Великая война. 1914–1918 - Джон Киган
Больше всего из союзных держав усилила свою боевую мощь Великобритания. Напомним, что 7 августа 1914 года лорд Китченер, назначенный военным министром, призвал добровольцев записываться в армию. Он рассчитывал на 100.000 человек за три года — столько, по мнению Китченера, должна была продлиться война. Далее последовали призывы к «сотням тысяч», встреченные с огромным энтузиазмом, отчасти из-за обещания, что призванные вместе и служить будут вместе. Действительно, мужчины из одних населённых пунктов, с одного предприятия или одной профессии целыми группами отправлялись на призывные пункты, вместе проходили медицинскую комиссию, а затем подготовку и направлялись служить в одно подразделение[449]. Многие называли себя батальонами друзей или приятелей. Самой большой группой среди них были «приятели из Ливерпуля» — четыре батальона, набранные преимущественно из служащих судоходных компаний и брокерских фирм города. Другие населённые пункты, поменьше, комплектовали отдельные батальоны, такие как «приятели из Аккрингтона», «друзья из Гримсби» и «товарищи из Олдема». Были и подразделения, состоявшие из добровольцев одной профессии (например, батальон трамвайщиков из Глазго) или национальности (в промышленном английском Ньюкасл-апон-Тайне сформировали по четыре батальона тайнсайдского шотландского и тайнсайдского ирландского полков). В первую «сотню тысяч» вошли многие из тех, кто до войны не имел работы. Следующие сотни тысяч — всего их было пять — формировались из идейных добровольцев, среди которых к январю 1915 года насчитывалось 10.000 квалифицированных инженеров и более чем по 100.000 шахтёров и строителей. Из этих громадных человеческих ресурсов военный министр смог сформировать шесть «новых армий», или «армий Китченера», каждая из которых состояла из пяти дивизий. Добровольцы присоединились к 11 дивизиям регулярной армии и 28 пехотным дивизиям добровольческих территориальных войск. К весне 1916 года Британия имела 70 боеспособных дивизий — в 10 раз больше, чем в мирное время, и 24 из них были дивизиями «новой армии», ожидавшими отправки на Западный фронт[450].
Именно это значительное усиление боевой мощи англо-французских войск во Франции и Бельгии позволило французам и британцам на совещании в Шантийи обещать своим союзникам, что в 1916 году они продолжат совместное наступление. Это наступление, о чём 29 декабря Жоффр договорился с генералом сэром Дугласом Хейгом — новым командующим британскими экспедиционными силами, должно было осуществляться на центральном участке Западного фронта. Первоначально Жоффр ратовал за несколько предварительных атак, в продолжение своей тактики изматывания противника. Хейг, который не хотел растрачивать силы на такие операции, выдвинул встречное предложение — наступление британцев во Фландрии, согласованное по времени с французским наступлением южнее, как это уже было в 1915-м. В качестве компромисса Жоффр согласился нанести удар вдоль Соммы, к которой подходили позиции британских войск. Когда ситуация позволит, французские подразделения к северу от Соммы соединятся с основными силами армий на юге и союзники получат, как утверждал Жоффр, чёткую линию соприкосновения, которая станет осью совместного наступления в грядущем году. Хейг, сомневавшийся в военной логике такой операции, сначала соглашался только спрямить выступ, оставшийся от неудачного немецкого наступления на Париж, но интересы англо-французского сотрудничества в конечном счёте взяли верх.
План, составленный без учёта намерений противника, обычно бывает обречён на неудачу. Так произошло и в 1916 году. Пока Жоффр и Хейг разрабатывали диспозиции для операции на Сомме, итальянцы готовились возобновить сражение за горы над рекой Изонцо, а русские строили планы возврата потерянной Польши, Конрад фон Гетцендорф закладывал основу австрийской «карательной экспедиции» против ненавистных итальянцев с неожиданного направления, из Трентино, а Эрих фон Фалькенхайн, ошибочно считавший, что русские после нескольких немецких побед, начало которым положила битва при Танненберге, а кульминацией стало сражение на участке Горлице-Тарнув, окончательно разгромлены, планировал собственную крупную карательную экспедицию против французов под Верденом.
Свои аргументы Фалькенхайн изложил в письме кайзеру, которое написал в канун Рождества 1915 года. Цель Германии, настаивал начальник Генерального штаба, должна состоять в том, чтобы сломить дух Британии, на промышленную и морскую мощь которой опираются союзники. Поэтому он выступает за возобновление неограниченной подводной войны. В то же время (возможно, Фалькенхайн вполне обоснованно предполагал, что его предложение об атаках подводных лодок будет отвергнуто) необходимо уничтожить союзников Британии на континенте. Италия слишком слаба и не заслуживает того, чтобы на неё был направлен главный удар. С другой стороны, Россия связывает немецкие войска, которые могли бы использоваться на других фронтах, но ей невозможно нанести удар, который оказал бы решающее влияние на исход войны. Фалькенхайн пришёл к следующему выводу: «Даже если мы не можем ожидать масштабной революции, у нас имеются основания считать, что внутренние проблемы России заставят её сдаться в течение относительно короткого периода. Значит, можно не сомневаться, что в этот период она не восстановит свою военную репутацию». Но даже ослабленную Россию очень сложно вывести из войны из-за отсутствия стратегической цели: захват Санкт-Петербурга будет иметь лишь символическое значение, наступление на Москву требует преодоления огромных пустых пространств, а до Украины, хотя она и является лакомым куском, дойти можно только через Румынию, нейтралитет которой нарушать нежелательно. Охарактеризовав действия в Египте, Месопотамии и Салониках как ненужные и признав, что британский участок Западного фронта слишком хорошо укреплён, чтобы начинать наступление там, Фалькенхайн пришёл к выводу, что, поскольку действовать необходимо — «…Германия и её союзники не могут бесконечно обороняться», — наступать надо во Франции. «Напряжение в этой стране, — писал он дальше, — подходит к критической точке, хотя Франция известна своим выдающимся патриотизмом. Если мы сумеем открыть глаза её народу на тот факт, что в военном отношении им больше не на что надеяться, эта критическая точка будет достигнута и лучший меч Англии окажется выбит из её руки». Оперативным выводом из анализа, сделанного Фалькенхайном,
