Лев Гумилев - PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза (сборник)
В IV в. наиболее боеспособные и дисциплинированные римские войска состояли из членов христианских общин. Их был вынужден использовать даже Юлиан Отступник. Однако они категорически отказывались сражаться против своих единоверцев, например багаудов – повстанцев в Галлии в конце III в. Такая принципиальность бывает иной раз неудобна, но именно она делала легионеров, воспитанных в строгих правилах христианских общин, более надежными, чем деморализованные граждане Римского мира, не верившие в Юпитера и Марса и давно потерявшие представление о верности и совести.
Искать объяснения возникшего в III в. различия между восточной и западной половинами Римской империи в социальном строе бесплодно. Он был полностью унифицирован еще во II в. И расовый состав населения не мог иметь никакого значения, потому что еще в I в. обитатели Греции и Сирии рассматривались в Риме как выродившиеся потомки некогда могучих предков. И это было справедливо.
Но в IV в. жители городов, но не деревень Востока перехватили инициативу. Ведь в городах собрались пассионарии, тяготившиеся скукой деревенской жизни. Результаты пассионарного толчка сказались в том же IV в. Место граждан Римской империи в Малой Азии, на Балканах и в Сирии занял новый этнос, условно именуемый византийским. Его усилиями варвары были отражены, построен огромный город – Константинополь, освоены ремесла, налажена торговля не только с соседями, но даже с Китаем, и, что самое главное, сохранены ландшафты Сирии, Малой Азии, Фракии и Македонии. Очевидно, экстенсивное хозяйство латифундий, принадлежавших уроженцам этих стран, в некоторой степени обуздывало наклонности к хищничеству, свойственные мигрантам, оказавшимся в Византии на положении людей, вынужденных, как и все, подчиняться существующим законам и обычаям.
Даже в столице империи – Константинополе, несмотря на то что население его превышало миллион, оно не уничтожило природы. Город тонул в зелени садов, заботливо охраняемых и кормивших семьи обывателей. Черное и Мраморное моря снабжали население рыбой, а хлеб ввозили из Египта, где почва ежегодно обновлялась за счет разливов Нила, и черноземной Скифии (степей Северного Причерноморья). Оказывается, создавать культуру, развивать промыслы и строить великолепные сооружения можно и без того, чтобы уничтожать природу. Это было достигнуто тем, что избыточную энергию (пассионарность) византийцы тратили на теологические споры и раздоры, что им самим приносило много бед, но для вмещающих ландшафтов было безвредно.
Гниение и возрождение
Зато на Западе все сложилось иначе. Развитие инженерной техники (дороги, акведуки, гигантские галеры) позволило обеспечить снабжение двухмиллионного населения Рима. Туда везли хлеб из Сицилии и Северной Африки, вино – из Греции и Прованса, шерсть – из Испании. Только свежее мясо и цветы в те времена не поддавались перевозке, и потому Италия была превращена в пастбища для рогатого скота и плантации фиалок, ибо дамы всегда любили цветы. Рим ничего не производил, он только потреблял. Но если в I–II вв. римские чиновники умели организовать эксплуатацию провинций и вознаградить их ограбляемое население установлением твердого порядка при некоторой законности (далеко не всегда соблюдаемой), то в III–IV вв. об этом уже не было и речи. Солдатские императоры превратили страну в арену гражданских войн за власть. А так как легионеров надо было вознаграждать, то шли повальные конфискации владений богатых латифундистов и выжимание денег из бедных парцеллярных земледельцев. Последние, в свою очередь, насиловали землю своих участков (парцелл), стараясь прокормиться сегодня, ибо думать о завтрашних экзекуциях было страшно и бессмысленно. Численность населения неуклонно падала, а оставшиеся в живых теряли волю к сопротивлению. Не живые силы этноса, а общественная структура и государственная традиция держали в эту эпоху грандиозное здание Римской империи. Долго это не могло продолжаться.
Обессиленный Запад легко подчинился бушующему Востоку и после последней попытки сопротивления – заговора 393–394 гг., возглавленного франком Арбогастом, превратился в периферию Византии, уже оформленной административно в православную империю. Это мероприятие было осуществлено Феодосием и имело весьма важные последствия: «этнос по Христу» расширился настолько, что превратился в суперэтнос, а течения христианской мысли стали символом самоутверждения этносов, враждебно настроенных к централизованной власти, светской и духовной.
