Леонид Васильев - Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)
Простолюдины же первоначально различных этнических групп, ориентируясь на родовые и клановые нормы существования чжоуской и сближавшейся с ней нечжоуской элит, тоже быстрыми темпами, причем относительно легко и безболезненно, обретали свойственный чжоусцам и задававшийся ими образ жизни. Результатом всего этого стал процесс трансформации этнически гетерогенных социально-политических структур, особенно в уделах, в нечто иное. Иными словами, формировался этнически гомогенный чжоуский Китай — вначале преимущественно в Чжунго, даже в рамках основных уделов-царств, на которые все очевидней распадался к VIII в. до н.э. чжоуский Китай.
Следует заметить, что, хотя между уделами-царствами возникали некоторые различия — и эта разница наглядно отражена в песнях «Шицзина», рубрики первого раздела которого как раз и скомпонованы по основным царствам, — складывалось определенное этнокультурное единство в Чжунго и даже в Поднебесной в целом. Население чжоуского Китая осознавало себя членами своей семьи, членами своей общины, подданными своего князя в рамках удела-царства и пусть в последнюю очередь, но все же подданными чжоуского вана, правителя Поднебесной, и никто из простолюдинов в VIII в. до н.э. уже не ощущал себя этнически чуждым своим соседям по общине или по уделу-царству. Прерогатива и привилегия помнить о древних генеалогических связях и этническом родстве сохранялась только в среде знати, где клановые и родовые связи имели еще, как упоминалось, определенное значение.
Таким образом, на смену этнической гетерогенности рубежа Шан — Чжоу пришла устойчивая социальная неравноценность между удельно-феодальной знатью, с одной стороны, и простолюдинами — с другой. Именно социальные и социально-политические, а как следствие и социально-экономические различия между верхами и низами уже в западночжоуском Китае стали основными, первостепенными. Они определяли многие стороны жизни людей, от самых обыденных форм повседневного существования до строго санкционированных сложным и тщательно разработанным ритуальным церемониалом обязательств. Речь идет, иными словами, об образе жизни верхов и низов.
Реалии повседневной жизни
С этой точки зрения рассматриваемый исторический период весьма важен. В какой-то мере его можно считать креативным, ибо за полутысячелетие (XIII—VIII вв. до н.э.) произошли огромные изменения в характере общества и взаимоотношений между составляющими его социальными слоями.
Для шанского времени и первых царствований чжоуской династии были еще характерны патриархальные связи между правящими верхами и производящими низами: в Шан представители крестьян во главе с самим ваном обрабатывали «большие поля»; аналогичный порядок сохранялся и в раннечжоуском Китае. Ремесленники работали под началом своих старших, которые, будучи чиновниками, ответственными перед властями, следили за тем, чтобы продукт ремесленников шел на казенные склады. Таким же образом строились и отношения земледельцев с их хозяевами в региональных подразделениях Шан (о чем практически нет сведений), а также в раннечжоуских уделах, о чем можно судить хотя бы по материалам типа песни «Ци юэ».
Отраженные в «Ци юэ» реалии были, вероятно, примерной нормой вплоть до перемен, связанных с превращением крестьянской общины в сумму самостоятельных дворов, каждый из которых платил в казну десятину-чэ. В песне, как уже говорилось, повествуется о дружной и организованной работе крестьян, которые под присмотром надсмотрщика пашут, сеют, убирают урожай, заготовляют камыш и ремонтируют свои жилища, ходят на охоту и отправляются на службу в дом гуна. В песне напоминается, что все лучшее — и шелковые ткани, и загнанная на охоте лиса либо добытый там же кабан, и деревенская красавица — предназначается для гуна и его сына. В то же время показательно, что заканчивается «Ци юэ» мажорными тонами: на празднике урожая крестьяне дружно поднимают кубки за здоровье их гуна!
