Уткин - Вторая Мировая война
Паулюс признал, что на него произвело впечатление это экспозе. И Паулюс и Шмидт горячо поддержали идею ухода с берегов Волги. Но этот отход надо самым точным образом синхронизировать с действиями извне и операцией по воздушному вывозу. Только в этом случае можно будет сконцентрировать силы и добиться успеха общими силами. Поддерживаемый Шмидтом, Паулюс пообещал пробить кольцо в самое ближайшее время. Но 6-я армия (и Паулюс подчеркнул это «но») не будет боеспособной без получения горючего, боеприпасов, продовольствия. Танки, при всей их малочисленности, должны получить горючее. Ныне в их баках горючего ровно на двадцать километров пути, что не позволяет даже участвовать в прорыве кольца.
Спор шел по следующему моменту: Айсман просил участвовать в прорыве кольца при любом раскладе сил, а Паулюс и Шмидт абсолютно настаивали на предварительном снабжении ослабевших войск. Шмидт выразился предельно ясно: неудача помощи по воздуху делает самостоятельные боевые действия 6-й армии невозможными. «Армия будет оборонять свои позиции до Пасхи, если ее будут лучше снабжать».
Присутствовавшие генералы обрисовали ужасающую картину ослабления армии, ее тающую боеспособность.
Айсман слышал артиллерийский огонь, здание сотрясалось от разрывов. Жалкий обед тоже произвел должное впечатление. Мрачный и раздраженный, Айсман тем не менее желал донести основную идею Манштейна - настаивал на необходимости активного прорыва изнутри, навстречу танкам Гота. Погоду ругать бессмысленно, малые объемы помощи по воздуху - практически неизбежная участь. В этом обсуждении Паулюс терял свою знаменитую безмятежность. В конце долгого разговора он выразил мысль, что прорыв изнутри является «очевидной невозможностью».
Да и в любом случае фюрер запретил эвакуацию Сталинграда.
После прощания с Айсманом Паулюс взялся писать письмо супруге. Как обычно, в его письме не было жалоб. Он постарался даже закончить письмо на оптимистической ноте. «У нас сейчас действительно тяжелые времена. Но мы переживем. А после зимы наступит еще один май».
После отчета Айсмана первым порывом Манштейна было снять Паулюса и Шмидта со своих постов и заменить их офицерами своего штаба. Затем его привлекла мысль возвести на эти посты старших офицеров самой 6-й армии. Но времени было в обрез, и заниматься кадровыми перестановками тогда, когда Гот стоял на реке Мышковой, было рискованной игрой в плохую бюрократию. Да к тому же ОКХ (и, конечно же, Гитлер) не одобрит подобных шагов. Манштейн предпочел сделать звонок Цайцлеру, с которым он пока еще, казалось, находил общий язык. «Я считаю, что прорыв в юго-западном направлении является последней возможностью сохранить хотя бы основу войск, хотя бы мобильные элементы 6-й армии». Ответа не поступало несколько долгих часов, и Манштейн передал по телепринту прямо Паулюсу: «Шестая армия начнет операцию «Зимняя буря» в максимально короткий срок».
В последовавшие сутки Паулюс выходил на связь с Новочеркасском многократно. Он излагал возражения. Во-первых, для подготовки прорыва понадобятся минимум шесть дней. Во-вторых, перегруппировка создаст для 6-й армии критически рискованную ситуацию на севере и на западном направлении. В-третьих, употребленные в пищу лошади предопределили нехватку тягловой силы. Особенно в условиях исключительного мороза.
В-четвертых, топлива у него всего на тридцать километров. 21 декабря Манштейн, разговаривая с Вольфшанце, сделал последнее усилие уговорить Гитлера приказать 6-й армии двинуться на юг. В ответ Гитлер повторил аргумент Паулюса, что у того бензина недостаточно для того, чтобы дотянуться до Гота. «Он говорит, что в настоящее время не может прорваться».
Теперь и Манштейн ослабил напор. Он понял две вещи: 6-я армия нужна Гитлеру для того, чтобы сковать семь советских армий, вопрос о ее спасении в Вольфшанце стал уже неуместен; привязанность к Готу грозит ослаблением его собственного левого фланга - его самого начали обходить слева советские войска, его лучшие танки гибли бессмысленно на крайней восточной оконечности его фронта, ему грозил Сталинград в квадрате.
В рождественское утро, когда температура пала до минус двадцати пяти и вода в бомбовых воронках промерзла до дна, дежурный офицер 6-й армии сделал следующую запись в штабном журнале: «За последние двое суток не прибыло ни одного самолета. Горючее и боеприпасы на исходе».
