Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема
Каждая из главных жен имела даирэ — собственные апартаменты с соответствующим штатом рабынь, евнухов и т. д. Обычно жены султана жили на верхних этажах, а прислуга на нижних.
Если место одной из жен по какой-либо причине становилось вакантным, его занимала женщина, сумевшая обратить на себя особое внимание султана. И нетрудно представить, какая жестокая, хотя и скрытая от посторонних глаз борьба велась за право занять эту вожделенную нишу.
Кадины
Основными претендентками на звание одной из четырех законных жен повелителя были просто кадины. Эти дамы тоже находились в весьма привилегированном положении, так как были или беременны, или уже успели произвести на свет принца или принцессу.
Жерар де Нерваль, которому устроили тайную экскурсию по сералю, когда в нем не было женщин, писал: «Это были комнаты кадин. Абсолютное сходство этих помещений удивило меня, но мне объяснили, что между женами султана царит полное равенство… В качестве примера художник рассказал мне, что когда его высочество заказывает для своих жен в Пере, обычно у французского кондитера, коробки конфет, они обязательно должны быть одинаковыми. Дополнительная обертка, особая форма конфеты, даже лишние пастила или драже вызвали бы нежелательные разногласия между этими прелестными созданиями; как и у всех мусульман, у них очень развито чувство равенства».
Кадины считались признанными, хотя и неофициальными, женами султана. До своего возвышения кадины находились в ранге икбал — фавориток.
Икбал
Категория икбал (счастливые) была переходной от простой гаремной рабыни к уважаемой даме. Такая счастливая перемена судьбы зависела и от случая, и от гаремных интриг.
Дюжина очаровательных одалисок, более других преуспевших в гаремных науках, составляли своего рода аристократию прислуги и окружали посетившего гарем султана.
Главное было попасться на глаза султану и остановить на себе его внимание. Одни рабыни искали такого случая, других случай находил сам. Это могло произойти в самых обычных обстоятельствах — когда он спал, ел, одевался. Случалось, что султан примечал наложниц на приемах, праздниках или выездах.
В отличие от всех остальных мужчин султан мог видеть женский персонал любого гарема с открытыми лицами. Эта привилегия его величества принималась безропотно, хотя и Выходила за рамки единого для всех мусульман закона.
В Коране по этому поводу сказано: «И скажи (женщинам) верующим: пусть они потупляют свои взоры и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно из них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве толь своим мужьям, или своим отцам, или отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или своим женщинам, или тем, чем овладели их десницы, или слугам из мужчин, которые не обладают желанием, или детям, которые не постигли наготы женщин; и пусть не бьют своими ногами, так чтобы узнавали, какие они скрывают украшения. Обратитесь все к Аллаху, о верующие, — может быть, вы окажетесь счастливыми!» (24:31)
«Предположим, что султан решил навестить свою мать или одну из своих законных жен, — пишет Осман-бей. — В покоях, которые желал посетить султан, начиналась страшная суматоха. Все шумят, кричат, наряжаются и украшают апартаменты.
Когда его величество усаживается на предназначенный только для него диван, ему с особыми церемониями предлагают угощения.
Рабыни, которые прислуживают на приеме, имели теперь возможность приблизиться к султану и предъявить его взору свои естественные и искусственные прелести.
Султан и сам был не прочь взглянуть на этих очаровательных девушек, которые кружатся вокруг него, подавая кофе, набивая табаком трубку и стараясь всячески угодить повелителю. И нет ничего удивительного в том, что какая-то из этих прелестниц сумеет обратить на себя особое внимание повелителя. Плененный красавицей-рабыней султан не стеснялся демонстрировать вспыхнувшую страсть — жестом, слишком пристальным взглядом, легкой улыбкой.
— Как ее зовут? — спрашивал султан.
Этого было достаточно, чтобы рабыня была возведена в ранг гезде — попавшейся на глаза.
Мать или жена султана подавали рабыне специальный знак, та приближалась и целовала край дивана, на котором сидел повелитель. Вслед за тем ему представляли рабыню, которая с этого момента и становилась гезде.
На следующий день гезде покидала даирэ своей бывшей хозяйки и помещалась в другие апартаменты, где ее приводили в необходимый вид, наряжали и давали необходимые наставления, перед тем как султан пожелает поближе познакомиться со всеми ее достоинствами».
