Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России - Кристин Воробец
По требованию Головина Сенат возобновил дело. Во время допроса жертвы эпидемии заявляли, что не симулируют недуг, но и не могут доказать, что обвиняемые на самом деле на них напустили икоту или порчу. После того как почти 300 свидетелей подтвердили благонадежность обвиняемых, Сенат приказал губернской канцелярии подвергнуть пыткам нескольких одержимых икотой, чтобы выяснить подлинность их недуга. Семерых взятых в застенок больных пытали на дыбе, били плетьми и батогами, но признаний так и не получили. Наконец, 11 января 1740 года из‐за отсутствия доказательств Сенат принял решение не привлекать к ответственности ни обвиняемых, ни 207 человек, одержимых таинственным недугом[90]. Несомненно, мезенский инцидент послужил мощным напоминанием имперскому правительству о том, какие беспорядки может вызвать эпидемия икоты или кликушества, а также маркером того, что сведения о подобных случаях могли быть занижены.
Несмотря на то что царская власть по-прежнему настаивала на применении правовых санкций против кликуш, тех редко задерживали для допроса. Из тридцати шести дел, связанных с суевериями, которые рассматривались Преображенским приказом и Тайной канцелярией со времен Петра I до 1760 года (см. Таблицу 1.1), только два касались кликуш: дело 1720 года с участием трех московских женщин и еще одно – дело дворовой женщины, уверенной в том, что она «испорчена дьявольским наваждением»[91]. Государственные учреждения гораздо больше интересовала клевета на важных лиц, особенно на правителей. Пять дел этого периода заведены на людей, порочащих репутацию императрицы Елизаветы Петровны (1709–1762) и членов ее семьи. Из них четыре особенно важны из‐за их связи с верой в одержимость и колдовство. Дела крестьянина Евдокима Томилина (в 1746 году) и горожанина Петра Волкова (в 1750 году) связаны с заявлениями, что императрица Елизавета якобы была испорчена. С учетом того, что между одержимостью и колдовством существовала тесная связь, такие заявления подразумевали, что Елизавета была одержима бесом. Подобное обвинение ставило под сомнение легитимность правительницы, что само по себе было деликатным вопросом, поскольку Елизавета заняла русский престол в результате дворцового переворота. Впоследствии, в 1752 году, купца Ивана Пичюгина и денщика Григора Воробьева независимо друг от друга осудили за распространение слухов о том, что мать графа Алексея Разумовского была колдуньей. Дела непосредственно касались репутации царской семьи, поскольку граф Разумовский был фаворитом и предполагаемым тайным супругом Елизаветы Петровны. Более того, купец Пичюгин использовал такую характеристику матери Разумовского с целью объяснить, почему великий князь Петр Федорович (будущий Петр III) тогда еще не имел детей от своей жены Екатерины[92].
Таблица 1.1. Религиозные преступления, расследованные Преображенским приказом и Тайной канцелярией, 1700‐е – 1760
Источник: РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 75, 128, 328, 349, 393, 411, 440, 442, 546, 550, 553, 567, 635, 720, 964, 982, 1045,1063, 1081, 1082, 1144, 1260, 1298, 1323, 1359, 1548, 1572, 1714, 1730, 1788, 1880, 1897, 1917, 1923, 1965, 1970.
Безусловно, наибольшее количество дел, рассмотренных Преображенским приказом и Тайной канцелярией, касалось лиц, которые обвинялись в причинении вреда колдовством. Многие из обвиняемых имели волшебные талисманы, бумаги или тетради, полные заклинаний белой или черной магии, а также коренья и травы для зачаровывания. Другие обвинялись в обращении к колдунам. То, что внимание чиновников сосредоточилось на тех, кто якобы мог превратить людей в кликуш или навредить другими магическими способами, а не на самих кликушах, как это предписывал закон, иллюстрирует широко распространенную даже среди правительственных чиновников XVIII века веру в возможность колдовства и одержимость бесами. Это является частью того, что Джон Ледонн называет «лихорадкой разоблачений» первой половины XVIII века, вызванной тревогой и нестабильностью, ставшими следствием двух десятилетий войн при Петре I, дворцовых переворотов и финансового кризиса 1730‐х годов[93].
Выводы Е. Б. Смилянской подтверждают закономерность, которую демонстрируют вышеуказанные дела Преображенского приказа и Тайной канцелярии: следователи гораздо больше интересовались задержанием волшебников, колдунов и богохульников, чем кликуш. Смилянская изучила 198 судебных дел о магии и суевериях, датируемых первой половиной XVIII века, расширив выборку за пределы Преображенского приказа и Тайной канцелярии, включив туда также Сыскной приказ, полковые, воеводские и губернские канцелярии, местные, судебные и ряд других ведомств. Чуть более 50 процентов этих случаев касались людей, использующих наговоры и заклинания, примерно треть из них – попытки колдовства и защиты от чар[94]. Преобладающее количество мужчин среди обвиняемых (в соотношении почти 5:1) можно объяснить их более высокой публичностью и большей вероятностью того, что внимание властей привлечет деятельность солдат, священнослужителей, писцов и торговцев.
В то время как правительственные учреждения не занимались регулярными задержаниями кликуш, Священный синод, зависящий от поступления информации о суевериях и богохульствах из епархиальных источников, также не проявлял бдительности в отношении кликушества. Несмотря на напоминание 1737 года о том, что епископы должны отчитываться Синоду дважды в год, и призыв 1746 года к священникам сообщать епископам обо всех кликушах, официальные послания епископов рассылались нерегулярно, а ответы были скорее формальными отписками[95]. Так, в 1751 году, например, только ростовский, суздальский, архангелогородский и переяславский епископы обтекаемо пишут о суевериях в своих епархиях, причем последние два отмечали наличие кликуш. Архангелогородский архиепископ Варсонофий сообщал только, что в его епархии, в Кеврольском и Мезенском уездах, имеется «один икотник (кликун) и семь икотниц (кликуш), которые и сыскиваются». Несомненно, причиной упоминания икотников в отчете стала широкая известность эпидемии икоты в Мезенском уезде 1720–1730‐х годов, потребовавшая вмешательства Сената. Сообщая о наличии бесноватой женщины, переяславский епископ заверяет Синод, что и ее, и тех, кого она обвиняла в колдовстве, вызвали в суд. Остальные епископы, числом 21, уведомили Синод, что «слава Богу все добре»[96].
Серьезное наступление на замалчивание суеверий, включая веру в одержимость бесами и колдовство, в епископских отчетах можно увидеть в донесении суздальского архиерея Порфирия от 1754 года. Порфирий отмечает, что, хотя поповские старосты
