Прокопий Кесарийский - Война с готами. О постройках
«Вы, слухами о себе заполнившие все места, призраками своей власти уже охватившие всю Италию, преисполненные сверхчеловеческой гордости и тем, как вы думаете, повергшие в ужас готов, вы теперь сидите в Равенне, и тем, что вы скрылись там, вы ясно показываете врагам, что нет у вас совсем прежней самоуверенности, а своей сбродной толпой варваров вы истощаете страну, вам ни с какой стороны не принадлежащую. Ну же, двиньтесь возможно скорее и примитесь в ближайшее время за войну, покажите себя готам, не заставьте нас слишком долго ждать и надеяться на это, нас, издревле жаждавших этого зрелища». Вот что гласило письмо. Когда это письмо было доставлено и Нарзес ознакомился с ним, он посмеялся над пустозвонством готов и велел всему войску двигаться в поход, оставив в Равенне гарнизон под начальством Иоанна. Когда Нарзес со своим войском был очень близко от города Ариминума, он нашел, что переправа на ту сторону для них является нелегкой, так как готы незадолго перед тем разрушили с той и с другой стороны края моста, бывшего здесь. Река, которая протекает мимо Ариминума, даже для одного человека, идущего пешком и без вооружения, является едва переходимой по этому мосту, и то с большим трудом и напряжением и при условии, если никто не препятствует переходу и не теснит; для массы же людей и особенно вооруженных, кроме того на глазах [113] врагов, переправиться здесь нет никакой возможности. Поэтому, приехав в район этого моста в сопровождении небольшого отряда, Нарзес пришел в большое недоумение и обдумывал, какой найти выход при данных обстоятельствах. Сюда прибыл и Усдрила с несколькими всадниками для того, чтобы от него не скрылось ничего, что хотят предпринять враги. Один из спутников Нарзеса, натянув лук, пустил в них стрелу и, попав в одного из неприятельских всадников, положил его на месте. Тогда окружающие Усдрилу спешно удалились в укрепление и, тотчас выведя самых воинственных из своей среды через другие ворота, кинулись на римлян с тем, чтобы тут же убить Нарзеса. Он уже был на той стороне реки, отыскивая место перехода для войска. Но по воле судьбы с врагами встретился отряд эрулов, и они убивают Усдрилу; узнав по указанию одного из римлян, кто это такой, они отрубают ему голову и с ней возвращаются в Римский лагерь, чтобы показать ее Нарзесу. Это преисполнило всех бодростью, так как из данного случая римляне заключили, что бог против готов: устроив засаду против вождя неприятелей, готы сами внезапно лишились своего предводителя без всякого предварительного умысла и козней со стороны римлян. Хотя начальник гарнизона в Ариминуме Усдрила пал, но Нарзес повел свое войско дальше. Он не хотел задерживаться и терять время на осаду Ариминума, ни другого какого-либо укрепления, занятого врагами, чтобы из-за этих мелочей не упустить выполнения самого главного дела. Так как враги после гибели своего вождя сидели спокойно и не мешали ему, Нарзес, соединив оба берега реки мостом, без всякого труда переправил все войско. Покинув тогда Фламиниеву дорогу, он пошел налево. Так как Петра, называвшаяся «Петрузой» (пробитой), о природных сильных укреплениях которой я рассказывал в прежних книгах (VI [II], 11, 10 сл.), была давно уже захвачена неприятелями, то Фламиниева дорога и все прилегающие к ней места были недоступны и совершенно непроходимы для римлян. Поэтому [114] Нарзес, оставив эту дорогу, хотя она была и короче, пошел по доступной для него.
29. В таком положении были дела римского войска во время этого перехода. Узнав о том, что было в области венетов, поджидая Тейю с его войском, Тотила спокойно держался в окрестностях Рима. Когда они прибыли и не хватало только двух тысяч всадников, то Тотила, не дожидаясь их, поднялся со всем войском и двинулся на врагов, чтобы встретиться с ними в удобном месте. Узнав во время похода о том, что случилось с Усдрилой и что враги перешли реку Аримин, Тотила проехал через всю Этрурию и, достигнув Апеннинского хребта, стал там лагерем: он держался вблизи того поселка, который местные жители называют Тагиной. Немного спустя пришло сюда и римское войско под начальством Нарзеса. И оно тоже остановилось, разбив лагерь на Апеннинских горах, приблизительно в ста стадиях от неприятелей. Это место было ровное, но поблизости было много холмов; здесь, как говорят, некогда Камилл, начальствуя над римлянами, победил в сражении и уничтожил орду галлов. И до моего времени это место носит свидетельство этой битвы в своем названии и сохраняет в памяти людей гибель галлов, называясь «Буста Галлорум» («Галльские погребальные костры»)[14]. Словом «Буста» римляне называют остатки сожженного на костре трупа. Тут очень много могильных холмов из насыпной земли, где погребены эти трупы. Нарзес немедленно послал к Тотиле некоторых из близких ему лиц с тем, чтобы убедить его прекратить военные действия и обратить свои мысли к мирному соглашению, приняв в соображение, что он, властвуя над небольшой кучкой людей, собравшихся около него столь недавно без всяких оснований, не в состоянии бороться со всеми силами Римской империи. Он велел передать Тотиле следующее: если они увидят, что он находится в воинственном настроении, чтобы он, Тотила, по их предложению, без промедления назначил определенный день для сражения. Когда эти послы явились к [115] Тотиле, они передали, что им было поручено. С юношеским задором и надменностью Тотила им ответил, что все равно им надо будет сражаться; тогда они, прервав его, сказали:
«Ну так, о высокородный, назначь какой-либо определенный срок для этой битвы». Тотила немедленно ответил: «Мы вступим в бой в течение ближайших восьми дней». Возвратившись к Нарзесу, послы сообщили ему о результатах переговоров. Нарзес же, предполагая, что Тотила задумывает хитрость, стал готовиться, как будто бы ему предстояло сражаться завтра. И оказалось, он угадал мысли неприятелей. На следующий день появился со всем своим войском Тотила, своим приходом предупреждая слух о своем движении. И вот оба войска стояли друг против друга не более чем на расстоянии двойного полета стрелы.
