Борис Голубовский - Шаг в профессию
Я пришел домой к народному артисту СССР Иосифу Михайловичу Туманову, тогда главному режиссеру Театра им. Пушкина. В передней слышу его голос - что-то читает вслух. Робко вхожу. Оказывается, он читает вслух пьесу, которую начинает ставить в театре. "Я всегда перед первой встречей читайо пьесу вслух: проверяю ритмы, вдруг какое-нибудь ударение в слове не там сделаю. Потом слова иностранные… Не всегда могу сразу объяснить, попадаешь в неловкое положение!" Последуйте примеру мастера, это полезно.
Экземпляр пьесы готовится к встрече с актерами. Обычно даже пьесы классиков, как русских, так и зарубежных, подвергаются необходимым сокращениям, иногда кардинальным - по сценам, иногда не существенным - по отдельным фразам. Происходит это по самым разным причинам. Все сокращения должны быть произведены до того, как актеры получат свои роли, иначе может начаться сражение за каждую реплику.
Атмосфера в театре особенно важна для молодого, еще не искушенного в театральных дрязгах работника - режиссера или актера. Тут решающее значение имеет поведение старожилов, руководителей.
Не могу не рассказать о начале своей режиссерской деятельности. В первой же работе, спектакле "Надежда Дурова" в Саратовском театре им. К. Маркса, я столкнулся с непреодолимыми трудностями: сказать, что репетиции шли неорганизованно, не в творческой атмосфере - это значит, ничего не сказать. Актеры моего присутствия элементарно не замечали. Иногда я прорывался с какими-то предложениями, но эти робкие попытки оставались без внимания, и я был задавлен анекдотами, историями, рассуждениями о ходе войны и мечтал только о том, чтобы скорее закончилась репетиция. Иван Артемьевич Слонов, "первач" и бывший "любец" - герой-любовник, блестящий актер и саратовский божок, наблюдал за происходящим и как-то, после одного из таких кошмаров, подозвал меня к себе и сказал: "У тебя так дело не пойдет. Значит, так: я завтра опоздаю на репетицию, а ты меня не впустишь".
И ушел. Ночь я не спал.
На следующий день все пошло по заведенному порядку: актеры собрались с опозданием на 25-30 минут, завязалась непринужденная беседа, в которой я не был приглашен принять участие… Еще через минут двадцать открылась дверь и появился (именно - появился!) Слонов, в крахмальной сорочке, повязанной элегантным бантом, в тюбетейке на гладко выбритой голове, благоухающий духами, весь праздничный и возвышенный.
- Простите, мои юные друзья, я немного задержался… Я покрылся холодным потом и сказал фразу, которую в бессонную ночь повторял много раз:
- Уважаемый Иван Артемыч, если вы опаздываете, то чего же я могу требовать от молодежи? Я не могу допустить вас к репетиции.
И тут началась высокая трагедия.
Слонов побагровел, шея налилась кровью, глаза заблестели, как у Арбенина (которого он замечательно играл!) перед отравлением Нины.
- Молодой человек, вы забываете, что я - Слонов!
Гробовая тишина - в первый раз на репетиции "Дуровой". Еще секунда, и я готов был упасть к ногам Слонова. Через мучительную паузу он произнес:
- Но перед искусством вы правы, простите старика…
Отвесил мне земной поклон и медленно, с согбенной спиной, но гордо поднятой головой (вот это пластический рисунок!), вышел из репетиционного зала. Тишина не нарушалась. Я обратился к актерам, понимавшим, что они присутствовали при исторической сцене.
- Ну, продолжим?
- Да, да, конечно, - раздались робкие голоса.
В этой истории выиграли все: прежде всего - я, которого Слонов спас в полном смысле этого слова, потому что никакие беседы худрука или директора ни к чему бы не привели; актеры, которые перестали терять время и в итоге хорошо сыграли спектакль; и, наконец, сам Слонов, ставший в глазах всех (а этот эпизод сразу разнесся по всему Саратову!) еще более благородным, скромным, ставящим искусство выше самолюбия.
После помощи Слонова я обнаглел. Как-то на репетиции актеры на втором плане разговаривали во время сцены Слонова. Я остановил его:
- Иван Артемыч, я прошу вас прекратить репетицию. Вы мешаете разговаривать актерам об очень важных вещах!
Актеры замолчали. Слонов сначала опешил, потом понял, подыграл, стал извиняться перед нарушителями дисциплины, а потом сказал мне тихо:
- Ишь, подлец, научился!
Сколько же возникает неожиданных ситуаций! Назревает конфликт - между актерами, между режиссером и исполнителями, с постановочной частью, администрацией… М. А. Захаров считает, что конфликт необходимо ликвидировать в самом зародыше. Директор огромного химкомбината в Кемерово В. Коптелов держится иного взгляда: если возникает конфликтная ситуация, то ее необходимо довести до взрыва, иначе - загнать в подполье, где она наберет силу и взорвется с большей мощностью. Кто прав?
