Сергей Семанов - Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)
Без малого сотня лет прошла с тех пор, как была обнародована эта очередная утопия, и что же? Где, в какой части земного шара осуществились подобные планы в подлинной, а не в придуманной жизни? Бессмысленно даже спрашивать. И объяснять тут ничего не надо.
Или вот в «Азбуке» имеется целый раздел, озаглавленный: «Слияние производства с наукой». Тут мы можем привлечь, так сказать, художественную литературу. Талантливый русский поэт Маяковский стал – к великому горю для самого себя – горячим и искренним певцом коммунистической утопии, воспевал, кстати, и средства насильственного ее внедрения. Он мечтал в стихах о ближайшем будущем крестьянина: «Землю попашет, попишет стихи». Вот истинное слияние производства, в данном случае сельскохозяйственного, с искусством, а искусство в глазах поэта Маяковского было даже важнее и выше науки…
«Азбука коммунизма» провозглашает как высшую степень общественной справедливости «равную плату» для всех видов трудовой деятельности. Мол, «академик и герой, и мореплаватель, и плотник» должны оплачиваться одинаково. Ясно, что такое утопическое суждение противоречит простому здравому смыслу. Да, сегодня в нашей расхристанной стране эстрадные проститутки и гомосеки, футболисты и теннисисты получают многажды больше любого академика или плотника, но это явное уродство все же не может оправдать уравниловку.
Сочинение это, с нашей точки зрения, следовало бы назвать «Азбукой сатанизма», столько тут бесовской злобы, но это уж на чей вкус.
«Азбука коммунизма» не потеряла своего значения и по сей день. Вот почему ее содержание стоит вспоминать в современных, совершенно новых исторических условиях. Не надо повторять ошибок прошлого.
Сталинская контрреволюция, внутренняя и внешняя, и арбатские дети
Бывает, нередко бывает в литературе, что произведение, вызвавшее невероятный шум и читательский успех при своем появлении, вскоре напрочь уходит от всякого общественного внимания, оставив после себя только самый факт того громкого и краткого успеха. Именно такую судьбу получил роман А. Рыбакова (Аронова) «Дети Арбата», изданный впервые в 1987 году и продолженный романом «Тридцать пятый и другие годы» в 1988-м.
Книги сразу сделались (как, впрочем, и многое тогда!) пресловутым «дефицитом», многолюден был хор восторженных критиков (весьма, впрочем, однообразных по составу). Почему же?
Скажем сразу, и вполне недвусмысленно – случайностей в общественных явлениях такого рода не бывает. Значит, автор сумел заинтересовать общество, высказал вслух нечто такое, о чем до него не знали или не говорили. Рыбаков-Аронов был еврейским патриотом, именно с этой точки зрения он описал то, что мы теперь называем сталинской контрреволюцией, как в середине тридцатых годов Сталин кровавыми усилиями заменил всевластие Коминтерна на советско-патриотическую державность. Рыбаков описал это с сугубо отрицательным знаком, эту точку зрения разделяют и поныне многие его единомышленники у нас и за рубежом. Тогда же это было ново.
Но не только. Рыбаков взрослым человеком пережил ту эпоху, многое знал и видел, а главное – в переломное время конца восьмидесятых годов впервые рассказал обществу о многих делах и людях, о которых большинству его читателей было известно очень немного. Вот почему тогдашними согражданами Рыбакова его беллетристика воспринималась как некое историко-политическое откровение.
Скороспелое то впечатление современников всячески подогревалось неумеренными восторгами либерально-еврейской критики. Простенькая проза Рыбакова выдавалась ими не только как правдивейшее истолкование отечественной недавней истории, но и как художественный шедевр. Теперь-то, когда газетная пыль времен давно осела, авторы тех восторгов стараются их не вспоминать и тем паче не переиздавать (например, самый заметный из той среды – Лев Аннинский). Но тогда, на исходе суматошных восьмидесятых, только один критик кратко выразил суть рыбаковской, так сказать, эстетики – это покойный ныне Вадим Кожинов. Он ядовито заметил, что тайные разговоры Сталина с Ягодой напоминают, как Дюма-отец описывал заговорщические беседы кардинала Ришелье с коварной Миледи… Верно, хотя Дюма все же талантливее Рыбакова.
Теперь, когда шум забыт, можно говорить о том спокойно. В те поры мы назвали книгу «Дети Арбата» не иначе как «Дети Арбатова», в честь видного героя «перестройки» Георгия Арбатова, бессменного советника Брежнева-Андропова-Горбачева. Нельзя теперь не признать, очень точная была поправка заглавия! И рыбаковские обитатели Арбата, и современные роману Арбатовы в равной мере не любили Сталина и являлись либеральными коммунистами с четкой прозападной направленностью.
