Григорий Гуковский - Русская литература XVIII векa
Мысли, выраженные в этом примечании Радищевым, неоригинальны; примечание представляет собой как бы краткий конспект положений знаменитой книжки Руссо «Об общественном договоре». Но Радищев не побоялся со всей решительностью заявить о своей солидарности с революционной концепцией Руссо.
К первой половине 1770-х годов относятся еще и другие дошедшие до нас литературные работы Радищева: перевод специально военного сочинения «Офицерские упражнения» и написание художественного очерка «Дневник одной недели». В 1780-х годах Радищев работал над «Путешествием из Петербурга в Москву», писал и другие произведения в прозе и стихах. В это время окончательно сложилось его мировоззрение. Это были годы огромного общественного подъема во всей Европе, годы обострения классовых противоречий и в России. Накопление элементов революционного мировоззрения в деятельности ранних русских демократов – Козельского, Десницкого и др.*, накопление их в идейном опыте самого Радищева в его молодые годы, по мере углубления противоречий феодально-крепостнического строя, – все более подводило к тому идейному взрыву, который был осуществлен в 1790 г. Радищевым.
* Ср., например, революционную деятельность замечательного публициста-демократа 1780-х – начала 1790-х годов, Ф.В. Кречетова. См. о нем статьи: Корольков М. Поручик Федор Крече-тов//Былое, 1906. Ч у л к о в И. Н. Ф.В. Кречетов, забытый радикальный публицист XVIII века.//Лит. наследство. № 9-10. 1933. См. также: Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века. Л., 1938.
Общественная деятельность Радищева в конце 1780-х годов. В частности, общественный подъем, связанный с началом революции во Франции, захватил Радищева. В этот острый политический момент, когда вся Европа кипела, как котел, готовый взорваться, когда, казалось, все народы вот-вот поднимутся против своих угнетателей, когда Екатерина со смертельным страхом ожидала, что французская «зараза» перебросится в Россию, а многие ее враги и друзья народа ожидали этого с надеждой, – в этот момент Радищев должен был действовать. Он нимало не был только кабинетным человеком из того материала, из которого делаются вожди народов в теоретическом плане*. Он был бойцом и трибуном по натуре, человеком из того материала, из которого делаются вожди народов и революций, человеком прозорливым и твердым, пламенным и осторожным, решительным и настойчивым. Он рвался к практической революционной или, по крайней мере, радикальной общественной деятельности.
* Именно таким его пытались нередко изобразить буржуазные ученые – например, Н. П. П а в -л о в-С ильванский, Жизнь Радищева (Очерки по русской истории. СПб., 1910) и др.
Его трагедия заключалась в том, что он не мог установить непосредственных связей с крестьянством, с широкими народными массами, бывшими социальной основой его революционного пафоса. Во время следствия о «Путешествии» Радищев писал в своем показании: «Если кто скажет, что я, писав сию книгу, хотел сделать возмущение, тому скажу, что ошибается, первое, и потому, что народ наш книг не читает...»
Но даже сознание трудности, может быть, – невозможности установить непосредственную связь с народом, не могло заставить Радищева сидеть сложа руки, быть только наблюдателем, или даже изобразителем рабства. Он искал союзников, искал среды для пропаганды. До нас дошло мало материалов о деятельности Радищева как агитатора и организатора, и это понятно, так как следы такой деятельности уничтожались и властями, и напуганными подданными; к тому же Радищев вел работу, видимо, стремясь конспирировать ее. Но что такая деятельность была, – это мы можем утверждать с несомненностью. Дошедшие до нас сведения о ней падают именно на 1789–1790 гг.*
* Деятельность Радищева в 1789–1790 гг. исследована в последней работе покойного В. П. С е -менникова «Литературно-общественный круг Радищева». (А.Н. Радищев. Сборник Академии наук, М.-Л., 1936.)
Это был благоприятный момент, и Радищев использовал его не только в том отношении, что завел типографию у себя на дому и напечатал в ней свою революционную книгу. В 1789 г. в Петербурге образовалось полумистическое, полулиберальное «Общество друзей словесных наук», объединившее молодых литераторов, офицеров (главным образом моряков), чиновников.