С чего должна начинаться репетиция? Ясно: с повторения уже сделанного в прошлый раз! Неверно! Однажды Немирович-Данченко отменил репетицию "Трех сестер" (мы, практиканты, были в зрительном зале). Прогнали картину с Кулыгиным - В. Орловым. Владимир Иванович просмотрел сцену и сообщил, что репетиция отменяется. "Почему? Сыграли верно, повторили точно". - "Повторили? А что добавили, что развили, какие мысли появились у вас между репетициями? (С прошлой репетиции, действительно, ничего не изменилось). Мне нечего с вами делать".
Между репетициями работа не должна прекращаться, между репетициями актер идет дальше, пусть даже ошибочно, но идет, думает, что-то пробует.
Думается, было бы неплохо после каждой репетиции не расходиться сразу, а вкратце подвести итоги: что сделано, что достигнуто, над чем нужно еще работать.
В застольных репетициях трудно найти точную меру: когда идет серьезный разбор, а когда начинается пустой разговор с целью оттянуть время выхода на сцену и начала настоящей работы. Ясно, что полная отмена застольного периода себя не оправдала. Но именно этот полемический перебор заставил обратить внимание на то, что он иногда, или достаточно часто, превращался в приятное времяпрепровождение. Режиссер должен почувствовать тот момент, когда актер должен встать и зажить телом, пускать хоть с приблизительным "смысловым" текстом. Лично у меня вид актера с листочками роли в руках вызывает чувство негодования. Пусть глупые слова, приблизительные, но свои, живые! Тогда актер получит свободу на сцене. Вспоминаю анекдотический случай в Калужском театре: молодой актер почувствовал себя настолько свободным, что вышел на сцену босиком: "Я так себя лучше чувствую." Мы с ним не сговорились.
Довелось готовить роль со способным, добросовестным актером, увлеченно работающим на первых репетициях. Стоило его похвалить и сказать по поводу сделанной сцены "хорошо!", как вся дальнейшая работа останавливалась: "Зачем искать что-то еще, вы же сами говорили, что хорошо?" Я всегда был спокоен, зная, что он не нарушит рисунка роли, все будет как на премьере, но работать с ним мне было скучно. Иногда думал - ну, хоть бы наиграл, внес какой-нибудь абсурд. Он не развивался в образе, становился автоматом. Такой тип актера очень опасен: с одной стороны, он исполнителен, с другой - равнодушен, его не интересует поиск, риск.
НАЕДИНЕ С САМИМ СОБОЙ
Оставим в покое молодого режиссера - не будем "говорить под руку". Он сейчас занят с актерами. Вернемся к эпизоду с отменой репетиции "Трех сестер" Немировичем-Данченко. Если уж такой мастер, как Василий Александрович Орлов, не учел того, что потерял время между репетициями, то что же требовать от актеров "иной весовой категории". Актер в период между двумя репетициями остается наедине с собой. Нет, неверно, он наедине с тем человеком, образ которого он должен воплотить на сцене, оживить его, как Пигмалион оживлял свою Галатею. Актер внимательно вчитывается в пьесу, учитывая последние замечания режиссера, высказанные на репетиции, приглядывается к своему герою - с какой стороны можно подойти к нему, каким способом проникнуть в его внутренний мир. Как он выглядит, какой у него голос, как держит голову, какая походка, какие привычки, какова цель поступков. Наедине с собой вступает в силу эффект личного присутствия в роли, актер решает, во имя чего он будет становиться этим человеком, каков будет посыл в зрительный зал и какова будет цель этого посыла - предупредить, насторожить, обрадовать, обратить внимание, полюбить.
Важнейший момент: актер разрабатывает систему оценок по всей пьесе. Как его герой оценивает поступки окружающих его людей, как, соответственно, реагирует на них. Отношение к вещи, находящейся в руках, выявляет не только оценку данного предмета, но и отношение к жизни. Какими глазами человек смотрит на мир - ничто не может ускользнуть от внимания актера.
Не надо путать оценки с паузами, они не должны быть подчеркнуты, педалированы, иначе станут назойливыми. Оценка - изнутри. Иногда важнейшая оценочная пауза, если она необходима, будет ударной. Иногда, как это бывает в жизни, оценка проходит молниеносно, почти незаметно, часто совсем незаметно, и только спустя некоторое время видно ее значение. И еще овнерепетиционном времени. Боже мой, неужели когда-то были времена, когда исполнители пьес Шекспира, Островского, Шиллера, даже Юрия Полякова, нашего современника, читали все произведения автора? Играя в "Идиоте", читали "Братьев Карамазовых"? Зачем Мейерхольд так много говорил о необходимости изучения живописи, скульптуры, музыкальных форм? А уж режиссерам сам Бог велел все знать! Честно признаемся, и мы, педагоги, мало рассказываем студентам о тех спектаклях, которыми мы восхищались или даже которые ругали. Тоже полезно.