Паулюс посылает Цайцлеру телеграмму: «Если в ближайшие дни мы не получим сверхнормативного продовольствия, в войсках следует ожидать резкого скачка смертности в результате истощения». Главнокомандующий еще питал иллюзии, что летчиков задерживают снежные бури, он не знал о походе танковой группы генерала Баданова, лишившего немцев аэродрома в Тацинской, а вместе с ним и последней надежды на подлинную помощь «крепости».
Василий Гроссман описывает ситуацию в 6-й армии так: «Они сидят там как пещерные люди каменного века, пожирая поджаренную на костре конину, среди руин прекрасного города, который они сами разрушили».
Письма - эти личные и самые доверительные документы - говорят об одном: у осажденных и осаждающих было различное восприятие жизни.
Знойная тоска по дому и растущая уверенность в победе, вот два главенствующих мотива писем немецких и советских солдат. «Мы начали теснить фрицев и загнали их в окружение. Каждую неделю несколько тысяч немцев сдаются в плен, а еще больше гибнет в боях». Начальник медслужбы 6-й армии запретил эвакуацию обмороженных на том лихом основании, что они могли это сделать специально. Русских пленных перестали кормить вообще - каждый день среди них умирало в среднем двадцать человек. Отмечены были случаи людоедства.
Восход «Сатурна» 19 декабря генерал Чуйков впервые за два месяца пересек Волгу. Его взгляд на город с середины реки, когда он внезапно обернулся, описан многократно. Этот город был для него братской могилой боевых соратников. Больше он не оглядывался, не было сил. На левом берегу уже ждали командира 62-й. Здесь были артиллеристы, поддерживавшие его огнем в самое тяжелое время. Здесь раненые хотели увидеть своего командира. Русский праздник продлился за полночь, и славный генерал возвратился в город-призрак поздно. Снег хрустел под ногами, наступала хорошая волжская зима, время, когда русскому человеку хорошо.
Обидно прозевать достижимое. Одним ударом решить гигантскую задачу - освободить не только Волгу, но и весь Дон, Северный Кавказ, выйти к Украине. Советские генералы уже рвались к «Сатурну». Тактика была отработана прошлой зимой под Москвой: наступление на достаточно широком фронте с тем, чтобы рассредоточить силы противника, не злоупотреблять концентрацией войск на узком участке, учитывая великое искусство немцев в маневренной войне.
Голиков и Ватутин представили свои планы довольно быстро, и Ставка уже 2 декабря утвердила их. В качестве координатора действий двух фронтов от имени Ставки выступал генерал Воронов. Но он же и потребовал отложить начало «Сатурна», первоначально назначенное на 10 декабря. Проблемы снабжения для Красной Армии стояли не менее остро, чем для вермахта. Перемещение огромных масс войск требовало значительного времени. По новой схеме «Сатурн» должен был начаться 16 декабря. И начался бы, если бы, во-первых, не действия танковой группы Гота, посланной Манштейном освобождать Паулюса. Во-вторых, если бы 5-я танковая армия Романенко сумела вовремя очистить район нижнего течения реки Чир. Здесь взятие Тормосина и Морозовской виделось предпосылкой начала операции «Сатурн». Только полностью гарантировав себя от неожиданностей прорыва Паулюса в этом месте, на западном направлении, можно было думать о броске к Ростову. Для этого нужно было выйти к Лихой - тогда в руках Красной Армии оказался бы главный железнодорожный центр группы армий «Дон» и путь на Ростов открылся бы во всей желанности.
Начнем с Романенко. Он начал свое наступление на юго-запад 30 ноября 1942 года на фронте в 50 километров силами 50 тысяч человек, 900 орудий и минометов при поддержке 72 танков. Цель - взять к 5 декабря территорию от Морозовской до Лозной, лежащей в сорока километрах от Морозовской. Недельные бои не дали желаемых результатов, но они произвели большое впечатление на Манштейна, и он был вынужден выделить на защиту нижнего Чира бесценный для Паулюса 48-й танковый корпус. Советское командование, видя сложности Романенко, выделило в помощь ему 5-ю ударную армию, 7-й танковый корпус генерала Ротмистрова (252 танка) из резерва Ставки и ряд других частей. Весь день 10 декабря Василевский изучал соотношение сил. «Дон», стоящий на пути «Сатурна», имел, как теперь знал Василевский, тридцать дивизий, семнадцать из которых стояли непосредственно перед Юго-Западным фронтом и частью Сталинградского фронта. Теперь прямо перед советской 5-й ударной армией стоял 48-й танковый корпус немцев. От пленных Василевский узнал, что 17-я танковая дивизия расположена в резерве и дислоцирована в Тормосине.
