Питирим Сорокин - Человек. Цивилизация. Общество

На основе вышесказанного можно заключить, что политическая стратификация изменяется во времени и в пространстве без какой-либо постоянной тенденции. И внутри отдельной стратификационной структуры, и внутри ряда политических организаций существуют циклы возрастания и уменьшения политической стратификации. Христианская церковь, как религиозная организация, в начале своей истории имела очень незначительную стратификацию; позднее она возросла, достигла кульминационного пика, и в течение последних веков наблюдается тенденция ее выравнивания[361]. Римские и средневековые гильдии дают другой пример. Р. Греттон продемонстрировал подобный цикл в эволюции среднего класса Англии. Крупные политические организации Китая, Египта, Франции или России продемонстрировали ряд подобных изменений в течение своей истории. Внутри любой политической организации формы стратификации «возникают, растут, распространяются, развиваются, достигают максимума, постепенно приходят в состояние упадка, разрушаются или превращаются в некоторые другие организации или формы»[362]. Так и политическая стратификация может изменяться без какого-либо постоянного направления. Ход изменения станет более понятным, если мы примем во внимание некоторые факторы, влияющие на изменения политической (а также и других форм) стратификации.

Не делая попытки объяснить здесь проблему факторов, определяющих колебания стратификации во всей ее комплексности, среди многих выделим два, оказывающих наиболее заметное влияние на политическую стратификацию. Это: а) размер политической организации., биологическая (раса, пол, здоровье, возраст), психологическая (интеллектуальная, волевая и эмоциональная) и социальная (экономическая, культурная, моральная и т. д.) однородность или разнородность ее населения.

1. При общих равных условиях, когда увеличиваются размеры политической организации, то есть когда увеличивается число ее членов, политическая стратификация также возрастает. Когда же размеры уменьшаются, то уменьшается соответственно и стратификация.

2. Когда возрастает разнородность членов организации, стратификация также увеличивается, и наоборот.

3. Когда оба эти фактора работают в одном направлении, то и стратификация изменяется еще больше, и наоборот.

4. Когда один или оба этих фактора возрастают внезапно, как в случае военного завоевания или другого обязательного увеличения политической организации или (хоть и редко) в случае добровольного объединения нескольких прежде независимых политических организаций, то политическая стратификация поразительно усиливается.

5. При возрастании роли одного из факторов и уменьшении роли другого они сдерживают влияние друг друга на флуктуацию политической стратификации.

Таковы основные утверждения, касающиеся факторов колебаний политической стратификации. Попытаюсь кратко обосновать, почему эти факторы приводят к изменению стратификации.

Увеличение размера политической организации увеличивает стратификацию, прежде всего, потому, что более многочисленное население диктует необходимость создания более развитого и крупного аппарата. Увеличение руководящего персонала приводит к его иерархизации и стратификации, иначе, десять тысяч равноправных официальных лиц, скажем, безо всякой субординации дезинтегрировали бы любое общество и сделали бы невозможным функционирование политической организации. Увеличение и стратификация государственного аппарата способствуют отделению руководящего персонала от населения, возможности его эксплуатации, плохому обращению, злоупотреблениям и т. д. — это было, есть и будет фактором колебаний стратификации. Во-вторых, увеличение размера политической организации приводит к увеличению политической стратификации, так как большее количество членов различается между собой по своим внутренним способностям и приобретенным талантам. Эти различия, как мы увидим, также приводят к усилению политической стратификации.

По той же самой причине возрастание неоднородности населения приводит к усилению политического неравенства. Физически невозможно быть одинаковыми мужчине и ребенку, гению и идиоту, слабому и сильному, честному и бесчестному и т. д. Когда в одном и том же политическом организме есть раб и английский пэр, туземец из Конго и профессор из Бельгии, то вы можете проповедовать равенство сколько вам будет угодно, но оно тем не менее существовать не будет. Появится стратификация, хотите вы того или нет. Если к этому добавить еще многие «предубеждения» и эмоциональные симпатии и антипатии, разногласия и войны и все враждебные эмоции, вызываемые ими, то станет ясно, что разнородность должна работать в пользу стратификации. А если еще добавить человеческую алчность, жадность, страсть власти, борьбу за существование и многие подобные «добродетели», то слабость одной части и сила другой должны привести к лишению гражданских прав первых и к увеличению привилегий последних. Все эти и подобные сателлиты разнородности случаются тогда, когда в результате войны или насилия один политический организм поглощает другой. Пусть даже завоеватели состоят из безгрешных ангелов (в действительности же они чаще всего напоминают дьяволов), даже им не удастся избежать стратификации. Когда такой совершенно разнородный политический организм, как Индия, вошел в состав Британской империи, то будь даже все британцы искренними уравнителями, они не смогли бы установить действительного политического равенства. На бумаге и на словах это можно сделать, но на практике — нет.

