Уткин - Вторая Мировая война
Германское военное руководство должно было окончательно оценить возможности люфтваффе, способность немецких летчиков, игнорируя блокаду и климат, поддержать, сохранить и по возможности укрепить боевую мощь 6-й армии. Если германская армия на это не способна, тогда нужно отдавать инициативу самому Паулюсу и готовиться к его поддержке, к поддержке его прорыва извне. В Вольфшанце, дребезжа грандиозным набором медалей, прибыл рейхсмаршал авиации Герман Геринг - номинально второе лицо в Третьем Рейхе. Его репутация поблекла после массированных бомбардировок германских городов, которые он клятвенно обещал защищать. К ночным бомбардировкам осуществляемым англичанами, днем присоединялись американские бомбардировщики. Провал защиты Германии с воздуха ослабил влияние Германа Геринга, и «узник Каринхалле» жаждал восстановить благосклонность Гитлера. Он одним движением отошел от осторожной позиции, занимаемой своим заместителем генералом Ешоннеком, и был готов за возвращение в фавор обещать все мыслимое и немыслимое. Массивный Геринг появился в зале заседаний как раз тогда, когда генерал Цайцлер предупреждал против завышенных ожиданий: «Люфтваффе должны использовать каждый имеющийся в наличии аэродром и поставлять исключительно топливо и боеприпасы. Только таким путем мы сможем прорвать блокаду».
Напомним, что 6-я армия запрашивала ежедневную доставку 750 кубометров припасов, из которых 380 тонн приходилось на продовольствие, 250 тонн на боеприпасы, 120 тонн на горючее. В 4-м воздушном флоте, обслуживающем данный регион, было 298 самолетов - вдвое меньше запрашиваемого Паулюсом минимума.
Гитлер спросил мнение Геринга. Ответ сорвался незамедлительно:
«Мой фюрер, люфтваффе осуществят все снабжение Шестой армии по воздуху». Геринг твердо обещал доставку 500 тонн в сутки. Мемуаристы называют это обещание, как минимум, «мальчишеским». Вообще говоря, это были самые важные слова, сказанные за весь период Второй мировой войны. К нашему счастью, они оказались бравадой и пустым обещанием.
Впрочем, отдадим должное германским генералам, многие из них поняли это тотчас. Цайцлер пришел в ярость. «Люфтваффе не могут осуществить этого. Знаете ли вы, рейхсмаршалл, сколько ежедневных вылетов необходимо армии в Сталинграде?» Кровь бросилась в лицо Геринга.
«Лично я не знаю, но мой штаб знает это». Цайцлер: «Семьсот тонн!
Ежедневно! Даже считая за данность, что все лошади в районе окружения пойдут на кухню, останется еще пятьсот тонн. Каждый день пятьсот тонн». На что Геринг ничтоже сумняшеся ответил: «Я могу сделать это».
Фельдмаршал Кейтель назвал это решение «фривольным». Но протесты Цайцлера уже мало что значили, обещание Геринга работало на схему Гитлера - держаться, не сдаваться, помощь придет, русские дадут слабину и на этот раз.
Гитлер ворвался в спор. «Рейхсмаршалл сделал обещание, и я обязан верить ему. Право окончательного решения принадлежит мне». Будущий натовский генерал Адольф Хойзингер видел абсолютно счастливого Геринга, идущего рядом со счастливым Гитлером. Оба они шли к военному поражению и вели Германию в пропасть. Роковое для Германии решение было принято в обстановке истерического пренебрежения реальностью.
Немедленно из Вольфшанце последовал приказ 4-му воздушному флоту обеспечить доставку в район окруженной группировки трехсот тонн ежедневно, а с прибытием новых самолетов довести объем поставок до требуемых Паулюсом пятисот тонн. Гитлер послал особое радиосообщение генералу Паулюсу (не зная еще об особой инициативе по приготовлению к уходу фон Зейдлица). «Северная часть оборонительной зоны Сталинграда должна быть поставлена под единым военным командованием. Этот командующий будет ответствен перед фюрером за оборону укрепленной зоны любой ценой. Ответственность возложить на генерала Зейдлица». Паулюс молча положил радиограмму перед седовласым генералом и спросил его, что он намеревается делать. Тот кратко ответил: «Я полагаю, что мне не остается ничего другого, кроме как подчиниться».
Паулюс перегруппировал свои войска. Теперь они не были расположены ударной колонной, а расположились вдоль периметра окружения. В мобильном резерве он оставил 14-ю танковую и 9-ю зенитную дивизии.
Ближайшие немецкие части за кольцом были в 37 километрах.
