Михаил Армалинский - Соитие (Альманах эротической литературы)
— А где же вы воспитываете ваших детей, где они живут, вместе со взрослыми? — спросила Лю.
Жена ответила на этот вопрос с воодушевлением:
— Дети содержатся в специальном городке, отгороженном от мира взрослых. Там живут только те взрослые, которые воспитывают детей. Ведь и у вас дети жили по сути дела в изоляции от мира взрослых — им не позволялось не только делать, но и даже знать, чем занимаются взрослые. Мы же развили эту тенденцию до логической завершенности и просто содержим детей отдельно от взрослых.
— А когда вы считаете, что ребенок становится взрослым? — спросил Аг.
— Мы предоставляем это решать природе, а не искусственно установленному законом возрасту, как это было в прошлом, — ответила Жена. — Взрослость определяется готовностью к половой жизни, а она, в свою очередь, определяется началом менструаций у девушек и появлением лобковых волос и семени у юношей. До достижения зрелости контакты между девочками и мальчиками резко ограничены. Как детей не заставляют носить тяжести, только потому что это им не под силу, точно так же их оберегают от тяжести половой жизни, какой бы приятной она ни была, потому что они могут погибнуть под непосильным для них грузом.
Дети ходят с открытым лицом до пяти лет и едят не скрываясь, а потом начинают носить балахончики. Единственные места, где разрешается разговор в обществе — это во время обучения, посему дети горят желанием учиться. Учёба состоит из обучения письму, счету, физиогномике и медицине. Физиогномика — также притягательна для мальчиков и девочек, как анатомия половых органов для ваших детей.
Дальнейшее обучение не поощряется. Знание, быть может, приносит силу, но сила не есть — счастье.
— А разве вы не обучаете искусству? — удивилась Лю.
— Искусство, — отвечал Муж, — имеет в нашем обществе лишь терапевтическую функцию, и мы не возлагаем на искусство никаких воспитательных задач, и тем более, не видим в нём спасительной роли, которую ему навязывали веками.
Искусство вместе с красотой обанкротились в своих притязаниях на спасение человечества от самоистребления. Слово было за искусством, потом дело стало за наукой.
Искусство на протяжении веков доказало, что оно не способно передать эмоциональный опыт от одного поколения к другому в такой мере, чтобы предотвратить человеческие трагедии. А наука нашла пути для передачи человеку эмоционального опыта без необходимости переживания человеком трагедий.
Например, каждый человек должен прочувствовать на себе, что такое концентрационный лагерь, чтобы лагеря перестали существовать. Искусство не в состоянии внушить человеку это чувство. Искусство действует слишком пассивно, ибо книгу откладывали, а телевизор выключали, когда возникавшие чувства начинали неприятно беспокоить. К тому же одержимость идеей, противоположной той, которую стараются внушить, делает человека невосприимчивым ко всему, что противоречит его маниакальной идее.
Посему возникает необходимость принудительно подвергать человека воздействию претерпеваемых идей, чтобы обезвредить в нём человеконенавистнические желания. Школьное обучение состоит из искусственного воздействия на эмоциональную систему учеников в такой степени, чтобы они в течение, скажем, пяти минут испытали ощущения узника лагеря смерти. Это становится надежной гарантией, что ученик возненавидит всё, связанное с издевательством над человеческой личностью. Это действует, как прививка от страшной болезни.
Обучение включает в себя перечень обязательных эмоций, прочувствование которых заменяет долгий и неэффективный процесс воспитания.
Этот метод начали использовать несколько сот лет назад для наказания преступников. Идея наказания строилась на том, что преступник должен пережить ужас и боль своей жертвы. Искусственное воздействие на его эмоциональную систему по своей продолжительности было пропорционально тяжести его преступления. Таким образом, начальник концлагеря должен был ощутить всё, что испытал узник, а вор должен испытать чувства возмущения и горечи, которые испытывали обворованные им люди.