Причины, приведенные выше, объясняют, почему уменьшение размера политического организма или уменьшение разнородности его населения приводят к уменьшению стратификации. В качестве специфической формы уменьшения разнородности необходимо упомянуть факт длительного временного и пространственного сосуществования данного населения в пределах одного и того же политического организма. Такое сосуществование означает длительный социальный контакт и взаимодействие, за которыми следует возрастание однородности в привычках, манерах, социальных традициях, идеях, верованиях и в «единомыслии». Это, в соответствии с вышесказанным, должно привести к уменьшению социальной стратификации[364].

Аргументация. Приведенная выше гипотеза подтверждается и находится в соответствии со следующими фундаментальными рядами фактов.

1. Когда размер и разнородность примитивных групп малы, то нет необходимости в заметной политической стратификации. Фактическая ситуация полностью подтверждает это ожидание.

2. Размер и разнородность таких европейских политических организмов, как Швейцария, Норвегия, Швеция, Дания, Нидерланды, Сербия, Болгария и некоторых других, малы, поэтому их политическая стратификация значительно меньше, чем стратификация более крупных политических организмов, таких, как Британская империя (с колониями), Германия, Франция (с колониями), Россия или Турция (до отделения от нее Сербии, Болгарии, Румынии) и т. д. Экономические, политические и другие контрасты внутри этих малых социальных организмов менее заметны, чем внутри более крупных, несмотря на мешающее влияние различных сил, которые часто скрывают или ослабляют результаты влияния обсуждаемого фактора.

3. Так как размеры современных политических организмов в среднем больше, чем размеры примитивных групп[365], то естественно, что, политическая стратификация современных организмов должна быть больше стратификации первобытных племен.

4. Так как до настоящего времени неожиданные и крупные увеличения размеров, возрастание разнородности населения происходили главным образом в результате войн, то следует ожидать, что фактор войны вызывает усиление политической стратификации. Исследования Спенсера, Гумпловича, Ратценгофера, Ваккаро, Оппенгеймера, Новикова, не упоминая другие имена, подтверждают это ожидание[366]. Так, в древнееврейском политическом сообществе появились группы угнетаемых; в Древней Греции — илоты и метеки; в Риме — чужеземцы; ими же были неполноправные в кельтских и тевтонских общинах, низшие касты в Индии и т. д.

5. Вне зависимости от военных условий увеличение размера политических организмов приводит к росту стратификации, если она не сдерживается влиянием иных балансирующих сил. История подтверждает этот тезис. Одновременно с увеличением размера политического сообщества Рима периода республики чрезвычайно усложняются политический механизм управления и стратификации населения. Становится больше правительственных рангов, а население начинает постепенно распадаться на все более многочисленные политические слои. Помимо cives[367] и clientes[368] и небольшого числа хорошо оплачиваемых слуг появляются много разнообразных групп, как-то latini[369], члены civitates с suffragio и без suffragio[370], группа civitates liberae[371], подразделяемые на aequm и iniquum[372], жителей provincii[373] с их различными рангами и т. д. В результате могущественного расширения Римской империи весь политический аппарат Рима, вся политическая стратификация, начиная с граждан самых низких политических рангов и самых лишенных жителей provincii и кончая высшими слоями центрального правительства, все население Рима сильно возросло в вертикальном и горизонтальном направлениях[374]. И наоборот, в начале империи, когда практически остановилось расширение государства и благодаря постоянным контактам уменьшилась разнородность населения, мы видим, что вплоть до 212 года нашей эры исчезают все эти градации, римское гражданство предоставляется почти всем жителям Римской империи, кроме peregrini dediticii[375]. Подобный параллелизм, хотя не такой явный и не такой панорамный, мы наблюдаем в истории Древней Греции, особенно Афин и Спарты, Ахейской лиги. Установление Делосского союза под гегемонией Афин, или установление Ахейской лиги, или расширение гегемонии Спарты на Пелопоннесе приводили к возникновению новых слоев в управленческом аппарате и новых страт среди свободного населения[376]. Уменьшение размеров этих политических организмов в IV–III веках до нашей эры привело к противоположному результату. Еще более заметен этот процесс на примере создания империи Александра Македонского, при объединении племен первыми Меровингами и Карлом Великим, при попытках создания Священной Римской империи, при расширении Британской империи, России и, наконец, при образовании Германской империи в XIX веке. Общее направление всех этих процессов, как бы они ни отличались друг от друга, в том, что за периодами увеличения политических организмов следовало создание дополнительных политических и управленческих страт — империалыюго, федеративного, конфедеративного, — причем слой завоевателей всегда возвышался над покоренными и ранее существовавшими стратами. В результате в период такого политического увеличения или немного позднее весь политический конус становился выше и сложнее. Уменьшение политической стратификации, которое было достигнуто среди населения России, Англии, Бельгии, было уничтожено или ослаблено приобретением новых колоний, таких, как Индия, Конго, Филиппины, Марокко, азиатские, финские и польские провинции России с их разнородным населением. Все эти факты, среди большого числа им подобных, подтверждают нашу гипотезу[377].