Патриархальные нормы, характерные для шанско-раннечжоуского Китая, уже к VIII в. до н.э. уходят в прошлое. Между верхами и низами возникает ощутимая (в гораздо большей степени, чем прежде) грань. Разница между правителями и подданными, естественно, была и прежде. Археологические раскопки дворцовых комплексов и тем более царских могил еще шанского времени нагляднейшим образом ее демонстрируют. Речь идет о другом: патриархальные узы, которыми регионально-удельная знать во времена Шан и раннего Чжоу была, как следует из множества материалов, достаточно тесно связана с крестьянской общиной, постепенно исчезали. Крестьяне уходили из-под непосредственной опеки своих хозяев прежде всего потому, что сами уделы изменялись: из мелких образований они становились царствами или крупными княжествами, каждое из которых являло собой самостоятельное государство с собственной административной системой и централизованной редистрибуцией.
Конкретно изменение положения крестьян проявлялось в том, что излишки их продукции — в первую очередь десятина-чэ — шли теперь в казенные амбары и на соответствующие склады, как то происходило и с продукцией ремесленников и иных слоев городского населения, работавших по-прежнему в основном на заказ. Из складов и амбаров эта продукция подлежала распределению, забота о котором, как и об управлении всем усложнявшимся хозяйством, всей структурой удела-царства, ложилась на плечи все разраставшегося слоя управителей из числа знати и служивых-ши. Но сказанным сдвиги не ограничивались.
Параллельно с укрупнением уделов и усложнением их внутренней структуры в каждом из них — ив домене вана — шел процесс приватизации, сопутствовавший специализации форм хозяйства. Практически это проявлялось в том, что ремесленные изделия, произведенные сверх казенного заказа, военная добыча воинов, часть продукции крестьянских хозяйств, не говоря уже об изысканных изделиях из далеких стран, начинали поступать в сферу обмена. Это еще нельзя назвать рынком. Только-только появлялись первые монеты из бронзы (хотя с использованием бронзовых слитков в качестве мерила ценностей Западное Чжоу уже было знакомо, о чем свидетельствуют надписи). Это был именно обмен, причем в первую очередь централизованно-административный, использовавшийся в качестве своего рода добавления к привычной натуральной редистрибуции. О существовании такого рода обмена в VII в. до н.э. есть упоминания в источниках. В частности, о знаменитом реформаторе Гуань Чжуне говорится, что он в молодости был торговцем и именно потому был близко знаком с аристократами из удела-царства Ци, претендовавшими там на трон (см. [85, с.51—53]).
Субъектами обмена и централизованной редистрибуции были представители правящих верхов, аристократы и чиновники, частично воины. За счет централизованной редистрибуции в определенной степени существовала часть городского населения, прежде всего ремесленники. Вся система в целом складывалась постепенно и тщательно отшлифовывалась временем. Результатом было возникновение жестко фиксированной иерархии потребления, приведшей к окончательному закреплению веками формировавшейся и институционализировавшейся разницы между верхами и низами, которую догматики от марксизма обычно именовали классовой. Но эта разница, даже если ее интерпретировать в привычных терминах марксизма, таковой не была, поскольку не основывалась на частной собственности, в рассматриваемый период в Китае еще не существовавшей. Эквивалентом была власть-собственность, которая и лежала в основе деления общества на управляющие верхи (субъект власти и соответственно собственности) и производящие низы (объект того и другого).
Как проявляло себя это обычное для неевропейских обществ противостояние управителей и производителей, как сказывалось оно на образе жизни людей?
Сначала несколько слов об одежде. В ней, при всем общем сходстве между всеми древними китайцами в принципе ее изготовления, можно, как то обычно случается, легко обнаружить множество черт и признаков, которые резко отличали один социальный слой от другого. Общие принципы конструирования одежды в общем и целом были просты. Штанов вплоть до IV в. до н.э., когда этот очень важный в быту всех людей мира вид одежды был заимствован у северных кочевников, китайцы не знали. Вместо них использовалось нечто вроде юбок, в несколько слоев надевавшихся на нижнюю часть тела. Разумеется, материал и качество ткани при этом резко варьировали в зависимости не столько от возраста и пола, сколько от социального статуса. Поверх нижней одежды надевалась верхняя — типа жакета либо халата, обязательно запахивавшаяся слева направо (левая пола сверху, что было этническим признаком цивилизованных китайцев, которым они гордились, противопоставляя себя запахивавшим халат справа налево нецивилизованным «варварам»).
