Сергей Утченко - Тайны политических убийств

— Вы слышали, что говорит ваша невеста! Отвечайте ей!

— Не стану! Не стану! Умоляю, полковник, прикажите меня увести.

— Джексон принадлежал Четвертому Интернационалу?

— Никогда! Он ни с кем, кроме меня, не был знаком. Он притворялся симпатизирующим, чтобы приблизиться к Троцкому. Убийца!

После этого Санчес Саласар прекратил очную ставку и распорядился выпустить на свободу Сильвию Агелофф.

Вскоре полковник получил информацию из Канады. Оказалось, что паспорт, по которому Джексон прибыл в Мексику в качестве туриста, был выдан 22 марта 1937 года в Оттаве на имя Тони Бабича, уроженца Югославии, но гражданина Канады, тот отправился в Испанию, где и погиб в бою, будучи бойцом интербригады. Три года спустя этот паспорт с другим именем и другой фотографией оказался в Мексике. Полковник признал это косвенной уликой принадлежности Джексона к ГПУ, поскольку было известно, что среди троцкистов не имелось мастеров, которые бы так чисто подделывали документы.

Ведя расследование, Санчес Саласар пригласил поверенного в делах Бельгии в Мексике М. В. Лоридана и сотрудника посольства Влетхалити на встречу с Джексоном-Морнаром, и в руках полиции оказался документ, свидетельствующий о том, что Джексон-Морнар не бельгиец.

Дипломат заявил, что в бельгийской миссии в Тегеране, где, как утверждает преступник, он родился, никогда не работал человек по фамилии Морнар; что сын не мог назвать ни одного другого места, где до или затем работал его отец; что утверждение, якобы Джексон являлся кадетом военного училища в Дихсмюде и одновременно учился в Брюссельском университете, не может иметь под собой почвы, поскольку ни одному кадету этого не разрешают правила училища; что в Брюсселе нет улицы Гавр, где живет, по заявлению Джексона, его мать, а имеется улица Вавр, и дом № 1 занимает известный в городе магазин и что, наконец, бельгиец, тем более кадет военного училища Дихсмюда, не может совершенно не знать фламандский.

— Сколько вы заплатили за пистолет? — спрашивал полковник на очередном допросе.

— Сто шестьдесят или сто семьдесят. Не помню. Кроме того, я отдал Бартоло Пересу или Парису пишущую машинку.

— Как вы узнали, что этот Бартоло торгует оружием?

— Я не знал, что он торгует. Это такой тип, которого можно встретить в Париже, Константинополе, в любом городе мира. Я не могу утверждать, что эго его настоящее имя.

— Повторите, что требовал Троцкий, посылая вас в Россию?

— Я обязан был вступить в контакт с его сторонниками в Советском Союзе с целью организации и проведения серии актов саботажа в армии, на заводах и фабриках. Он не успел дойти до деталей. Я ушел, потому как на меня словно бы свалился дом.

— И это вынудило вас подумать о его убийстве?

— Я думал неделю…

— Как вы планировали совершить преступление?

— У меня не было плана. Я просто хотел убить его и тут же застрелиться.

— Почему не застрелились?

— Не успел.

— Почему?

— Я думал, что одним ударом покончу с ним.

— Вы планировали выйти сухим из воды?

— Может быть. Но все равно я бы покончил с собой в первом удобном месте.

— Значит, вы не боялись, что секретари могут убить вас?

— Наоборот! Я этого ждал. Сорок, пятьдесят раз я просил их об этом.

— Когда вы написали письмо, которое вручили врачу?

— За день до покушения в парке Чапультепек…

— В парке? На траве? Но письмо написано на машинке.

— Я купил ее в Монте-де-Пьедад и оставил на хранение у Бартоло, с которым познакомился в Кит-Кат-Клубе.

— В Париже или в Клубе?

— Не важно!

— Прежде вы говорили о Париже.

— Не важно! Когда я написал письмо и взял у него пистолет, я отдал ему машинку. Она мне была не нужна.

— А когда вы купили машинку?

— Вскоре после того, как Сильвия уехала в Нью-Йорк.

— Выходит, Сильвия не видела этой машинки?

— Нет!

— Но письмо написано не вами!

— Мной, сеньор! Я сам его написал!

Полковник послал в магазин Монте-де-Пьедад опытного агента. Ни он, ни другие полицейские, посетившие все городские магазины, торгующие пишущими машинками, не нашли следов продажи той, на которой было составлено письмо. Да и как это Джексон, собиравшийся совершить убийство человека, потащится с незнакомым ему типом в парк Чапультепек, чтобы там сочинять довольно пространное письмо, на что должно было пойти не менее трех-четырех часов? Санчес Саласар сделал вывод: пишущая машинка, на которой было написано «оправдательное письмо», никогда не существовала в Мексике.

