Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая)
Но самым замечательным во всем этом было то, что армию невольников привел в порт турок Баяр. Словно одержимый, суетился он между ними, показывая свою преданность, стараясь заслужить их расположение. Это он поднял их на виноградниках, в жалких жилищах, на плантациях, всячески стараясь предупредить разгром и резню в той части предместий города, где жила его семья. Страшный пожар, выстрелы, неумолкающие вопли умирающих заставляли Баяра спешить, и он, торопливо собрав сотни невольников, привел их на берег моря. Он знал, что, только освободив как можно больше невольников, сумеет повлиять на казаков, смягчить гневное сердце мстителей и приостановить ужасное несчастье, свалившееся на жителей города.
В районе крепости выстрелы утихли. Только вопли уничтожаемых защитников и взрывы пороховых погребов потрясали землю. По охваченным пламенем улицам казаки группами возвращались в порт.
Богдан вместе со всеми наблюдал трогательную встречу невольников с казаками - их спасителями. Когда же на площадь из пылающего города стали возвращаться разъяренные, подогреваемые жаждой мести казаки, юношу охватила тревога. В облике большинства этих родных и близких ему людей чувствовалось что-то звериное.
Среди окровавленных, испачканных грязью и глиной казаков он с трудом узнал Джулая. Его лицо было также искажено ненавистью и гневом, как и у других казаков.
Он тащил за черные, блестящие волосы, заплетенные в тоненькие косички, молодую, пятнадцати-семнадцатилетнюю турчанку. Девушка не сопротивлялась, а покорно шла за ним, боясь причинить себе боль. Из рваного халата временами выскальзывала маленькая грудь, и девушка торопливо прикрывала ее своими лохмотьями.
Богдан с ужасом заметил, что такая добыча не у одного Джулая. Обходя толпу казаков, двое джур Сагайдачного за руки вели к челну старшин такую же молодую турчанку, приглянувшуюся самому казацкому атаману. Джуры многозначительно улыбались идущим навстречу казакам, давая понять, что любовь Конашевича к Евиным дочерям оправдывает их усердие и услужливость. Окинув взглядом победителей-казаков, Богдан увидел, что все они тащили не только груды ценностей, скрыни с реалами, с арабскими цехинами и ковры, но и девушек, среди которых были голые, без чадры, в нарушение извечного обычая мусульман.
У юноши больно сжалось сердце, и он забыл о тех ужасах, которые видел, спасая вместе с этими казаками своих соотечественников, в частности детей и молодых украинских девушек, перенесших значительно большие надругательства, чем эти турчанки...
Но он не забыл, что здесь действует неумолимый закон войны и мести. Джулай был лишь частицей той силы, что вызвала и этот пожар, и безжалостные убийства... такой же частицей был и сам Богдан, когда в охваченном пламенем переулке равнодушно отбросил ногой труп женщины...
16
События продолжали развиваться с ошеломляющей быстротой. Вскоре после появления несчастных невольниц вдруг со стороны моря донеслись залпы салюта, а потом оглушительный крик сотен людей. В первый момент трудно было предположить, что это происходит еще одна радостная встреча.
Флотилия атамана Бурлая, покончив с Трапезундом, прибыла на помощь казакам, осаждавшим Синоп.
И снова берег. Казаки бросались друг другу в объятия, а освобожденные пленники плакали от радости. Тысячи вооруженных, ликующих, возбужденных победой людей обнимались, приветствовали небо восклицаниями и выстрелами.
Всеобщий подъем словно течение реки, увлек и Богдана. Многие казаки помнили его еще по Терехтемирову, а за время похода, на Перекоп и к Кафе молодого толмача Конашевича узнали почти все казаки. И поэтому не было ничего удивительного в том, что он переходил из одних объятий в другие, да и сам обнимал и целовал всех подряд.
- О, Богдан! - услышал он и не помня себя крепко обнял заросшего мягкой бородой, безгранично родного Ивана Сулиму.
- Ванюша!.. Сулима! - радостно восклицал Богдан, не сдерживая слез.
На турецкой земле, под лучами палящего солнца казаки упивались неслыханной и желанной победой, о которой мечтали они еще в ковыльных степях Украины.
- А я, братец Ванюша... Или ты уже, наверное, знаешь о моем горе? спросил Богдан, как-то сразу став грустным.
- Да, слышал, - ответил Сулима, соображая, с чего начать рассказ. - Не повезло нам. Как жаль, что тогда ты не поехал с нами в дальний дозор. Ах, как жаль...
- Да ведь не мог я. Должен был торопиться...
- Как раз об этом я и говорю, Богдан. Тебе, вижу, никто еще не рассказал.
- О чем? - перебил его встревоженный Богдан.
- Не знает! - Иван крепко прижал к себе Богдана. - Селима мы поймали...
