Анатолий Уткин - Русско-японская война. В начале всех бед.
Русские корабли отбивались. На «Микасу» пало более десяти снарядов, один в непосредственной близости от адмирала Того. Тот продолжал смотреть в свой телескоп. Он не оборачивался и был спокоен. Командир флагмана Ийичи собирал падающие осколки. Но хуже пришлось «Асахи». Первым офицером здесь погиб молодой лейтенант, отказавшийся от императорской сигары. Много трупов, висящие на вантах части тел. Пакенхэма ударила «часть человеческой скулы с явными признаками нехватки зубов». Весь в крови, Пакенхэм покинул свое витое кресло. Даже его невозмутимый темперамент не мог вынести происходящего. Но нет, через пять минут он снова появился на палубе в безукоризненном белом костюме.
Главными мишенями японских корабельных артиллеристов стали передовые «Суворов» и «Ослябя». Второй, более старый броненосец, быстрее ощутил близость конца. Артиллерия японских эскадренных броненосцев повлекла «ослябю» на дно. На виду у всех, видя гибель своего корабля, один из артиллеристов выстрелил себе в голову. Никто не сел в спасательные шлюпки, хотя примерно треть команды попала в японский плен. Поразителен был вид одного из моряков, державшегося за всплывший гроб адмирала Фелькерзама. Желтые трубы «Осляби» лежали параллельно водной поверхности, изрыгая дым. Капитан Баер призывал моряков не цепляться за корабль — их засосет пучина. Но деваться было некуда — то был страшный вид, перевернутый гигантский корабль с тонущими в огне матросами.
Даже в аду крови и останков тел Семенов в бинокль видел четкость движений японских кораблей. На русских кораблях снесены несколько рубок, пожары повсюду, большие людские потери. Флагман «Суворов» был весь в красно-коричневом дыму и пламени, со снесенными мачтами. Японские фотографии демонстрируют только пламя и дым. А позади дым начал заволакивать «Бородино» и «Александра Третьего». Наблюдатель капитан Томас Джексон, хладнокровный морской волк, не мог удержаться, пораженный видом неожиданных смертей стольких людей. Черный дым заволок все море. Того не знал о смертельных ранах, поразивших «Суворова» и «Ослябю», он видел прежде всего то, что русский флот продолжает путь к Владивостоку. Этого нельзя было допустить. Он просигналил Первой японской эскадре повернуть на северо-восток, отрезая этот маршрут. Своенравный Камимура истолковал приказ по-своему, нанося русским кораблям значительный урон. Особой его целью стал умирающий «Суворов». Третья рана Рожественского затронула головной мозг. Флагман отчаянно старался держаться на поверхности. Мачты его были уже разбиты. В помещениях ярко горели свечи перед иконами. Но некому было уже молиться на корабле, сложившем свою красивую голову. Капитан Джексон с японской «Азумы»: «Это был самый поразительный и ужасный вид. Корабль покрылся густым дымом, сквозь который едва были видны остатки мачт». Горел уголь, которым был перегружен великий корабль. Сигналов он уже не подавал — снесена сигнальная рубка.
Командование эскадрой взял на себя капитан «Александра Третьего». Главные корабли наконец-то встали в поперечную линию. Поздно. Новый флагман стал и новой главной мишенью. В 3.20 он вспыхнул. Теперь он не мог вести за собой колонну. Вскоре после семи часов вечера он перевернулся и утонул, этот могучий красавец «Александр Третий», великий эскадренный броненосец русского флота скрылся в негостеприимных водах Цусимского пролива… Из 900 членов его команды не уцелел никто.
Его место занял линкор «Бородино». Гордость флота России, великой морской державы, исчезала с поразительной быстротой. Эскадренный броненосец «Бородино» держался на месте лидера недолго. Пакенхэм: «Все смотрели как несчастный корабль исчез, сопровождаемый глухим ревом, и огромное облако поднялось над местом его гибели». С ним погиб и главный инженер Политовский, столько сделавший для того, чтобы флот оказался всего лишь в одном переходе от желанного Владивостока, и чьи письма жене бросают свет на эту удивительную и горькую русскую Голгофу.
Обе группы кораблей — русская и японская уже два часа как бы ходили по кругу, два полных жутких круга. Русские отбивались, словно медведи от гончих. Довольно неожиданно в 4.10 туман сгустился и противостоящие силы уже не могли видеть друг друга. Но этих страшных двух часов оказалось достаточно для того, чтобы надломить русскую силу. «Суворов» сражался тридцать пять минут; «Александр Третий» — сорок пять минут, «Бородино» держался дольше — почти четыре часа, но результат от этого не изменился. Объятый пламенем «Бородино» почти потерял мачты, принимая на себя удар почти всей линии главных японских кораблей. Пишет британский обозреватель: «Беспримерная продолжительность, с которой человеческая смелость и твердость были брошены на защиту своего судна, бросают отсвет неумирающей славы не только на отважную команду, но и на весь их флот и на их страну, на все человечество… Пламя охватило корму и густой дым стлался почти горизонтально. Обитаема была лишь меньшая часть корабля; и все же она сражалась».
