Азиза Джафарзаде - Звучит повсюду голос мой
Его мысли отвлекла фигура, удаляющаяся от берега. Какая-то женщина, видимо, с утра стирала и сушила белье на берегу и теперь возвращалась домой. Плотно завернувшись в чадру, она положила узел с бельем на голову и, покачивая бедрами, медленно уходила все дальше.
В тот же миг сердце затрепетало, задрожало. На мгновение показалось, что женщина - Сарабеим, которая давно ожидает его на старом месте у реки... Он вгляделся... Нет, это не она...
О Сара, две твои косы благоуханны, как цветник,
А с запахом твоих волос и лучший мускус не сравнится.
Игривую танцующую походку Сарабеим нельзя спутать ни с одной другой. Эта же ступала тяжело, плотно ставила ступню. Походка могла принадлежать или немолодой, или беременной женщине, она не покачивала бедрами, а скорее переваливалась, как гусыня... У поэта сжалось сердце, с утра звеневшая в душе радость улетучилась с последними сомнениями, что женщина - не Сарабеим. Вот и это ушло...
Он взял повод покрепче, тронул уздечку, и конь, словно ждал этого, веером расстелил брызги по реке, галопом преодолел крутизну противоположного берега и пошел иноходью по мягкой пыли.
Женщина сошла с дороги, услышав за собой конский топот. Она не оборачиваясь продолжала идти по обочине, заросшей высохшей полынью и колючками. Поравнявшись с ней, всадник придержал коня и в сердце женщины закрался страх: "Кто это? Что ему от меня нужно?" Она обернулась и посмотрела на всадника. "О аллах! Так это Ага, слава аллаху!" Сердце сразу успокоилось. А Сеид Азим наклонился и забрал с головы женщины тяжелый узел с бельем:
- Сестра, ты не спеши, иди спокойно, белье твое я оставлю при въезде в город, под ивами, не торопись...
Устроив узел перед собой, он тронул коня. Женщина ничего не ответила, лишь кивнула головой. Сердце ее переполнилось благодарностью: "Пусть наградит тебя аллах, Ага, да буду я жертвой твоего предка!" Разве может ширванская женщина ответить чужому мужчине? Не должна! Даже если ее будут резать на куски, не издаст ни звука. Только в думах своих она еще долго будет к нему обращаться: "Да возлюбит аллах тебя, Ага, да оградит от бед твоего сыночка Мирджафара-агу, да будет долгой твоя жизнь! Откуда послал тебя невидимый взору аллах? Да буду я жертвой твоего предка, Ага!"
ЧИСТИЛИЩЕ
Был четвертый день месяца рамазана 1305 года по мусульманскому летосчислению, которое начинается не с рождества Христова, а с 622 года, когда пророк Мухаммед бежал из Мекки в Медину от преследователей вновь созданного им вероучения...
Прошло всего четыре дня с начала поста. Но наиболее фанатичные соблюдали пост уже третий месяц, начиная с месяца раджаб. Названия месяцев мусульманского календаря не соответствуют юлианскому, и я не буду, дорогой читатель, пытаться внести ясность, в каком месяце происходили описываемые в этой главе события. Скажу только, что мусульманский пост жесток по отношению к верующим: от самого восхода до появления на небе первой звезды нельзя съесть ни кусочка хлеба, ни выпить глотка воды, ни затянуться разок из кальяна. Особенно рьяные ревнители ислама целыми днями молились в мечетях, выясняли тонкости и различия между молитвами, заучивали новые, кое-как коротали время до момента, когда можно будет преломить хлеб.
Итак, четвертый день месяца рамазана... Шесть дней назад Сеида Азима наградили за деятельность на ниве просвещения. Правительство в лице губернского начальства оценило труды первого учителя. Враги ничего не могли сделать. А хотели, тем более что умер один из самых главных заступников и покровителей поэта - Ахунд Агасеидали. Имя поэта пользовалось любовью у ширванцев, и это рождало уверенность, будто неприятности позади. Имя его известно всем; когда произносится "Ага", все знают, о ком идет речь; если он входит в собрание, то все из почтения встают. Газеты печатают его произведения. Однако недоброжелатели и враги не сложили своего оружия... Я уже не говорю о Закрытом - Гаджи Асаде, хоть ему перевалило за восемьдесят, осанка его столь же надменна; как говорят ширванцы, острые на язык, слез с верблюда и его высокомерие с собой взял. Нечего говорить и о Молле Курбангулу, который со своим зятем - разбойником Алышем - готовит очередную пакость Are. Этих мы знаем хорошо.
Кто же еще подспудно готовит козни нашему поэту?
Черные люди... черные дела...
