Валерий Земсков - Образ России в современном мире и другие сюжеты
Обретение устойчивого равновесия, выработка долгого функционирования такой систематики – это и есть основная задача. А с ней, очевидно, в определенной мере будут связаны и имагологическая рецепция и репрезентация России.
Английский историк Джеффри Хоскинг так заключает свою книгу «Правители и жертвы. Русские и Советский Союз» (2006): «Русские обладают огромными ресурсами, позволяющими решить задачу национального строительства, перед которой их поставила жизнь, – ресурсами экономическими, политическими, и прежде всего, – культурными.
Сейчас они начинают конструировать, используя материал советского и несоветского прошлого, непротиворечивое, целостное национальное самосознание. Но поскольку над ними по-прежнему тяготеет имперское и мессианское прошлое, многое из того, что теперь создается, самим русским кажется временным и малоценным. Они, как и англичане, потеряли империю, но все еще не нашли для себя новой роли. Им предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы, наконец, поймем, каким политическим сообществом стала Россия»[33].
Дисбаланс в системе взаимодействия пластов культуры как фактор культурной динамики
Соотношение пластов культуры: Иерархия или изоморфизм?
Сформулирую несколько постулатов, которые помогут разобраться в сути проблемы.
Первое. Важнейшим фактором, связующим и обобщающим все уровни, касающиеся сущности, структуры и динамики перехода от старого к новому в культуре, является тотальный изоморфизм всего ее целого – онтологического, антропологического, ментального, коллективного, индивидуального, феноменологического, исторического, цивилизационного и т. д.[34] Поэтому составляющий основу культурной динамики извечный «ритуал перехода», который опирается на глубинную, «первотектональную» платформу бессознательного, архетипического, воспроизводится на всех уровнях ментальности и деятельности субъекта культуры и культуры в целом как метасубъекта. Но взаимодействие между разными пластами и уровнями культуры строится не на параллелизме и причинно-следственной связи, а на принципах асимметрии. Все уровни и факторы связаны между собой, но не совпадают в своем действии.
Второе. Культура, ментальность, сознание в каждый момент своего исторического бытия хранят и поддерживают «готовыми» к действию все пласты изначального и позднее созданного в истории человечества: архаическое, традиционное, модерное. Причем все три компонента выступают в многосторонних и в разнообразных перекрестных отношениях. Это не только отношения противостояния, но и сотрудничества. Срединным членом триады является традиционное – это инновации прошлого, возникшие из архаики и ставшие со временем факторами нормативными, стабилизирующими, «держащими» систему.
Архаическое, в форме современной архаики или в виде универсального тезауруса праформ и культурных архетипов, – не «склад», не пассивное хранилище, но динамичная, живая, «дышащая» масса, всегда готовая активизироваться под воздействием импульсов, исходящих от традиционного или модерного.
Третье. В состоянии «статичного развития» культурная систематика строится на компромиссном комбинировании упомянутых составляющих. Одни из них активны, другие потенциальны, репрессированы, «связаны». Движение современной культуры к Большому Переходу нарушает систему сдержек, и хаотизация в пограничной зоне «канунов и рубежей» есть результат нарушения сложившихся компромиссов в стремлении к перекомбинированию, к поиску нового компромисса, т. е. к выработке новой систематики.
Четвертое. Простой опыт наблюдения за динамикой культуры в моменты перехода обнаруживает, что нарушение системы взаимных сдержек и компромиссов в результате кризиса традиционной нормативности и соответствующей «картины мира» под натиском модерного проявляется в резкой поляризации оппозитарных отношений. В культуре, работающей в «пороговом» режиме, происходит активизация архаических пластов. Внешне это выражается в том, что «на порогах» всегда происходит резкий всплеск эсхатологического переживания «канунов и рубежей». Каждая из составляющих культуры выдвигает свой сценарий разрешения кризиса, и все они оказываются в большей или меньшей степени эсхатологически окрашенными. Это относится и к модерным, сциентистским сценариям, если даже они не включают в себя эсхатологизм в содержательном плане.
