Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - Энтони Эндрюс
Несмотря на то что у нас сохраняются вопросы касательно различных деталей, а порой и сути повествования, здравый смысл Аристотеля остается таким же примечательным, как и масштаб его личности. В основном именно с этой точки зрения он критикует идеи Платона, считая их не только невыполнимыми, но и нежелательными. Через зеркало этой критики Платон выглядит сторонником еще более жестких принципов, чем если судить по его диалогам. Сейчас нам понятно, что разница между этими двумя философами была не настолько велика, и у них было больше оснований для того, чтобы прийти к согласию, чем полагал сам Аристотель. Они оба исходили в своих построениях из структуры древнегреческого города-государства, достаточно небольшого для установления тесных связей в политической и социальной сферах, благодаря которым могли процветать сложившиеся в Греции институты, но в более строгой и чистой форме, чем в Афинах, хотя, в то время как Аристотель учил, Александр завоевывал Азию и решал проблемы другого рода. Высшим благом для обоих была созерцательная жизнь, доступная лишь людям, располагающим средствами к существованию. Души ремесленников чахли из-за их низких занятий, и это был факт, который просто принимался как данность, но Аристотель более отчетливо понимал, что следует делать так, чтобы представители низов были так или иначе удовлетворены. Правда, его мысли об этом основывались на целесообразности – он полагал, что у каждого организма, находящегося на любом уровне развития, имеется собственное предназначение, для достижения которого он функционирует (или должен функционировать), и счастье ему может принести только достижение этой цели. Если применить это к политике или организации общества, то результат будет не очень отличаться от концепции Платона о справедливости.
Когда в 322 г. до н. э. Аристотель умер, древнегреческие полисы лишились значительной части своей свободы, из-за чего большая часть его «Политики» оказалась неприменимой, хотя на протяжении жизни одного или двух поколений города периодически боролись против своего нового положения. Школа Аристотеля, носившая название, сохранившееся до сих пор, – Ликей, продолжала свое существование наряду с Академией Платона, и обе они процветали вместе с другими, не сумевшими пустить столь глубокие корни в языке и лучше отвечавшими потребностям эллинистического общества. Слово «эпикуреец» стало использоваться для обозначения человека, видящего цель своего существования в одних лишь удовольствиях, но это карикатура на идеи, высказанные афинянином Эпикуром. Он верил в правильность картины мира, созданной приверженцами атомизма, в существование богов, но считал, что судьбы людей их не интересуют, и надеялся развить в своих последователях умственное равновесие, которое должно нейтрализовать страх смерти. Эти идеи привлекали людей, обладавших ищущим умом, таких как римский поэт Лукреций, но вряд ли были способны вдохновить народные массы. Эпикур открыл свою школу около 310 г. до н. э., в то время как через несколько лет собственное учение разработал Зенон из города Китиона, что на Кипре, и, возможно, бывший по происхождению финикийцем. Преподавал он в Афинах, у портика Стоа Пойкиле, вследствие чего появилась более влиятельная философская школа, которую ждало более впечатляющее будущее. Стоики, суть представлений которых довольно точно передана в значении прилагательного «стоический», полагали, что первостепенное значение имеет добродетельность отдельной души, не зависящая от обеспеченности и социального статуса человека. Они также разработали собственную концепцию устройства мира, представляющую для нас интерес потому, что для нее было характерно представление о постоянстве, пневме (первоначальное значение – «дыхание» или «дух»), которое, по их мнению, является неотъемлемой частью всего сущего, а также из-за того, что стоики уделяли значительное внимание наблюдению за волнами, образующимися в жидкости, находящейся в ограниченном пространстве, хотя, конечно, прямой взаимосвязи между созданной ими непроверенной теорией и современными знаниями о механике движения волн нет. Представления стоиков о морали несколько раз меняли направление своего развития, вследствие чего они отказались от идеи основателя этой философской школы о важности знания для истинной добродетели, превратили «стоическое» равнодушие к внешним обстоятельствам в простое признание существующего статуса и изменили многое другое. Как и другие философские школы, эта в конце концов прекратила свое существование. Свойственное стоицизму отношение к человеческой душе было позаимствовано христианством, а внушительный корпус сочинений Аристотеля сохранился, несмотря на упорное сопротивление, во многом благодаря церкви.
Древнегреческая философия имеет к современному миру скорее косвенное, чем прямое отношение. Аналогии, прослеживающиеся между представлениями древних греков и современной научной мыслью, не свидетельствуют о наличии прямой взаимосвязи. Когда люди начинают мыслить научно, для ответов, которые они дают, бывает характерна определенная доля сходства. Но Платон оказал огромное влияние на современников Галилея, и исследователи, занимающиеся описательной наукой, многим обязаны Аристотелю. Разработанные древними греками концепции, связанные с моралью и политикой, в некоторой степени удивляют нас, будучи довольно чужеродными. Дело не столько в том, что теории, созданные в эпоху классики, разрабатывались в городе, сколько в процессе распада и в том, что они не могут быть перенесены на наши гораздо более обширные государства, которыми невозможно управлять напрямую, как это было принято в древности. Гораздо более важно, что эти теории основываются на представлении, согласно которому люди неизбежно рождаются неравными, что делает их неприменимыми даже для самых ярых сторонников равноправия среди современных философов. Они были полностью неприемлемыми для демократических Афин, где были разработаны. Платон не собирался обращаться к народным массам. Во время своего правления Деметрий Фалернский (317–307 до н. э.), ученик Аристотеля и проводник интересов Македонии, не снискал любовь афинян из-за своей вялой попытки претворить в жизнь некоторые идеи своего учителя.
Это еще не все. Не все ценности, сторонниками которых были представители элиты, учившиеся у Платона или Аристотеля, можно считать несущественными, причем как для того времени, так и для нашего собственного. Если бы я долго рассуждал об элементе подавления в теории Платона, мне пришлось бы подчеркнуть несколько важных различий. Они не должны затмевать то, что греческие философы поражают нас своей способностью проникать в суть вещей, не потерявшей ценности и в наши дни. Далеко не на все построения Платона мы можем всецело опираться, но нам еще многое нужно узнать, если мы до конца изучим его аргументы или те, что приводил Аристотель, а в еще большей степени – благодаря предпосылкам, которых они специально не касались.
Опять же все дело не в конкретных ответах, какими бы ценными они ни были, а в том, что вопросы были заданы, причем именно таким образом. Человечество никогда не испытывало нехватку представлений о природе и статусе человеческой души, но эти взгляды были инстинктивными, связанными с религией и мифологией, им было необходимо признание и,