Был четвертый день девятого лунного месяца, четвертый день священного поста. Мечеть была набита до отказа. Полуденный намаз сегодня должен был проходить с особенной торжественностью. Место, освободившееся после смерти Ахунда Агасеидали, занял высокоученый пастырь с того берега реки Аракса. Верующие, ожидавшие назначения нового главы шиитской секты, повалили в мечеть. Вот почему сегодня в мечети было значительно многолюднее, чем в обычные дни. Среди пришедших были даже молодые сунниты. Сюда пришли и бывшие мюриды Абида-эфенди, и Молла Курбангулу, и Мешади Алыш, и Закрытый. Они высматривали в толпе своих единомышленников, чтобы быть наготове, а вдруг подвернется удобный случай расправиться с неугодным поэтом.
Сеид Азим сегодня тоже присоединился к общему намазу. Он хотел после молитвы познакомиться поближе с Моллой Худавераном, приехавшим из Ардебиля. Интересно было послушать, как он читает молитву, как отвечает на вопросы верующих во время религиозного диспута. Сеида Азима интересовало, как он относится к проблеме просвещения, будет ли новый пастырь отдавать часть пожертвований на школы. Будет ли поддерживать его в борьбе против невежд.
Молящиеся расположились правильными рядами, обратив взоры на Моллу Худаверана. Он поднял руки до уровня плеч и произнес: "Аллах превелик", и тут же все прихожане повторили за ним и движение и слово, потом следом за ним вложили левую руку в правую и, соблюдая ритм и строй, забормотали слова первой суры корана. Голоса гулко отдавались под сводами мечети, опирающимися на колонны. Молла Худаверан склонился так, что его ладони коснулись колен, и все многочисленное собрание склонилось в едином поклоне вслед за ним. Папахи, тюрбаны и островерхие шапки спрятались за согнутыми спинами. И уже в следующее мгновение со словами: "Аллах слушает того, кто воздает ему хвалу" - все опустились на колени, приложили ладони к земле и наконец распростерлись на земле. Словно могучие волны пробегали по мечети: снова все поднялись и снова все опустились, воздели руки к небесам и склонили головы в поклоне. Наконец молящиеся уселись на своих молитвенных ковриках, поджав под себя ноги, и произнесли особую молитву во славу пророка.
Проповедь, произнесенная Моллой Худавераном, понравилась всем. Сразу же после полуденного намаза купцы отослали своих приказчиков в лавки, чтобы во время их отсутствия не прекращалась торговля с кочевниками, скотоводами, уходящими на яйлаги - горные пастбища.,
Все уселись поудобнее в ожидании первых вопросов, намереваясь провести здесь время до вечернего и ночного намазов.
Молла Худаверан во время религиозного диспута хотел поговорить о сборе налога в пользу мечети в предстоящий праздник. Он начал с рассказа о роли сеидов в деле распространения исламской религии, о значении потомков великого пророка, о их высоком происхождении. Как видно, Молла Худаверан хотел использовать свое звание сеида, убеждая единоверцев. Из дальних рядов прозвучал вопрос, заданный с целью разжечь спор:
- Вы говорите о всех сеидах?
Молла Худаверан не уловил иронии и скрытых страстей:
- Конечно, место сеидов рядом с пророком, они возвышаются над всеми людьми...
- А вы не слышали о таких, которые религию рубят под корень?
- И праведных мусульман с пути сбивают...
- Среди них есть такие, что любой бабид лучше...
- Такой среди нас...
- Он суннит!
- Бабид...
- Мултаниец, клянусь пророком!
- Он призывает к тому, чтобы каждый пил несколько чаш вина ежедневно, мол, только вино способно согреть слабое тело...
Управление прихожанами было не под силу Молле Худаверану, здесь требовался авторитет покойного Ахунда Агасеидали. Каждый говорил свое:
- Вспомните его слова: "А особенно нужен нам русский язык..." Каково? "... И молле и эфенди знать русский не грех..."
- О люди, пусть сам пьет, но он детей наших портит! Завтра все станут пьяницами...
- Дети будут похожи на этих урусов, забудут религию отцов!
- Э-э, нехорошо! Постыдился бы так говорить о потомке пророка...
- Если бы он был истинным потомком пророка из рода Гусейна, разве он бы позволил себе пить вино?..
- Слушай, а! Он правильно говорит... конечно же... не пил бы...
- Да не пьет он вовсе... Не пьет...
- Праведный путь отцов не признает. Для него лучше нас урусы, армяне, молокане... О мужчина! Разве подобает сеиду с нечестивцем урусом дружбу водить? Сам покойный Ахунд Агасеидали, да примет его рай, говорил, что, общаясь с иноверцами, человек сам становится оскверненным...
Все громче раздавались в мечети голоса тех, кто поносил Сеида Азима, среди них глохли высказывания сторонников поэта. Рядом с ним оказался книготорговец Мешади Гулам. Ширин Абдулла виднелся в задних рядах. Ни Махмуда-аги, ни Керим-бека, ни других друзей. И Джинн Джавад, видно, остался под своей шелковицей.