- А Христина?
- Давай отойдем немного в сторону, там поговорим. - Сулима совсем тихо произнес: - Врать или сказать правду?..
- Ты шепчешь что-то или я совсем оглох? - спросил Богдан, тряся Сулиму за плечи.
- Шепчу, себя убеждаю... Знаешь... - Сулима посмотрел на толпу. Знаешь, Богдан, в дозоре мы перехватили отряд Селима...
Заметив, как побледнел Богдан, Сулима скороговоркой рассказал ему о бое с отрядом Селима и о взятии его в плен.
- Только когда я рассказывал об этом старосте, то умышленно кое-что приврал. Староста поинтересовался, что произошло с послушницей, но я заметил, что и этот проклятый шпион тоже покосился на меня, надеясь узнать что-нибудь о своей пленнице...
- Ну-ну... - поторапливал Богдан, пристально глядя в глаза Сулимы.
- Я сказал, что она схватила за горло татарина, которому Селим передал ее, и в Днепре... наверное, утонула вместе с ним.
- А на самом деле?
- На самом деле... Не мог же я порадовать этого мерзавца тем, что татарину удалось убежать вместе с Христиной.
- Убежать? Вместе с Христиной?
- Убежал, проклятый... Они боролись в Днепре, потом он, уцепившись за коня, выбрался на берег, вытащил бедную дивчину, связал ей руки и положил на седло.
- Ах-ах!.. Почему я не поехал с тобой? - простонал Богдан.
- Селима зарубили польские жолнеры - Тарас видел собственными глазами. Они обманули поручика Конецпольского, что не нашли турка, а сами... расправились с ним.
- Погоди! Так, значит, Христину увез Мухамед Гирей. Пан Хмелевский мог спасти ее? Мог, Иван? - Богдан тряс друга за плечи.
- Наверное, мог. Но это... где-то там, в Крыму.
- Боже мой! Собственными руками отдал ее султану... Такой дурень отправился далеко за море, сотням смертей глядеть в глаза, разыскивая Христину там, где ее и не могло быть. Ах, дурак! Ведь хорошо знал, что Селим, угождая Мухамеду Гирею, отдаст ее мерзавцу, а не отправит вместе со всем ясырем...
- Успокойся, Богдан. Дальше Бахчисарая Христину не отправят. А с Бахчисараем полковник Дорошенко и королевский региментар сделают то, что пан Сагайдачный с Синопом! Нужно спешить в Крым.
17
Над многотысячной толпой на берегу стоял сплошной гул, прорезываемый зычными голосами атаманов, которые пытались навести порядок. Утомленные тяжелым морским походом, боями, переживаниями и победой над врагом, казаки стали постепенно успокаиваться.
Сулима помог Богдану разыскать в толпе Максима Кривоноса, Ганджу, Силантия и Юркевича. Богдану хотелось найти и старого Мусия Горленко, с которым они ехали сюда в одном челне. Но вдруг внимание всех привлекло событие, происходившее на площади, куда выводили пленных турчанок.
Джулай, увидев Богдана, бросился к нему, схватил за руку и потащил за собой.
- Богдан, пошли живее! Будем крестить турчанок! Под угрозой смерти я заставил Баяра привести мне его эту... Магдалину-Мугаррам... Окрещу ее Мариной, вместо моей покойницы!..
Возле сбившихся в кучку перепуганных девушек-турчанок стоял позеленевший от страха Баяр.
Да разве только от страха? С раннего утра турок развернул такую лихорадочную деятельность, что Богдан удивлялся, как он еще держится на ногах. Неестественная улыбка на пересохших устах свидетельствовала о его крайнем психическом напряжении.
Кто-то сильным голосом издевательски воскликнул:
- Окрестим и обвенчаем с нашими казаками, погуляем на свадьбе, а потом... потом, если наскучат, можно будет и раков покормить ими!..
Усатый запорожец натягивал на себя парчовый чапан богатого бея вместо поповской ризы. В руках он держал деревянный крест, наскоро связанный бечевкой из палки.
- Во имя отца и сына... - размахивал запорожец самодельным крестом. Раздеть новорожденных отроковиц, освободить их от басурманской одежды, как младенцев от пеленок! - прогремел его сильный бас.
Казаки, как безумные, с расширенными глазами, с перекошенными лицами, бросились к девушкам и с таким остервенением срывали с них одежды, что некоторые из них не могли удержаться на ногах.
В мгновение ока несколько десятков несчастных турецких девушек были раздеты до нитки.
- В море! В крещенскую купель! - распоряжался импровизированный поп.
Но когда к турчанкам бросились с протянутыми руками разъяренные, потерявшие человеческий облик казаки, Богдан, возмущенный всем этим, подбежал к девушкам и крикнул:
