Михаил Меньшиков - Выше свободы
Кто мог ожидать, при точнейшем знании турецких и персидских дел, что открытый, точно сказка Шахразады, "Дом Справедливости" в Тегеране будет разрушен артиллерией шаха? Предсказать, что вспыхнут вполне европейские революции у мусульман и сам падишах будет вынужден присягнуть на верность бельгийской по типу конституции? Это случилось, конечно, закономерно, как все в истории, однако где же были дипломатические Леверье, принимающие столь забавно вид, будто они все на свете предвидят? Вполне закономерно подошла аннексия Боснии и Герцеговины и объявление болгарской независимости, но многие ли дипломаты предчувствовали это даже накануне? Весь свет был полон ожидания американо-японской войны, и вот в тот момент, когда огонь коснулся пороха, вместо взрыва раздался дружеский смех, и начали стрелять не пушки, а бутылки шампанского. Еще так недавно мир был свидетелем полного разгрома России. Кто бы мог сказать, что коварная держава, устроившая - хотя бы чужими руками - этот разгром, пойдет в объятия своей жертвы? Начало прошлого года сулило неминуемую войну России с Турцией, а конец года подсказывает союз между ними.
Обращаюсь к внутренним делам - сколько тут произошло неожиданного, что предсказать не повернулся бы ни один язык! Например, кто бы мог предполагать, что Государственная Дума настолько наладится, что сама испросит разрешение приехать в Каноссу, в Царское Село - всего лишь через полтора года после Выборга? И можно ли было предвидеть, что одним из первых единодушных законов русского парламента явится генеральское содержание гг. депутатам? Эволюция освободительного движения никак не обещала этого. Допускали ли когда-нибудь гг. Родичев и Милюков, что с ними случатся те неприятности, что случились за прошлый год? Что лев некогда станет есть солому - это предвидел Исайя, но кто мог думать, что пророчество это относится к революционерам русского парламента? Они, правда, не львы, а другие зоологические типы, определенные г. Милюковым, но едят хуже, чем солому. Они пережевывают без конца революционную жвачку, не будучи в силах ни выплюнуть ее, ни проглотить. Из более мелких событий - кто ожидал, например, что повесится издатель наиболее угрожавшей старому режиму газеты, и наоборот, гроза революционеров, московский градоначальник, окажется под судом за лихоимство?
Перечислить все неожиданное невозможно. Все значительное - неожиданно. Неизвестно, народились ли в этом году великие люди на смену маленьким, но какой оказался неожиданно крупный урон в замечательных людях! Что, в самом деле, можно с точностью знать, если человек подобен облаку: пахнуло на него ветром - и его нет? Линевич, Шванебах, Сергеевский, Муравьев, Будилович, Плевако, отец Иоанн Кронштадтский - сколько неожиданных могил и зарытых талантов!
Пусть ученые продолжают свою почетную работу. Может быть, она не так уж нужна для человечества, но, говорят, она нужна для самой науки. Из массы кирпичей, земли и мусора нечаянно явившийся гениальный ум строит храм, создает новый стиль. Публицисты сродни этим строителям. Они ведут свою трудную работу в хаосе неожиданного и невероятного, освещая читателям ближайшие шаги. Светить приходится не изучением, слишком длительным, а постижением, которым одарен здравый смысл.
Публицистам и публике не приходится слишком надеяться на науку: последняя не торопится, тогда как жизнь - летит. Всаднику некогда прибегать к тригонометрии, чтобы миновать опасность, ни к механике, чтобы удержаться в седле. Роковые задачи нужно решать сейчас же, наитием, идущим от самых вещей. Требуется крайне зоркое зрение, суворовский "глазомер", иначе общество летит в грязь, попадает из одного глупого положения в другое. Публицистам делают иногда честь, называя их глазами общества. Примем этот комплимент. Достоинство глаз - не иметь ни бельм, ни шор, ни подкрашенных очков; однако не нужно забывать, что самые сильные глаза еще не создают зрения. Надо, чтобы вполне здоровым был зрительный центр в мозгу, то есть само общественное суждение. Страшно смотреть на так называемых психических слепых: глаза у них яркие, совсем живые, а не видят луча света. В обширных общественных слоях замечают симптомы подобной же умственной болезни. Именно теперь, имея великие школы мыслителей, поэтов, ученых, художников и публицистов - из последних достаточно назвать Белинского, Герцена, Аксакова, Каткова - именно теперь, когда переведена на русский язык вся великая литература, замечается поразительное одичание нравов, затмение мысли, извращение вкуса, упадок героизма. Чем объяснить это? Чем объяснить, что поучающий гений приблизился к толпе, а поучительность его как будто отдалилась?
