И. Алимов - Сосуды тайн. Туалеты и урны в культурах народов мира
И туалет в этом отношении отнюдь не был исключением. Поэтому использовался средневековый японский вариант нашего ночного горшка — прямоугольный деревянный пенал, предварительно заполненный абсорбентом — золой или древесным углем, что делало его несколько похожим на нынешний квартирный туалет для кошек. Причем «горшок» этот использовался не только ночью, но и днем, притом он обладал вполне приличными размерами (наконец-то удалось обнаружить хоть какую-то вещь, которая была бы у европейцев по размеру меньшей, чем у японцев!). Поэтому с одного конца к нему была приделана рукоять, за которую слуги и таскали его по всему дворцу за теми избранными, для которых он и предназначался. То есть идеи «ходить в туалет» не было, а была идея, чтобы туалет за тобой путешествовал.
При этом следует иметь в виду, что процедура отправления естественной надобности была начисто лишена какой бы то ни было приватности. Ведь одежда японских аристократок представляла собой нечто вроде ряда оберток-халатов (их число доходило до двенадцати) без застежек, но зато с длиннющим шлейфом. И потому «развернуться» из этого соединяемого воедино широким поясом наряда, каждый слой которого чуть выглядывал из-под другого (при этом сочетанию цветов придавалось огромное значение), для отправления какой-то там нужды никому и в голову не приходило. Знатная дама справиться с этой нуждой в одиночку была попросту не в состоянии. В связи с этим ее служанка, стоя на почтительно-уважительном расстоянии, приподнимала специальным шестом-рогатиной ее накидки и вдвигала упомянутый пенал в образовавшееся между накидками и полом пространство.
Точно известно, что отдельно стоящий стационарный туалет, содержимое которого можно было вычищать по мере наполнения, появился по крайней мере в XIII в. Но речь идет не о русской бездонной выгребной яме на все случаи жизни: очень быстро емкости для большой и малой нужды стали вести в Японии раздельное существование. Отправление большой нужды осуществлялось на корточках через прямоугольное отверстие в деревянный ящик или же глиняный горшок. Для мочи же был приготовлен керамический сосуд, на дно которого ради благозвучия и аромата укладывалась хвоя. Он мог стоять как непосредственно перед входом в туалетное строение (и тогда каждый мог видеть, чем ты занят в данную минуту), так и внутри его.
Исторические источники свидетельствуют, что знаменитый средневековый военачальник Такэда Сингэн (1521–1573) назначал в свой персональный генеральский туалет дежурных, в обязанность коих входило перманентное воскурение благовоний ради уничтожения неприятных запахов. Кроме того, при некотором воображении это создавало иллюзию нахождения в буддийском храме. Такэда Сингэн решительно восставал против традиционных крошечных японских туалетов: площадь его сооружения составляла — западному человеку даже подумать страшно! — целых десять полноформатных квадратных метров. Будучи человеком военным, проживая во времена усобиц и ожидая нападения в любой неудобный для себя момент, он, видимо, помнил про поговорку «махать копьем в сортире», т. е. быть не в состоянии вести полноценные боевые действия в стесненных бытовых условиях.
Сингэн так любил свой весьма просторный кабинет уединения, что распорядился покрыть пол циновками — вещь для Японии совершенно немыслимая, поскольку циновка является принадлежностью исключительно жилых комнат, по которым передвигаются, ввиду их чистоты, исключительно в носках. Создав себе потребные рабочие условия, Сингэн, опустившись на корточки, просматривал деловые бумаги и вынашивал победоносные стратегические планы. Неизвестно, сколько времени проводил Сингэн в туалете. В любом случае, достоверных сведений о том, что он страдал запорами, источники до нас не донесли.
Обычный же деревенский туалет представлял собой весьма небольшое деревянное строение с довольно хлипкими стенами, где в полу вырезалось отверстие, только не круглое, как принято у нас, а прямоугольное. Внизу же располагался деревянный ящик, который опорожнялся по мере его наполнения. Видимо, поэтому само действие так и называлось «сделать (просьба не путать с «сыграть»!) в ящик». Оно производилось на корточках, т. е., выражаясь русским языком, «сидя орлом». Получается, что в традиционной Японии не существовало устройства, похожего на наш стульчак. Это неудивительно, поскольку до самого последнего времени вся жизнь японцев проходила на полу, хотя им и был известен пришедший из Китая стул. И все интерьеры делались применительно именно к такому образу жизни. Что же до исторической долговечности такой «птичьей» конструкции, то она дожила до наших дней (см. ниже, сколь бы каламбурным этот вполне научный оборот ни показался).