Суть же состоит в следующем. Механизм кризисной динамики, если рассматривать его в избранном аспекте, определяется тем, что модерное, находясь в оппозиции к традиционному как главному препятствию на пути своего утверждения, апеллирует «через его голову» к архаическому пласту культуры как целому и к архаическим элементам в традиционном. То есть именно модерное пробуждает архаику. Причина, кроме всего прочего, в том, что в европейской культурной традиции всякий проект Большого Модерна, в том числе в сциентистском секуляризованном варианте, имеет глубокий утопический фонд, восходящий к изначальной платформе архаических прафеноменов, а его основная идея предполагает либо достижение гармонического будущего в форме коммунитарного хилиазма (тысячелетнего царства Добра), либо в форме «идеально» организованного общества индивидов на принципах юридизма. Традиционный пласт культуры, представляя ее актуальное состояние в его нормативности, всегда выступает в такой ситуации под знаком негативизма, как точный слепок реальной дисгармоничности человека и общества.
Об этом говорит весь опыт развития европейского Большого Модерна от XVII до XX в. Вспомним, что становление сознания Модерна происходит параллельно с открытием архаики – «иного», «природного», и во всех вариантах (начиная с самых ранних проектов Фрэнсис Бэкон – Ян Коменский – Томас Мор – Томмазо Кампанелла) имеет глубокие утопические основы, опирается на религиозно-мифологические матрицы в поисках выхода к гармоническому состоянию человека и общества, актуализируемые путем сакрализации рационализма и сциентизма. Таков исток секулярного утопизма Модерна, основанного на коммунитарной концепции христианского универсализма, опиравшегося на гностику и на католическую платформу или на начинавшую формироваться индивидуалистическую «юридическую» концепцию протестантизма. В религиозном варианте это движение Дж. да Фьоре или, скажем, «иезуитский коммунизм», в светском – Великая французская или Американская революции. И так далее вплоть до концепций социалистического и коммунистического общества (сочетание иудео-христианского мессианизма и православной коммунитарности), а также концепции имперского универсализма под руководством «избранной расы» (национал-социализм, обычно именуемый у нас фашизмом).
Процесс секуляризации и сциентизации утопии неразрывно связан с постоянным обращением Большого Модерна во всех его противоборствующих вариантах к глубокой архаике. Архаическое выступает резервуаром не только смыслов и импульсов для построения утопии, но и для взаимной критики оппозиционных концепций. Самопознание европейского человека и создаваемой им цивилизации можно представить как сочетание, казалось бы, не сочетаемого: прогресс (движение «вверх») неотделим от спуска «вниз» – в глубины архаического, «докультурного».
Вспомним хотя бы некоторые знакомые имена, обозначившие важнейшие линии европейской либеральной антропоцентрической цивилизации в ее оптимистических, теневых или кризисных векторах: Жан-Жак Руссо, маркиз де Сад, И. В. Гёте; романтики; Федор Достоевский, Ф. Ницше, Рихард Вагнер, Карл Маркс, Пётр Кропоткин и так далее, если брать общественно-идеологическую составляющую. И по возрастающей в области знания: Анри Бергсон, Зигмунд Фрейд, Карл Юнг… И в литературном ряду: от романтиков до Шарля Бодлера и Артюра Рембо; от русского символизма и теории «всеединства» (Николай Фёдоров) до «общинного дионисийства» Серебряного века.
А затем – авангардизм, который во имя всеобщей и тотальной модернизации совершает прыжок через «голову» традиционной культуры в область иррациональности и архетипов: Пабло Пикассо, Морис Дюшан, Казимир Малевич, Джеймс Джойс, Франц Кафка, Андре Бретон, Антонен Арто, Жорж Батай…
По мере того как наука все больше обнаруживает актуальность архаики, культура движется по необратимому пути сближения с праформами. Можно без колебаний утверждать, что на всех направлениях развития европейская культура XX в. выстраивает себя в теснейшем взаимодействии с архаикой, выводя ее в итоге из диахронического и латентного состояния в план активной синхронии. Потенциальное становится актуальным, «здесь и сейчас».
Если «первый», «классический» авангард нашел свой основной ресурс для борьбы с традиционной «классикой» и нормативностью в глубокой архаике (иррациональное, бессознательное, праязык, миф, эсхатологизм, апелляция к родовому), то «неоавангард», работающий на расчищенной им площадке, порождает насыщенную архаикой «массовую» культуру, «массовое» сознание, основанное на дорефлективной автоматике.
