Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни
— Что же это, любезнейший: сколько времени живешь ты на этой улице под моим покровительством, а от тебя как от козла — ни шерсти, ни молока!
— Чем же мне послужить вашей милости? Я человек бедный. Вот если угодно товарцем — так это с нашим удовольствием.
(кар. из журн. «Развлечение». 1862 г.)
И это плата всего лишь за разбор домашнего конфликта. А ведь были еще фабричные и торговые заведения, которые должны были содержаться с соблюдением всех правил и законов. Они-то наверняка обходились владельцам в более солидные суммы.
В дополнение к групповому портрету квартальных надзирателей и их помощников, нарисованному Е. И. Козлининой, можно добавить несколько штрихов. В формулярных списках за 1841 г. у всех офицеров этой категории стояла одинаковая пометка: «недвижимого имущества не имеет»[23]. Как и все российские чиновники, полицейские офицеры приводились «…на верность службе к присяге с обязанием о неприкосновенности к масонским ложам и другим тайным обществам подпиской»[24].
Самым старшим по возрасту среди квартальных был офицер, носивший гоголевскую фамилию Нос. В армии Евдоким Андронович Нос отслужил 18 лет и был награжден серебряной медалью. В 1836 г. он перешел в полицию и, послужив квартальным поручиком, в сорок два года получил власть над кварталом.
На десять лет моложе был квартальный поручик Манцуров — тоже из армейских офицеров. Участник Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. и подавления польского восстания, он имел награды за храбрость. А вот его ровесники и сослуживцы А. П. Лазовский, И. Е. Антонов, Н. И. Судоплатов, А. П. Ларионов пороху не нюхали. Свое восхождение по служебной лестнице все они начинали с должностей канцеляристов. Тем же путем пришел в полицию квартальный поручик И. П. Павлов.
На фоне ветеранов особо выделяется «сын секунд-майора» Н. В. фон Менгден. Пятнадцатилетним юнцом «с утверждения Г-на московского военного генерал-губернатора» он стал квартальным поручиком. За три года службы молодой офицер был трижды отмечен «Высочайшим благоволением» (благодарностью императора) и в графе «К продолжению статской службы способен, и к повышению службы достоин или нет, и зачем» получил запись: «Хорош и достоин».
Стоит заметить, что для получения такой записи в формуляре полицейскому офицеру требовалось постоянно и энергично поддерживать в квартале порядок. А для этого следовало не гнушаться по-настоящему черновой работой вроде ночных обходов и арестов преступников.
О том, что «полицейские будни» были далеки от романтики, прямо свидетельствует знаток московского «дна» А. И. Левитов. Вот как в его очерках «Московские норы и трущобы» описан арест преступника:
«— Где? — спросил начальственный голос.
— Вот тут, — указала хозяйка на конуру соседей.
— Я тебе покажу, каналья, как не давать знать полиции, когда тебя обязали подпиской! — шумел тот же голос.
— Да ведь, батюшка, отец мой!.. — слезливо оправдывалась хозяйка.
— Молчать! Эй, ты, отворяй! — крикнул начальник и стукнул в дверь.
Ответа не было.
— Отворяй, говорят тебе, или дверь велю ломать!
Опять молчание.
— Ломай дверь! — обратился начальник к кому-то.
Несколько человек, вероятно полицейских, дружно откашлялись и наперли: перегородка застонала и заколыхалась, так что грозила повалиться даже в моем стойле. Наконец раздался оглушительный треск, дверь соседей сорвалась с петлей и упала, мать и дочь проснулись и завопили. Я заглянул в щелку и увидел такую картину:
Яков стоял посреди свой миниатюрной комнатки, высоко подняв над головою обломок стула; лицо его было совершенно бело; черные глаза горели, как два угля; гнев и страх, исказившие его физиономию, особенно резко выражались в широко открытом, перекосившемся рте и поднятых бровях. Красная, яркая полоса света, вырывавшегося из коридора сквозь выбитую дверь, освещала всю фигуру Якова. Остальные личности, притаившиеся в полутемном углу, сами собой отодвигались на второй план в этой страшной картине. Мать и дочь, наполнявшие бессознательным, диким криком всю квартиру, барахтались где-то под кроватью, едва ли объясняя себе причину собственного вопля, потому что обе были пьяны; собутыльники Якова жались один за другого, растерявшись и недоумевая, что им предпринять.
— Лучше сдавайся без драки, — уговаривал из коридора начальственный голос.
— Ни за что!.. — твердо крикнул Яков.
— Ой, сдайся!..
Молчание.
— Тихонов, — скромно позвал кого-то начальник.