Ну хорошо, сделал свое дело. А что дальше? Рука-то ведь сама собой к рулону туалетной бумаги тянется. Рука же японца могла тянуться в те средневековые времена либо действительно к бумаге (но это только у людей состоятельных), либо к деревянной (бамбуковой) дощечке, теперь уже не имевшей на себе никакой записи государственной важности — с удешевлением бумаги время дерева как носителя письменной информации осталось позади. Нельзя также сбрасывать со счета и такие подтирки, которые были созданы самою природой без участия человека. Я имею в виду привычные русскому homo sapiens листья деревьев (особенно популярны, естественно, были широколиственные породы типа фуки, т. е. подбела японского, Petasites Japonicus Miq), а также более экзотичные водоросли, употребление которых документально зафиксировано на маленьком острове Садо и на большом острове Хоккайдо.
Даже отхожее место не могло умерить страсти японцев к написанию столь любимых ими инструкций на все мыслимые случаи жизни. Вот, например, наставление одного из патриархов дзэн-буддизма Догэна (1201–1253), которое он адресовал своим последователям-монахам в XIII в. (по своему решительному настрою напоминает суворовские инструкции войску).
Отправляясь в отхожее место, бери с собой полотенце. Повесь его на вешалку перед входом. Если на тебе длинная ряса окажется, повесь ее туда же. Повесив, налей в таз воды до девятой риски и таз держи в правой руке. Перед тем как войти, переобуйся. Дверь закрывай левой рукой. Слегка сполоснув водой из таза судно, поставь таз перед входом. Встань обеими ногами на настил, нужду справляй на корточках. Вокруг не гадить! Не смеяться, песен не распевать. Не плеваться, на стенах не писать. Справив нужду, подтираться либо бумагой, либо бамбуковой дощечкой. Потом возьми таз в правую руку и лей воду в левую, коей хорошенько вымой судно. После этого покинь отхожее место и вымой руки. Мыть в семи водах: три раза с золой, три раза с землей, один раз — со стручками (стручки дерева гледичия ввиду своих бактерицидных свойств использовались при мытье вместо мыла. — А. М.). После чего еще раз сполосни руки водой.
Очень уж этот Догэн был строгий. Делай только так, а не этак. Но смотрел в корень: после восьми помывок руки все-таки почище станут. Кстати, если монах прерывал ежедневную медитацию ради отправления большого или малого дела, то за это вообще-то полагалось колотить его бамбуковой палкой. И, естественно, в каждом дзэнском монастыре туалет существовал в качестве одного из предписанных каноном строений сакрального комплекса.
Усвоив китайские представления о счастливых и опасных для человека направлениях, японцы старались не строить туалеты, где попало. Особенно неблагоприятным считалось северо-восточное направление, через которое с легкостью проникают самые разные напасти и враждебные силы. Если подходить к выбору места для строительства туалета со всей прорицательской строгостью, места, в сущности, оставалось очень немного — в узком секторе, заключенном между северо-востоко-востоком и северо-северо-западом.
Дзэн не делает разницы между духовным и телесным — оттого и Догэн беззастенчиво смешивает «высокое» с «низким». В более позднее время в дзэнском монастырском туалете стали даже устраивать настоящий сад из крошечных камней — сидишь себе и любуешься, ни на какие глупости не отвлекаясь. В дзэне все подчинено одному — достижению просветления. А оно может застичь тебя в любой позе и в любой момент — даже в отхожем месте. И здесь дзэнские заповеди вступали в противоречие с расхожим мнением, выраженным в поговорке «уборная и Будда», подразумевающей совершенно несовместимые друг с другом вещи. Интересно, однако, что дзэнские монахи устраивали из туалета сад камней, а не из сада — сортир.
Это трепетное отношение к отхожему месту докатилось и до нынешнего дня. Отправимся вслед за Танидзаки Дзюнъитиро (1886–1965), одним из самых «японских» писателей XX в., за которым числится и блестящее эссе «Похвала тени»:
Комнаты для чайной церемонии тоже имеют свои хорошие стороны, но японские уборные поистине устроены так, чтобы в них можно было отдыхать душой. Они непременно находятся в отдалении от главной части дома, соединяясь с ней только коридором, где-нибудь в тени древонасаждений, среди ароматов листвы и мха… Для достижения удовольствия нет более подходящего места, чем японская уборная: здесь человек, окруженный тихими стенами с благородно простыми деревянными панелями, может любоваться через окно голубым небом и зеленой листвой. Поистине уборная хороша и для того, чтобы слушать в ней стрекотанье насекомых и голоса птиц, и вместе с тем самое подходящее место для того, чтобы любоваться луной. И если уж говорить о недостатках японской уборной, то можно лишь указать на удаленность ее от главной части дома, делающую неудобным сообщение с нею среди ночи и создающую возможность простудных заболеваний в зимнее время… Но я считаю, что приятнее, когда в подобных местах стоит температура не выше температуры внешнего воздуха. Как неприятны европейские уборные в отелях с их паровым отоплением и постоянно нагретым воздухом[36].