Следующий по рангу — Небогатов не спешил со своим «Николаем Первым» встать на место лидера. На место самоубийственное, где только что погибли три лучших корабля России. По словам Небогатова, «Суворов» горел «как охваченная пламенем крестьянская изба». Но где Рожественский? К вечеру местоположение «Суворова» уже нельзя было различить. «Суворов» погибал. В 4.45 атаку на флагмана начали японские торпедные катера. На короткое время придя в себя, Рождественский потребовал офицеров. Но, увы. Как говорит Семенов, «из 900 человек экипажа «Суворова» в живых оставалось только несколько, которые собрались на нижней батарее». Паровые машины остановились, кочегары задыхались от дыма. Где адмирал? Его нашли в правой орудийной башне у шестидюймового орудия. Он сидел на ящике среди обломков стали и человеческих тел. Осколок видимо затронул нерв — ему парализовало ногу. Он требовал новых артиллеристов, но, как оказалось, орудие уже было разрушено. Через час он потерял сознание.
Далекий от сентиментальности Джексон: «Погибающий, но сражающийся «Суворов» вызывал восхищение». Три человека, три офицера — лейтенант Вырубов, мичман фон Курзель и лейтенант Богданов отказались покинуть погибающий «Суворов». Курзель с двумя матросами занял последнее орудие «Суворова», и они вели огонь до последнего снаряда. В семь часов вечера «Князь Суворов» опустился на дно.
За час до этого матросы взяли на руки сопротивляющегося адмирала и протиснули его, теряющего сознание, в узкую рубку миноносца «Буйный». С ним были капитаны де Колонг и Семенов. Рождественского с «Буйного» перенесли на «Бедовый». К тому времени даже старый и медлительный «Дмитрий Донской» насчитал шесть пробоин. Капитан «Донского» умирал, и было решено покинуть корабль.
В целом пяти часов сражения оказалось достаточно, чтобы сокрушить морскую мощь России, ее надежду в этой несчастливой для нее войне. Японские корабли отошли, чтобы смыть кровь, очистить палубу. Будущему адмиралу Ямамото (который поведет японцев на Пирл-Харбор, а тогда мичману) перевяжут места оторванных пальцев левой руки. На «Асахи» приготовили гробы для восьми погибших членов экипажа. Капитан лично сделал замеры. У русских для сбора тел погибших был всего лишь час. А затем прибыли, словно шакалы в саванне, японские торпедные катера. Согласно теоретику Акияме, наступила четвертая фаза. Того учел прежние ошибки, когда торпедные катера производили пуск торпеды издалека — безо всяких видимых результатов. Теперь Того приказал выпускать торпеды с расстояния не более 600 ярдов. Капитаны же торпедных катеров вдвое уменьшили это расстояние и торпедировали русских буквально в упор. (О таких атаках много писал незабвенный адмирал Макаров). Но сейчас японцы, а не русские атаковали флот противника в темноте.
Этой ночью — 27 мая 1905 г. — японские торпедные катера часто обращались к самоубийственной тактике, подходя на расстояние двадцати ярдов до цели. Пишет японский капитан однокашнику: «Если нас подобьют, мы пойдем на дно вместе с русскими; если мы нанесем удар, то русские тоже пойдут на дно вместе с нами, а последний оставшийся в живых моряк запустит последнюю торпеду. Собственно, что такое жизнь, как не мечты в летнюю ночь?»
Небогатов-2
В конечном счете, если в битве в Желтом море обе стороны придерживались твердого порядка в боевой расстановке кораблей, то в данном случае русский флот не смотрелся как единое целое. Множество дуэлей, и велика была значимость каждого выстрела.
Третья эскадра адмирала Небогатова, стоявшая в конце линии кораблей, сосредоточилась на японских броненосных крейсерах адмирала Дева. Его эскадренный броненосец «Николай Первый» производил впечатление. Собственно, орудия Небогатова первыми начали стрельбу и произвели 35 выстрелов, прежде чем Рожественский приказал прекратить стрельбу. (Пока ни одного попадания). И все же. Относительно старые корабли Небогатова, с экипажами далеко не лучших профессионалов, сумели повредить три японских корабля, нанес удары по многим другим. В 2.09 «Николай Первый» заставил «Асаму» выйти из боя. Небогатова упрекали за то, что он не помог должным образом двум горящим русским линейным кораблям. Небогатов со своего «Николая Первого» видел жестоко горящего «Князя Суворова» и страшную пробоину в борту «Осляби».