Готы сохранили у себя арианство, осужденное в 381 г. Вселенским Константинопольским собором. Этим они выделили себя из византийской целостности. Берберы Нумидии поддержали донатистов, даже не еретиков, а просто раскольников… и Африка ушла из рук императоров Рима. Зато потомки язычников Галлии и Испании обращались за поддержкой к Вселенской церкви и ждали помощи от императорской власти – увы, безуспешно. Лишних военных сил не было и на Востоке.
В этой сверхтрудной обстановке жил, побеждал и погиб Аэций, сын римлянки и германца, защитивший Галлию от полчищ гуннов и германцев, но убитый лично императором Валентинианом во время разговора о делах в 454 г. Ни в Аэции, ни в Валентиниане не было ничего римского, но первый был храбрец и умница, а второй – завистливый развратник. В любом суперэтносе бывают разные люди. Но на Востоке людей, подобных Аэцию, оказалось больше, чем на Западе. Вот почему подлые преступления, которые были часты и в Константинополе, не погубили этот город, а Рим был разрушен вандалами сразу после гибели Аэция – в 455 г. Будь там подлинные римляне, они отстояли бы свой «Вечный город».
Некоторые полагают, что «варвары, разрушив Римскую империю, не уничтожили римский народ, а слились с ним». Так ли? Вот демографические данные: население Италии в I в. н. э. – 7–8 млн., около 600 г. – 4–5 млн [124, табл. 12]. Уменьшение вдвое, несмотря на прилив лангобардов, герулов, рутов, готов, иммигрантов из Сирии и Малой Азии, т. е. семитов-христиан. Именно последние составили основу населения городов Северной Италии: Милана, Вероны, Падуи, Равенны, Аквилеи, в то время как латинское население Италии резко сократилось из-за того, что бо́льшая часть бедного мужского населения после реформы Мария служила в легионах и возвращалась столь усталой, что не заводила семей. Богатые же, нобили и всадники, имели наложниц из числа рабынь или предавались противоестественным порокам. От них еще со времен Цезаря не отставали римские матроны [147, т. 3, с. 440]. Итак, сокращение численности населения почти вдвое вместе с зафиксированной иммиграцией с севера и востока говорят о смене этноса в Италии в V–VI вв.: старый исчез, а на его месте появился этнический конгломерат.
Когда готы и лангобарды захватили Апеннинский полуостров, он был редконаселенным; именно поэтому-то им и удалось его подчинить. Мы остановились на этом примере столь подробно, чтобы разъяснить всю сложность проблем этногенеза, которые невозможно решить вне этнической истории. Не то было на восточной окраине бывшей империи, где христианская струя оказалась жизнеспособной и породила целостность, не имевшую самоназвания. На базе раннехристианской общины, разросшейся к V в. на все пространство Римской империи и ряд соседних стран, создался этнос, называвший себя старым словом «ромеи». С VI в. Македония, Фракия и Пелопоннес были заселены славянами, Эпир – албанцами, юг Малой Азии – исаврами, центр ее – галатами, север – лазами, восток – айсорами, а Сирия хотя и имела греческую прослойку, но только в городах, да и та была немногочисленной. Коренное греческое население дольше держалось на островах, но Крит и Кипр были в VIII в. завоеваны арабами, и их греческое население было продано на невольничьих рынках. Итак, остается городское население Константинополя, где население было весьма пестрым, но использовало греческий язык как общепонятный и литературный.
Так можно ли считать византийский этнос продолжением римского или эллинского, хотя он получил от предков богатое культурное наследие: языки с прекрасной литературой, города с водопроводами, дороги, сады и крепости на границах? Часть этих благ новые люди использовали, частью пренебрегли, часть утратили со скорбью. Но весь настрой «византийцев» – римских христиан был иным, чем у эллинов и латинов. И самое главное, при кардинальном изменении этнической доминанты пассионарное напряжение системы росло, а не снижалось.
Возникший из христианских конфессиональных консорций, новый этнос проявил энергию, казалось бы, полностью утраченную в Римской империи. Эта энергия толкала египетских монахов Фиваиды и сирийских начетчиков с берегов Оронта и Евфрата в Ирландию, в Индию, Среднюю Азию и даже в Китай. Это была духовно-интеллектуальная экспансия, тем более удивительная, что она не подкреплялась силой оружия, не преследовала никаких практических целей или материальных интересов. Поводы этой деятельности лежали в ней самой. Это были деяния ради удовлетворения от сознания того, что выполнен долг. Такая искренность влияла на сердца обращаемых и обеспечила проповеди православия успех, неизмеримо превосходивший фактические затраты за счет высокой пассионарности проповедников.