Радищев вступил в это общество и повел в нем свою пропаганду; он стал захватывать в свои руки и печатный орган общества, журнал «Беседующий гражданин». Он стал одним из центров общества, а оно было довольно многочисленно. В журнале он напечатал свою статью «Беседа о том, что есть сын отечества». В связи с обществом были и другие группы – кружок И. Г. Рахманинова, к которому примыкал и юноша Крылов. Влияние Радищева и на этот кружок не вызывает сомнений.
Журнал «Беседующий гражданин» вступил в сношения с учрежденной за три года до того городской думой (упраздненной в 1798 г.). Радищев был явно замешан в этом деле. И вот в «Беседующем гражданине» была опубликована пространная резолюция городской думы, представлявшая собой развернутое антидворянское выступление, своего рода обвинение дворян и обличение их, написанное в тонах той «гражданственности», которая культивировалась в «Обществе друзей», – говорит В.П. Семенников. Он же подчеркивает, что постановление думы было «сделано не так называемой шестигласной думой (т.е. исполнительным органом думы, позднее названным управой), а самой думой, в полном ее составе (насчитывавшем тогда 120 человек). Это, кстати сказать, наверное, первый случай, когда орган городского самоуправления решил обратиться к посредству печати для опубликования своих решений», причем обратиться к журналу далеко не официальному. Постановление думы «сообщил» в журнал К.Л. Лубянович, «сотрудник журнала, в статье которого, помещенной в «Беседующем гражданине», были мною отмечены близкие Радищеву мотивы» (В. П. Семенников).
Связи Радищева с городской думой этим не ограничились. В мае 1790 г. морская война со Швецией приняла оборот, опасный для Петербурга. И вот в этот момент Радищев оказался инициатором организации ополчения из добровольцев разного рода людей, вооруженных для защиты города. Осуществила эту инициативу городская дума, которая вынесла постановление о наборе команды в 200 человек, о снабжении ее амуницией и содержании на общественном жалованье. Правительство утвердило проект. При этом брали в ополчение и беглых от помещиков крестьян, т.е. самый явно недовольный слой народа, которому окончательно нечего было терять (тем самым их и легализовали).
30 июня 1790 г. Радищев был арестован. В начале июля дело его было в полном разгаре. И вот, 10 июля Екатерина приказала Брюсу «беглых помещечьих людей» из батальона думы отдать тем помещикам, которые захотят, а остальных – поверстать в обычные рекруты, т.е. в солдатчину. Таким образом, затея этого первого русского отряда национальной гвардии рухнула. В какой связи стоит распоряжение Екатерины с делом Радищева – неясно. Но вовсе не исключена возможность, что Екатерина вообще узнала во время следствия о «Путешествии» – и не от Радищева – больше, чем это могло быть отражено в допросах Радищева; она, вероятно, знала о деятельности Радищева, помимо написания и издания книги. Во всяком случае, сведения о работе Радищева в «Обществе друзей» дошли до Екатерины.
Итак, Радищева окружали люди, более или менее близкие ему. Он начинал организовывать этих людей, воспитывать некоторых из них. Он готовился к большим политическим событиям, готовил даже вооруженную силу. В этот момент произошла катастрофа.
«Житие Ушакова». В 1789 г. Радищев вновь выступил в печати после более чем десятилетнего перерыва. Общий подъем отразился и в его литературной жизни. В этом году появилась его анонимная брошюра «Житие Федора Васильевича Ушакова». Брошюра состояла из двух частей; в первой Радищев дал художественно написанный очерк-характеристику друга своей молодости и рассказал о жизни русских студентов в Лейпциге; вторую составили переводы философских и юридических набросков Ушакова, сделанные Радищевым. Наибольший интерес представляет, конечно, первая часть – очень тонко и глубоко задуманная повесть о молодежи. Самой жанровой формой, самым заглавием «Житие Ушакова» полемически заострено и против житий святых, и против панегириков вельможам. Это «житие» на новый лад. Его герой никак не святой. Он и не знаменитый вельможа или военачальник. Он незаметный юноша, чиновник, а потом студент. Но он человек будущего века, юноша, преданный науке и идеям свободы, и он ценнее для Радищева всех генералов и сановников.
Кроме того, – он друг Радищева. Тема экзальтированной дружбы, общая почти всем буржуазно-сентиментальным писателям Европы XVIII в., в частности сильно разрослась в творчестве немецких поэтов (Клопшток и его школа), у которых учился и Радищев. Жизнеописание друга Радищева – это вызов феодальной литературе «житий».