Был там небольшой холм, захватить который старались и те и другие (считая, что он расположен для них на удобном месте) с тем, чтобы поражать врагов с более высокого места; так как эти места были холмисты, как я указал выше, то окружить римское войско, зайдя ему в тыл, возможно по одной только тропинке, которая шла мимо этого холма. Поэтому и тем и другим было крайне необходимо захватить его, для готов – чтобы во время боя, окружив неприятелей, поставить их между двух нападающих отрядов, а для римлян – чтобы этого избежать. Предупредив врагов, Нарзес выбрал из римских легионов пятьсот пехотинцев и темной ночью послал их, чтобы они захватили этот холм и там остались. Так как никто из неприятелей им в этом не мешал, они пришли туда и там остались. Перед этим холмом был овраг, вдоль которого шла та тропинка, о которой я только что упоминал, лагерь готов был расположен по ту сторону оврага, напротив того места, где стояли эти пятьсот, тесно сомкнув свои ряды и выстроенные глубокой фалангой, как бывает в узком месте. С наступлением дня Тотила увидал, что сделано врагами, и решил во что бы то ни стало прогнать их оттуда. Он тотчас же послал против них отряд конницы, [116] поручив им возможно скорее сбросить их оттуда. Всадники устремились на них с великим шумом и криком, собираясь прогнать их одним криком. Римляне, выстроившись тесно на узком пространстве, стояли, загородившись щитами и выставив вперед копья. Тут готы, наступавшие с большой стремительностью, сами себя этим наступлением привели в беспорядок; пятьсот римлян, тесно сомкнув щиты и выставив вперед непрерывными рядами целый лес копий, со всей силой отражали наступление. Они нарочно производили шум щитами, пугая этим лошадей, а всадников – выставленными вперед остриями копий. Кони подымались на дыбы как вследствие крайнего неудобства местности, так и испуганные шумом щитов, не имея при этом никакого выхода; а люди не знали, что делать: им приходилось сражаться с людьми, которые стояли так плотно и ни на шаг не отступали, и в то же время кричать и править лошадьми, которые бесились и не слушались их. Они должны были отступить; так была отбита первая атака. Вновь попытавшиеся наступать, испытывая опять то же самое, они опять принуждены были отступить. Много раз совершая эти напрасные попытки, они, наконец, прекратили свои наступления. Тогда Тотила послал на это дело другой отряд. Когда и он, подобно первым, должен был отступить, были посланы в дело новые отряды. Так много отрядов посылал Тотила один за другим, но, так как все они терпели неудачу, он, наконец, отказался от своего намерения. А эти пятьсот получили великую славу храбрости; из них двое в этом бою проявили особенную доблесть, Павел и Апсида; они, выбежав из рядов фаланги, показали высочайший образец храбрости. Положив перед собой на землю обнаженные мечи, они, натянув луки, стали пускать стрелы, точно попадая в тех врагов, в которых целились. Они убили много воинов и много коней, пока в колчанах у них были стрелы. Истратив все стрелы, они взяли свои мечи и, защищаясь щитами, один на один пошли на нападающих. Когда же некоторые из неприятельских всадников верхом, [117] вытянув копья, двинулись на них, они ударами мечей тотчас отрубили у них наконечники с острием. После того как они выдержали неоднократные нападения врагов, меч одного из них (это был Павел) от постоянной рубки по дереву загнулся и стал совершенно негодным. Тогда он бросил его на землю и, хватая обеими руками копья наступающих, отнимал их у врагов. Так, на глазах у всех отнял он четыре копья и был главным виновником того, что они отказались от своего предприятия. За это дело в дальнейшем Нарзес взял его в число своих личных телохранителей.