— Чего изволите, ваше благородие.
— Что же — надо брать.
В голосе начальника было что-то нежащее, ласкающее и вместе ужасное, — он как будто говорил: «что же делать, Тихонов, я сам знаю, что в этой битве тебе, пожалуй, могут свернуть шею, — но как же поступить иначе?»
— Надо брать, — скромно подтвердил Тихонов.
— Все ли тут? — спросил начальник.
— Все, ваше благородие! — возопили человек пять-шесть подчиненных.
— Подите сюда.
Наступающие отодвинулись в глубину коридора и начали совещаться вполголоса. Больше всех, разумеется, говорил начальник, потому что он отдавал приказания; подчиненные только разражались отрывочными «слушаю-с», «так точно-с» и проч. Наконец совещание кончилось.
— Яков, — заговорил у двери Тихонов, — брось ты это дело — сдавайся.
Яков молчал.
— Ведь хуже будет. Опять молчание.
— Эх, брат, не дело ты задумал, — с грустью изрек парламентер и подкрепленный двумя-тремя товарищами двинулся вперед; остальные стояли в дверях, потому что всем невозможно было войти в клетушку.
Яков начал махать палкой. Полицейские то подвигались, то отдвигались, смотря по тому, наступал ли на них или пятился враг. Наконец один из них стремительно бросился вперед, сильно нагнувши голову, что ударился ею в живот Якова: но удар был слишком слаб, Яков оправился от него в одно мгновение и поразил своего противника палкой в голову. Раненый застонал и на четвереньках пополз к двери. Наступающие озлобились и дружно пошли на неприятеля. Яков махал своим оружием направо и налево, нанося удары и поминутно заставляя своих врагов отскакивать; однако скоро дело приняло очень дурной оборот. Палка очутилась в руках полицейских и с помощью ее они успели очень скоро припереть своего противника к стене.
Тут началась ужаснейшая драка. Яков бил, как говорится, «не в свою голову»; его били тоже без пощады. Наконец сила взяла верх: несчастного схватили за руки и бросили на пол. Яков взвизгнул, сразу напряг все свои оставшиеся силы и в последний раз взял перевес над врагами. Как тигр он бросался из стороны в сторону, действуя руками, ногами, зубами — словом, всем, чем только мог нанести вред неприятелю; последний было струсил и уже готов отступить, но, видя, что энергия в противнике слабеет с каждой секундой, полицейские отважно ринулись вперед — и через пятьдесят секунд окровавленный, загрязненный, оборванный Яков лежал на полу, издавая болезненные стоны: два полицейских, упершись коленами в грудь несчастного бойца, немилосердно скручивали ему руки и вязали ноги.
— А это что за люди? — грозно спросил начальник, указывая на товарищей Якова.
— У них в гостях были, — отвечала хозяйка.
— Вяжи и их!
Гости отдались беспрекословно.
— Ну, что, подлец, не говорил ли я тебе? — злобно обратился начальник к валявшемуся на полу Якову, тыкая сапогом в его лицо. — Не говорил ли я тебе, мерзавцу?..
Яков вместо ответа плюнул какой-то сукровицей в физиономию начальника».
Как видно из описанной сцены, полицейский офицер лишь руководил операцией. А бывало и так, что квартальным приходилось лично проводить аресты злоумышленников. Так, 7 апреля 1869 г. на Пречистенском бульваре была устроена засада в составе трех переодетых городовых и двух квартальных надзирателей. Один из офицеров изображал дворника, сгребавшего лопатой снег, другой вырядился извозчиком.
Этот маскарад понадобился для того, чтобы взять с поличным вымогателей. Их жертвой оказался купец М. С. Зотов. Полученное им письмо содержало требование принести вечером и положить под бульварную скамейку завернутые в бумагу сто рублей мелкими купюрами. В случае отказа или обращения в полицию авторы послания грозили купцу смертью, также грозили убить его жену, всех сыновей и дочерей, а дом и лавку спалить дотла. Несколько раз в письме повторялось, что разбойников много и против них тщетны меры предосторожности: «…как ни ограждайте себя, хоть окружите себя большим конвоем, все-таки от нас тогда не скроетесь».
У насмерть перепуганного купца все-таки хватило духу обратиться в полицию. Взятки взятками, но о своем долге защищать обывателей от преступников там не забывали и не побоялись выйти против целой шайки злодеев. К счастью, сражения не произошло — автором письма, арестованным с пакетом в руках, оказался выпускник Практической академии Евсеев. Таким способом молодой человек хотел раздобыть к празднику денег на подарок своей даме сердца.
