Сумерки Дао. Культура Китая на пороге Нового времени - Владимир Вячеславович Малявин
В то самое время, когда европейцы грезили о «китайской всячине», в кругах китайской знати, особенно придворной, вошла в моду европейская экзотика: император Цяньлун в XVIII веке украсил свою летнюю резиденцию, парк Юаньминъюань, павильонами и беседками в стиле рококо, а китайские знатоки живописи в это время увлекались картинами в западном вкусе. При этом вполне реалистические изображения европейских пейзажей воспринимались китайцами как часть фантастического, нереального мира и подогревали все тот же вкус к экзотике, царивший тогда в китайском обществе.
Узор на ткани в стиле шинуазери.
1765 г.
Европейские грезы о Китае и китайские грезы о Европе в XVIII веке – это напоминание о том, что люди способны понимать друг друга даже прежде всяких понятий. Они свидетельствуют: люди могут сойтись даже в том и, более того, именно в том, о чем сами не могут помыслить.
И еще одно, пока что малоизвестное, но очень важное обстоятельство истории Нового времени: именно образ символической реальности, данный в фантасмах, иллюзиях и утопиях завершающей стадии традиционного символизма – причем в равной степени в европейском барокко и в китайском вкусе к «необычайному», – послужил прообразом реальности, официально принятой и предписанной государственной властью. Другими словами, идеология материализма Нового времени в действительности берет свое начало в откровениях символического миропонимания, уже лишенных, правда, пафоса иронии. История революционного искусства современной Европы может служить еще более наглядной иллюстрацией этого вывода.
Судьба китайской традиции есть путь человеческого самопознания. И она не может быть ничем другим. Но в Китае этот путь знаменовал не сведение человеческого опыта к внутренне однородному субъекту, как случилось в истории европейской мысли, а, напротив, жизнь по пределу опыта, высветление в человеке непостижимой глубины жизни. В тот самый момент, когда человек в китайской традиции был осознан во всей полноте, он оказался, как никогда прежде, сокрытым и недостижимым, как никогда созвучным идеалу не-обладания с его безграничной радостью самопотери. Традиция не дается в виде готовых ответов. Ее обретает тот, кто все теряет. «Небесная истина» высвечивается в момент ее ухода, исчезновения, подобно тому как небеса сияют особенно ярко в лучах закатного солнца. Что же требуется для того, чтобы принять ее? Не так уж много: быть достаточно безумным… Ибо только безумец способен ничего не терять в нескончаемой череде жизненных метаморфоз. «Безумие – естественное бессмертие» (Б. Пастернак).
Как ни странно, традиция удостоверяется размышлением о ее недостижимости; словно вездесущая смерть в океане жизни, она заявляет о себе самим фактом своего отсутствия. Странноприимство традиции по определению не есть данность. Его сокровенную глубину нужно открывать вновь и вновь. И оно безошибочно направляет по верному пути того, кто потерял ее след.
Иллюстрации
Блаженные отшельники Ханьшань и Шидэ. Дерево, позолота
Сидящий архат. Бронза. Эпоха Мин
Фольклорные божества. Народный лубок
Тронный зал в императорском дворце в Пекине
Конфуций, на склоне лет живущий в праздности.
Шелковый свиток. Неизвестный художник эпохи Мин
Ван Мэн. Жилища в горном лесу. Вертикальный свиток. Середина XVI в.
Тань Инь. Дорога в зимних горах. Начало XVI в.
Дун Цичан. Пейзаж в манере старых мастеров. Лист из альбома. Около 1624 г.
Сян Шэнмо. Пейзаж. Лист из альбома. 1649 г.
Чжан Хун. Виды сада Чжи. Листы из альбома. Начало XVII в.
Стол и кресла. XV в.
Волшебные грибы линчжи.
Рисунок на стеклянном флаконе. XVIII в.
Неофициальный портрет супруги
Кун Яньшена. XVII в.
Сцены из жизни императорского дворца. Рисунок на стекле
Ветвь абрикоса. Цветная гравюра. XVII в.