Говорят: газета убила книгу. Газета убивает знание, газета вносит анархию в умы. На это хочется заметить: а кто же, господа, вас неволит читать газету? Стало быть, есть серьезная нужда в ней, если хватаются именно за нее, а не за грузные тома философов и ученых. В этих томах, как и в необъятных докладах всевозможных комиссий, скапливаются, конечно, частички истины, но извольте до нее дорыться! Нудно промывать тысячу пудов бесплодного песку, чтобы найти крупинку золота. Бесконечный, непрерывный поток газетных статей есть, отчасти, именно такая промывка. Чтобы написать всем понятную, дающую ясное понимание предмета статью - сколько иной раз приходится пропустить сквозь память "сырого материала". Этот сырой материал подваливают публицисту и ученые, и чиновники, и сама публика. Есть ли физическая возможность все это вместить? Конечно, нет. Для публицистики и публики важны не все, а лишь некоторые, так называемые магические, точки темы. Установив их, вы без труда дополните их линиями, пока не проявится, наконец, отчетливая фигура. Я утверждаю, что метод понимания - единственный метод здравого смысла. Он действует с тех пор, как свет стоит, и что правительство и общество делают грубую ошибку, выступая на путь ученых, стараясь все исследовать, все познать. На этой дороге, подсказываемой жадностью, совершенно бессмысленной, мы идем в бумажную трясину, на дне которой смерть. Нельзя знать что-либо до конца - это прерогатива Бога. Достаточно лишь понимать вещи, и это дается тем, кто доверяет внушению вещей. В сущности, все мы почти ничего не знаем, а что знаем - всегда оказывается недостаточным. Все мы, если всмотреться в себя, живем догадкой, откровением, вдохновением, проблесками таланта, искорками гениального прозрения. Да здравствует же человеческое понимание! Не знание вещей составляет разум, а понимание их.
1908
ПРИЛОЖЕНИЕ
ЕСТЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ
Штрихи к биографии и творчеству М.О. Меньшикова
Расстрелы
Шел кровавый 1918-й... Он начинался расстрелом демонстраций в защиту Учредительного собрания, расстрелом крестных ходов против Декрета об отделении Церкви от государства. Продолжением был массовый террор, формальным поводом к которому стало, как известно, покушение Каплан. Знак же был подан чуть раньше - ритуальным убийством царской семьи в Екатеринбурге. И религиозную суть красного террора заостренно выразил один из "революционных" поэтов стихами в "Известиях".
Твердь, твердь
за вихры зыбим,
Святость хлещем
казацкой нагайкой
И хилое тело Христа
на дыбе
Вздыбливаем в Чрезвычайке.
Проговорившись, певец дыбы и нагайки (А. Мариенгоф) нечаянно раскрыл сокровенную суть и цель "чрезвычаек" - новое распятие Христа, религиозный и национальный геноцид против русского православного народа.
22 сентября 1918 года "Известия Всероссийского ЦИК..." оповестили о расстреле в Валдае "черносотенного публициста Меньшикова".
Через сорок дней 31 (18) октября "Голос Киева" сообщил:
"ПАНИХИДА ПО М.О. МЕНЬШИКОВЕ
Вчера в Киево-Софийском соборе высокопреосвященным Антонием, митрополитом Киевским и Галицким, в сослужении соборного духовенства, была отслужена панихида по зверски расстрелянном большевиками известном публицисте М.О. Меньшикове.
На панихиде присутствовали сын покойного, некоторые из находящихся в Киеве бывш. членов Гос. Думы и Совета, сенаторы, публицисты, сотрудники "Нового Времени", члены союза "Наша Родина", представители штаба южной армии и иных военных организаций и многие другие лица.
Во время панихиды владыка-митрополит произнес глубоко прочувствованное слово, посвященное светлой памяти покойного"45.
Всероссийская слава Михаила Осиповича Меньшикова связана с газетой "Новое Время", в которую он пришел в 1901 году. Его "подвальные" статьи выходили под рубрикой "Письма к ближним", а с 1902 года - также и отдельными выпусками, в виде ежемесячного журнала. С появлением в "Новом Времени" М.О. Меньшикова и В.В. Розанова эта газета, издававшаяся А.С. Сувориным, становится лучшей в России, центром здоровой национально-государственной мысли, идейной борьбы с революционными и "интернациональными" настроениями в политике и культуре. Все трое встретились уже сложившимися и очень разными людьми и писателями, но именно ансамбль их создал то неповторимое явление, каким осталось "Новое Время" в истории отечественной печати.