Похожую ситуацию описывал и Джордж Дорис:
«Может статься, что выбор падишаха падет на одну из рабынь, принадлежащих его родственницам-султаншам или его дочерям-принцессам, которые живут за пределами Йилдыза и лишь иногда посещают его. Так, однажды вечером, когда Его Величество давал в своем гареме танцы и балет, он приметил среди танцовщиц юную рабыню по имени Местэ-Алем, служанку его младшей дочери — принцессы Зеккие. Наутро двое евнухов султана прибыли во дворец принцессы и объявили ей, что они пришли за юной Местэ-Алем, которая удостоилась особой чести — монаршего желания.
Велико было волнение юной черкешенки, даже не мечтавшей о таком возвышении! Ее госпожа поспешила распорядиться о том, чтобы она могла принять традиционную ванну и, окруженная своими рабынями, сама присутствовала при ее туалете. В аромате духов, в богатом наряде новая избранница, все еще думавшая, что она грезит, села в роскошную карету и в сопровождении верховых евнухов прибыла в Йилдыз, где валиде-султан тотчас же вызвала ее и дала ей обычные наставления.
Однако, несмотря на поспешность, с какой ее доставили во дворец, лишь на четвертый день Местэ-Алем была представлена господину. И то ли его каприз прошел, то ли девушка показалась ему не так уж красива, то ли он не узнал ее в ее новом наряде, но Его Величество, поведя бровью при виде ее, резко сказал: „Эта не та. Отправьте ее назад“. Дрожащая, опозоренная, глубоко уязвленная в своей зарождавшейся гордости, взлетевшая столь высоко, чтобы так низко и так внезапно упасть, бедняжка была препровождена обратно к принцессе Зеккие — на сей раз без каких бы то ни было знаков почета, в сопровождении уродливого и старого чернокожего евнуха.
Однако ей, безутешной в своем горе от пережитого тяжкого испытания, не пришлось долго страдать: она сделалась печальной, томной и бледной, стала кашлять и вскоре умерла».
Превращение гезде в фаворитку или попросту — наложницу (любовницу), совершалось известным образом. И если султан оставался доволен своим выбором, гезде получала титул икбал, а вместе с ним — ежемесячное денежное содержание, прислугу и евнухов.
Об отношениях султана Абдул-Хамида со своим гаремом Джордж Дорис писал:
«Иногда он благоволит побеседовать со своими фаворитками, в глазах которых ему нетрудно выглядеть человеком блистательного ума: все они абсолютно невежественны, и то поверхностное воспитание, которое они получили, не мешает им оставаться по-детски наивными. Он посвящает их — в самых общих чертах — в дела мировой политики, рассказывает им разные истории, сенсационные анекдоты из заграничной дворцовой жизни (до которых он сам большой охотник), — и это единственные уроки истории, которые им преподаются.
…Гарем — вот весь их мир. Сюда они были привезены еще детьми; здесь их берегут, как драгоценное стадо; здесь они живут и умирают, ничего не узнав об окружающем мире, не осознав даже, что такое жизнь».
Фаворитки тоже были «первыми», «вторыми», а то и десятыми или сотыми… Но, в отличие от главных жен, первенство фавориток было весьма относительным. Султану ничто не мешало «осчастливить» своим монаршим расположением новую рабыню, чтобы тут же забыть о ее предшественнице.
Мелек-ханум писала: «Меня сопровождали одалиски, шеи которых были повязаны белыми платками с вышитыми на них стихами, и это означало весьма благосклонное отношение к ним господина».
Этот сверкающий страстями калейдоскоп, по-видимому, развлекал всевластного султана, но управителям гарема приносил множество хлопот. Определить, кто сегодня настоящая фаворитка, а кто — любимая жена, было непросто, учитывая непредсказуемость любовных фантазий падишаха.
Неясность положения не давала покоя и самим фавориткам. Они мечтали лишь о том, чтобы забеременеть и произвести на свет принца или принцессу. Кроме самой радости материнства, это поднимало фавориток на новую ступень гаремной иерархии, превращая их в кадин. Но на этом пути их поджидали почти непреодолимые трудности.