Существовавшая до того система универсального наказания преступников лишением свободы на разные сроки не имела никаких эмоциональных связей с совершёнными преступлениями, а посему не являлась исправляющей, а лишь карающей. Неволя — это посредница, с помощью которой общество стремилось вызвать в преступнике чувства, отдаленно напоминающие отрицательные чувства жертвы. Неволя — это абстрактное мучение, не имеёщее ничего общего с конкретным мучением жертвы. Цель же наказания — не абстрактное мучение преступника, а помещёние его в шкуру его жертвы, и это — единственный способ заставить человека понять, как отзываются его поступки на других.
Принудительный эмоциональный опыт сделал реальностью моральное требование, не делай другому того, чего не желаешь себе. Когда преступность была резко сокращена, этот же метод стали использовать и для обучения.
Наши дети воспитываются в понимании, что надо заслужить попадание в мир взрослых с помощью приобретения необходимых знаний. Мир взрослых рисуется их воспитателями как мир счастья, свободы, причем его показывают конкретно, подводя к ограде, и указывая на ворота, за которыми и существует мир, не доступный для детей. Поэтому для каждого ребенка мир взрослых — это не только туманное предвосхищение, как это было в прошлом, но и конкретное место, оказаться в котором хочется каждому ребенку. И стимул для занятий становится поэтому значительно сильнее.
Одним из главных предметов обучения является медицина. Медицина наша основана на естественных началах. Мы, за редким исключением, используем лекарственные растения, и каждый обучен различать их и приготавливать из них лекарства. Люди редко умирают от болезней, и только старость приносит своевременную смерть.
Если рождается ребёнок-калека, мы его уничтожаем, как это бывало в древности.
У каждого человека имеется яд, который он должен принять, если его болезнь смертельна или если она длится долгое время. Яд этот действует особым способом — он ослабляет сердце, так что при оргазме сердце останавливается.
Умирающей женщине предоставляется на выбор мужчина, а умирающему мужчине — женщина, которые и должны довести больного до последнего оргазма.
У каждого члена общества есть долг — служить на поприще прекрасной смерти.
— Раз вы упомянули слово «прекрасное», — вступил Аг, — то не расскажете ли вы, что же в вашем обществе почитается за «прекрасное»?
— На это позволь ответить мне, — сказала Жена, — облизывая пальцы после отправленного рукой в рот последнего куска мяса. — Понятие красоты у нас иное и не приносит столько несчастий, как это происходило раньше. Так как лица наши скрываются, то люди тянутся друг к другу на основе конкретного желания, а не туманного неосознанного влечения. То есть, люди видят гениталии, а они прекрасны всегда. Предпочтение возникает на основе разнообразия внешности половых органов и на фоне их безусловной общей красоты. Среди нас существует начальное равенство, то есть у людей нет предвзятости отношения из-за различия лиц. Поначалу лица у всех сокрыты, а гениталии — у всех одинаково красивы, ибо гарантируют безотносительно прекрасный оргазм. Различия гениталий служат для первичного распознавания друг друга и для осуществления разнообразия, необходимого для поддержания сексуального интереса — основы жажды жизни. Вы, алчущие абсолютов, миновали один безусловный, который существует у нас между ног. И не замечали вы его потому, что в абсолют вкраплена относительность времени этот абсолют является нам в процессе желания, которое, увы, не длится непрерывно. И эта прерывистость желания отвлекала вас от его абсолютной сути, а некоторых даже разочаровывала в ней.
— Ну, а что если после сближения, снимешь балахон и увидишь перед собой урода? — хихикнула Лю.
— Резонные волнения для людей прошлого, — констатировала Жена и продолжала.
— Если раньше стремились повысить материальный уровень жизни, то теперь нам удалось повысить её эстетический уровень. У нас нет некрасивых людей. С помощью генетики мы обеспечиваем рождение только красивых. Раньше небольшая кучка красивых людей держала остальных в состоянии рабства.
Мужчины теряли голову, увидев красивую женщину. А женщины теряли так называемую скромность, увидев красавца. Красавица обладала властью большей, чем иные правители. Красота была избыточна в том смысле, что привлекала значительно больше людей, чем физически была в состоянии одарить собой, в результате чего возникали конфликты, ни одна красавица не могла удовлетворять то количество похоти, которую она возбуждала. Спрос на красоту всегда отставал от предложения.
