспитании, об искусстве и литературе. Тем не менее, «Путешествие» –., книга совершенно единая по замыслу и по выполнению.
Социальное мышление Радищева опирается на учение французских просветителей и на Руссо, по-видимому, бывшего первым и основным учителем Радищева. Однако уже в усвоении результатов французской литературы Радищев проявил высокую степень самостоятельности. Он нисколько не пассивный ученик. Он сам – один из плеяды европейских просветителей XVIII в., притом один из наиболее сильных умов в этой блестящей плеяде. Он черпает не только из французских традиций, но и из английской. Наконец, он осложняет механистическую систему французского энциклопедизма исторической динамической концепцией, выросшей на почве германской философии, английской исторической науки и политической экономии. Он старается осмыслить историю как закономерный процесс, найти законы ее движения, и этот историзм делает его в ряде вопросов более прозорливым, чем могли быть его французские предшественники.