Попытка немцев вернуться в оставленные балки и на оставленные позиции не везде увенчалась успехом. Советские войска уже укрепили новоприобретенные позиции. В немецких рядах впервые можно было услышать: «Они продали нас». Но это было мнение пока лишь незначительного меньшинства. Большинство еще было абсолютно уверено, что верховное командование найдет способ их спасти, хотя идея воздушного моста уже тогда вызвала массовый скептицизм, сомнения в воздушной поддержке уже были значительными.
Немцы начали организацию того, что Гитлер назвал festung Stalingrad - крепости на берегу Волги. Последние сознательно попавшие в кольцо окружения части прорвались ранним утром 29 ноября 1942 года через Дон с запада на восток, чтобы присоединиться к основной массе группировки Паулюса. После полудня этого дня, когда вся колонна немцев перешла мост у Лещинской на восточную сторону реки, лейтенант Мутиус взорвал мост и огромное оранжевое пламя взмыло к небесам. Это пламя странным блеском осветило отходящие к Сталинграду автомашины и повозки. Словно давая знак - пути назад нет.
Немецкие части в Сталинграде отныне ждали неминуемого. Долгие месяцы они были неудержимой атакующей силой, прижимающей противника к его самой большой реке. И вдруг характер происходящего изменился почти радикально. Теперь сталинградская полоска земли стала авангардом всей большой Родины, бросившей силы на дошедшего до священной реки захватчика. Теперь патрули немцев с величайшей опаской наблюдали, как Иван высаживает к югу от Сталинграда свои танки и артиллерийские установки. И немцы молчали. Окончилось их время. Теперь они экономили каждый патрон. И наступающие русские танки они встретили уже с заметным отчаянием обреченных.
Ночью новые советские бойцы заполнили «дом комиссаров» и стоящие рядом дома № 78 и 83. Теперь они, пользуясь ослаблением давления немцев, начали расширять зону своего городского контроля. В окна соседних домов летели гранаты. Немцы держались отчаянно, но обычно смены бойцов им хватало лишь на три дня. Погибших следовало менять - или нужно было сдавать очередной дом. Пришедшая смена - в основном молодые австрийцы - более или менее держались до конца ноября. С фанатизмом новообращенных австрийцы шли напролом. За одну из комнат битва шла два дня. И все же дом № 83 пришлось оставить. Возможно, это был последний успех вермахта в Сталинграде.
Мораль окруженных страдала не только от сознания отчуждения, но и от половинного рациона в холодном зимнем Поволжье. Их главные запасы размещались на той стороне Дона, которая была теперь захвачена Красной Армией. Теперь у 6-й армии оставался запас всего на шесть дней. Немцы пересчитывали наличные головы скота, мешки с мукой, ящики с мясными консервами, коробки масла. И бельгийские кони-великаны и малорослые русские лошадки (которых немцы звали «пони») шли теперь под нож мясника. Начальство ликовало от того, что четыреста лошадей, направлявшихся на Украину, были задержаны. Правда, у лошадей, давно не видевших сена, торчали ребра. Меланхолия царила в кругу солдат, измождение вело к потере боевой формы. Написанные в эти дни солдатские письма рисуют картину падения боевого духа, первый подлинный затяжной кризис прежней лучшей европейской армии. Офицеры испытывали наибольшую депрессию, когда писали похоронные извещения на своих солдат.
Немцы строили блиндажи. Популярным «проектом» было строительство под подбитым танком. В землянках сказывалась германская сентиментальность - фотографии близких на стенах, рождественские открытки. Но далеким от сентиментальности было заставлять под дулом автомата долбить для блиндажа промерзшую землю советских военнопленных. Такие генералы, как фон Даниэлс, создали под землей «мини-дворцы», целые комплексы помещений. А у командира 16-й танковой дивизии в блиндаже даже стоял рояль. Из-под промороженной земли летели звуки великих германских музыкальных гениев. «Первая патетическая» соната Бетховена была на первом месте. И неважно, что рядом рвались авиабомбы. Генерал продолжал играть даже тогда, когда к нему приходили с докладом.
Постепенно в моду входил советский воинский стиль - немецкие солдаты стали ценить стеганые штаны, ватники, фуфайки. Большой проблемой были головные уборы. За полтора года войны с северной страной дизайнеры вермахта так и не сумели создать на голове у своих солдат нечто зимнее. Пилотки смотрелись просто издевательством. В конечном счете на голове у немцев можно было увидеть все что угодно.
Иногда даже русские портянки. Но хуже всего доставалось оголодавшим собакам, за которыми немцы гонялись едва ли не на танках. Пользовались успехом поддевки не только из собачьего меха, но и из лошадиных шкур.