— Судя по ответам Меркадера на следствии, полковник Санчес Саласар и прокурор ясно видели, что он врал, но Меркадер держался так стойко, что его не могли сломать. — Диего Ривера был явно на стороне Джексона-Морпара-Меркадера. — И меня бы не сломили!

— А как стало известно настоящее имя убийцы? Он ведь его так и не назвал.

— Доктор Кирос Куарои проводил исследование перед судом, не является ли убийца умалишенным. Меркадер, то есть Морнар, так заинтересовал доктора, что уже много лет спустя, по собственной инициативе, он отправился в Испанию. Там доктор обнаружил в архиве полицейского управления Мадрида фотографии Рамона Меркадера дель Рио в профиль и анфас. Рамон был арестован и посажен в тюрьму как коммунист и просидел до победы Народного фронта. Полиция предоставила доктору и отпечаток указательного пальца правой руки. Фото и дактилоскопический отпечаток лишили кого-либо всяких сомнений. Но даже и при этом Меркадер молчал.

— А полиция?

— А зачем? Преступник осужден, наказан. Живет в одиночной, просторной камере со всеми удобствами, с радио и приходящей женой. Все, от кого он зависит, довольны. Зачем лишать себя удовольствия?

— Меркадеру были созданы особые условия?

— Ты что, не читал в газетах? И все же он страдал! Несколько раз полиции становилось известно, что определенные люди намеревались устроить Рамону Меркадеру побег. Но как только об этом узнавал сам Рамон, он отказывался и потом категорически заявил, что ни в коем случае не согласится на побег и будет продолжать отсиживать свой срок в тюрьме.

Теперь, естественно, никто не станет возражать против того, что Рамон Меркадер правильно выбрал из нескольких зол наименьшее. Скорее всего — мне почему-то так хочется думать — он просто не желал больше видеть лица тех, кто вынудил его совершить недостойный поступок. Тогда я спросил Диего Риверу:

— Он боялся?

— Не только! Он исправно пес свое наказание, потому как знал, что его заслужил. Конечно, он мог опасаться досрочного выхода из тюрьмы, особенно при жизни Сталина. Он хорошо знал его способности. Но вот врач Чапа не уставала всем говорить, что глаза у Морнара постоянно были полны меланхолии, очень похожей на угрызение совести.

На этом можно бы и окончить повествование, но прежде необходимо поведать читателю о книге дневниковых записей бывшего президента Мексики Ласаро Карденаса, вышедшей в свет в 1972 году: «Сегодня умер гр-н Троцкий в результате нападения на него, совершенного вчера Жаком Морнаром, по национальности бельгийцем, посещавшим его дом в качестве друга. Нападение было совершено при помощи ледоруба во время беседы наедине в кабинете Троцкого, в Койоакане. Морнар — фанатик на службе врагов Троцкого, он приехал из-за границы шесть месяцев назад. Ему 28 лет. Гр-н Ривера ходатайствовал о разрешении на проживание Троцкого в Мексике, поскольку другие страны отказали Троцкому в убежище. Дела и идеи народов не исчезают со смертью их лидеров, наоборот — утверждаются еще больше кровью жертв святого дела. Кровь Троцкого станет удобрением в сердцах людей его родины».

И совсем в заключение хочется напомнить читателю о том, что прах того, кто, исполняя чужую волю, пролил эту кровь, нанеся смертельный удар, прах убийцы, покоится ныне на Кунцевском кладбище Москвы под могильной плитой с надписью: «Герой Советского Союза ЛОПЕС Рамон Иванович».

Освободившись из мексиканской тюрьмы «Лекумбери» в мае 1960 года, он прожил ряд разочаровавших его лет в Москве, Чехословакии и на Кубе, где и умер шестидесяти пяти лет от роду, в 1978 году. Он не раз говаривал друзьям и журналистам: «Как вы не можете понять, что тогда было совершенно другое время? Повторись все это сейчас, я бы, наверное, вел себя и действовал совсем иначе!»

ДАЛЛАСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Последний день президента

Стояла поздняя техасская осень. Небо было затянуто тяжелыми свинцово-синими облаками. Моросил дождь. Казалось, утро 22 ноября 1963 года так и не порадует солнцем техасцев. Однако вскоре погода начала проясняться, и к 11 часам утра над Далласом засверкало все еще яркое южное солнце.