Николай Гейнце - Господин Великий Новгород (сборник)
Она опустила голову, покрасневшая, сконфуженная... и, наконец, печально тихо произнесла:
- Я виновата... забудьте... об этом...
Но Бетрищев уже обнял ее за талию и привлек к себе.
Она вырвалась и встала:
- Милостивый государь!..
Тон ее изменился. В нем прозвучали ноты оскорбленного самолюбия честной женщины, вполне искренние ноты.
- Что с вами? Что же тут такого? - изумился он.
Она медленно заговорила. Она бы должна его выгнать тотчас же, но ее муж говорил ей... что он в гимназии был его единственным другом, почти братом... И он, красивый, богатый, который имеет свободный выбор между множеством женщин, которому стоит лишь протянуть руку, чтобы все желания его исполнились, он вознамерился обворовать ее мужа, ее бедного мужа, у которого единственное сокровище - она!..
Бетрищев встал.
- Это верно... - подтвердил он... - я подлый, низкий скот... Но если бы вы знали!..
И он последовательно рассказал ей свою жизнь, обрисовал своих приятелей Коко, Поля и Пьера, их гнусную философию жизни, свое пари на подлость, доведшее его до этого поступка.
Она слушала его с широко открытыми глазами и по временам произносила:
- Так вот каковы... эти богатые... Тогда я бы предпочла остаться бедной...
Он на коленях стал просить у нее прощения, снова обратившись в ребенка, и главное, снова обратившись в хорошего мальчика, каким он был; он умолял ее ничего не говорить ее мужу, которого он все-таки любил. Он казался таким огорченным, таким искренним, что она простила и улыбнулась.
В сущности женщина всегда польщена, в какой бы форме за ней не ухаживали... в особенности честная женщина.
- Но эта фраза? - снова начал он, - эта фраза: "если бы вы только пожелали"?.. Что она значит?
- Ничего! - отвечала она снова взволнованная. - Мой муж бранил меня... я была виновата... я вам повторяю... вдвойне виновата... вы теперь это видите сами.
Он продолжал настаивать на объяснении...
Мало-помалу она высказывалась, видя, что он так богат, слыша, что он говорит так легко о суммах, для нее баснословных, о пари в несколько тысяч рублей, безумно брошенных без всякой надежды возврата, она подумала, что ее муж и она с двумя или тремя тысячами рублей, которые бы они после возвратили, могли бы выйти из своего бедственного положения. От друга детства, она полагала, можно, не краснея, принять эту помощь, но ее муж, с первого ее слова, разбранил ее, разбранил в первый раз в жизни, отвергнув самую мысль об этом.
Бетрищев слушал с нескрываемым волнением.
- Боже мой, не только две- три тысячи, а пять, десять, если вы хотите... Я поговорю с вашим мужем... я заставлю принять от меня их в знак моей дружбы.
- В самом деле... радостно воскликнула она... И... вы будете... всегда... умница...
- Клянусь вам... О, как я доволен... Не презирайте меня... я был совершенным идиотом... жизнь меня испортила... Как все это глупо...
Он пожал ее руку. Они расстались.
На улице он вспомнил:
- Однако, где же моя подлость?
Он посмотрел на часы, было пять часов вечера. Вельяшев, Поль и Пьер, вероятно, уже ждут у Фелисьена и заказали обед.
Бетрищев улыбнулся и отправился на ближайшую телеграфную станцию.
Там он написал и отправил телеграмму:
"Ресторан Фелисьена. Вельяшеву. Эта телеграмма будет получена вами тогда, когда, вероятно, вы уже начали обедать, так как с мальчиком, подобным мне, нечего стесняться. Обед, вероятно, хорош, так как вы же его и заказали. Мне предстояло за него заплатить, но... я не приеду... Думаю, что у вас троих в карманах не найдется и пятнадцати рублей. Выпутывайтесь как знаете... Вот моя "первая подлость".