А. Рыбаков попытался создать эпос той эпохи. На первом плане, конечно, высшие деятели партийного руководства и Лубянки, но не забыты и рядовые советские интеллигенты, и даже приангарские колхозники. Замах широк, поэтому интересно, какие же общественные вопросы той поры заняли главное внимание автора?
Прежде всего – «необоснованные репрессии» партийных вождей, верхушки советской интеллигенции, разного рода оппозиционных групп, даже участников сионистского движения. Не забыто и «завинчивание гаек» в столичном искусстве, например, про ругань в газетах Камерного театра. Это, как и многое иное, было новым, неизвестным или забытым. Еще больший интерес привлекли описываемые Рыбаковым интриги в сталинском окружении – никогда, скажем, ничего не писалось о «Кремлевском заговоре» 1935 года, а Рыбаков рассказал. По своей версии, конечно, оценив «заговор» грубой инсценировкой Сталина; считавшегося главой «заговора», тогдашнего секретаря ВЦИКА. Енукидзе назвал «человеком кристальной честности и порядочности». Впервые в советской литературе предстали Н. Ежов, Г. Ягода и даже их никогда доселе не поминаемые подчиненные с огромными полномочиями – Паукер, Слуцкий, Миронов и иные (подлинная фамилия Льва Миронова была Каган, но о том не сказано, хотя осведомленный Рыбаков этого не мог не знать).
Словом, новаций для той поры набралось немало. На их фоне высвечивалась жизнь советского народа в «тридцать пятый и другие годы». Получалось, что все, кроме, конечно, коварного Сталина, страдали и мучились: тонкие большевики-ленинцы от грубых большевиков-сталинцев, модерновые театралы от кондовых реалистов, арбатские интеллигенты от арбатских же русских хамов, а приангарские колхозники… ну, те от собственной дикости и невежества. Более того, никакого просвета в жизни не намечалось, все клонилось к худшему.
В ту пору размашистые рыбаковские описания нельзя было соотнести с подлинными историческими документами, они уже полвека были наглухо заперты в архивохранилищах. Теперь в этой области положение круто изменилось. Опубликовано, причем полно и добросовестно, с точными пояснениями и примечаниями великое множество подлинных исторических документов. Из тех самых ранее запертых архивов. И «новации» Рыбакова сразу оказались… выдумками.
Для начала – мелочь, но очень типичная для данного сюжета. В романе подробно описана сцена, как Сталин принимает Маленкова в своем кремлевском кабинете и дает ему важное секретное поручение. Точно названа дата – 9 июля 1935 года. Но вот опубликован полный и точный список всех посетителей Сталина в Кремле с конца двадцатых годов и до кончины, и что же? Впервые Г.М. Маленков, тогда сотрудник аппарата ЦК ВКП(б), не более, попал в кремлевский кабинет Генсека лишь 3 февраля 1937 года. Пояснять тут нечего…
Теперь в свете многих научных публикаций можно ясно представить себе подлинную картину того, как и чем жил советский народ, все его общественные слои в те самые тридцать пятый и другие годы. Какие сдвиги происходили в ту пору во внутренней политике страны и в каком направлении? Сопоставление подлинной исторической реальности с описаниями Рыбакова безусловно показывает явную односторонность, более того – предвзятость автора. А кроме того – направленность его внимания на очень узкий общественный слой.
Назовем важнейшие публикации последних лет, много-много спустя после выхода «Детей Арбата». Это два солиднейших документальных сборника – «Сталинское политбюро 1930-х годов» и «Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг.», а также научные работы академического историка Юрия Жукова, в особенности последняя из них – «Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг.». Все изданы в столице на высоком научном уровне, последняя в 2003 году.
Давно было известно, что после убийства Кирова из Ленинграда органами ОГПУ было выслано множество людей из числа так называемых «лишенцев» – бывших священнослужителей, дворян, офицеров, купцов, чиновников, а также – подчеркнем это! – их детей. Набралось тех несчастных около 12 тысяч, ни малейшего отношения к Кирову вообще не имевших (А. Солженицын назвал это «кировский поток», видимо, из разговоров той поры). И вот 13 мая 1935 года новоназначенный прокурор СССР А. Вышинский направил письмо на Политбюро, что многие из тех граждан были высланы незаконно. Вскоре часть из них была возвращена без всякого поражения в правах.
