Александр Васильев - Слава Византийской империи
После 1453 года «Шестикнижие» Арменопуло распространилось на Западе, и гуманисты отнеслись со вниманием и уважением к этому юридическому памятнику павшей Византии. Сборник Арменопуло сохранял еще до времени последней войны значение правового источника или судебного руководства в современном греческом государстве и в Бессарабии[1060].
Несколько медицинских трактатов, написанных не без арабского влияния, принадлежат времени Палеологов. Одно медицинское руководство конца XIII века имело большое влияние на западную медицину и употреблялось на медицинском факультете Парижа вплоть до XVII века. Полное отсутствие оригинальности и самостоятельности византийской медицины подчеркивалось неоднократно. Французский исследователь медицины, особенно интересовавшийся византийским временем, писал: «Если бы кто-то захотел обратиться к оригинальным сочинениям в области медицины, ему нечего было бы отметить, и страница, посвященная этому более чем тысячелетнему периоду, осталась бы незаполненной»[1061]. Изучение математики и астрономии также процветало при Палеологах, и многие из вышеназванных культурных деятелей эпохи, имевших разносторонние интересы и представлявших собою своего рода энциклопедистов, посвящали часть своего времени и этим точным наукам, черпая материал из древних произведений Евклида, Птолемея и из персидских и арабских сочинений, большая часть которых, в свою очередь, основывалась на греческих образцах.
Поэзия при Палеологах представлена Мануилом Олоболом и Мануилом Филом. Поэзия Олобола обычно рассматривается как искусственная, неоригинальная, искавшая часто темы в сфере придворных интересов, поэтому слывшая неискренней и иногда до непозволительности льстивой и заискивающей[1062]. Недавние исследования, однако, показали, что это мнение ошибочно. Поэмы, это верно, описывают великолепие и блеск дворцовых церемоний, но не содержат личной лести или заискивания перед императором[1063]. Олобол был также автором энкомия в честь императора Михаила VIII[1064]. Мануил Фил, всю жизнь проведший в страшной нужде, вынужденный тратить свое литературное дарование на добывание хлеба насущного и не останавливавшийся для этого ни перед каким видом унижения и лести, невольно вызывает ассоциацию с известным писателем XII века Феодором Продромом.
Последняя крупная фигура в литературе XIV века – это Феодор Мелитениот. Несколько человек, живших на рубеже XIII и XIV вв., носили имя Феодор Мелитениот. Поэтому достаточно сложно выделить среди них того, кто написал сочинение, приписываемое только Мелитениоту[1065]. Очевидно, однако, что Феодор Мелитениот, который жил в XIV веке, был автором астрономического сочинения, наиболее обширного и наиболее научного во всю византийскую эпоху. Он же был автором поэмы в 3062 «политических» стиха, озаглавленной «Относительно благоразумия» (Eu; rrjv aco(J)pocn3vr|v)[1066]. Весьма интересный вопрос был поставлен недавно – можно или же нельзя считать, что поэма Мелитениота написана под прямым влиянием сочинения Бокаччо L’Amorosa Visione[1067]. Этот пример еще раз показывает значение культурного обмена между Византией и Италией во времена Палеологов. Недавно в научной литературе были подчеркнуты известные параллели между поэмой «Относительно благоразумия» и знаменитым легендарным паломничеством Карла Великого[1068].
Очень интересные памятники, написанные на народном греческого языке, дошли до нас из эпохи Палеологов. Греческая стихотворная версия Морейской хроники более чем в 9000 стихов, оцененная уже с исторической точки зрения нами выше, при рассказе о завоевании латинянами Пелопоннеса, дает любопытный пример греческого народного языка того времени, вобравшего в себя целый ряд слов и выражений из романских языков завоевателей. В науке до сих пор остается спорным вопрос о языке первоначального оригинального текста хроники. Одни ученые стояли за французский оригинал, другие за греческий. В Новейшее время высказано мнение о том, что оригинальным текстом Морейской хроники был текст итальянский и притом, вероятно, в форме венецианского наречия[1069]. Автором греческой версии хроники обычно считается какой-либо близко стоявший к описываемым событиям и хорошо знавший Пелопоннесские дела грецизированный франк.
К этой же эпохе относится стихотворный роман (около 4000 стихов) «Ливистр и Родамна», сильно напоминающий по сюжету и по идеям известный уже нам роман «Бельтандр и Хрисанца». В двух словах содержание романа таково: Ливистру во сне было открыто, что ему в супруги предназначена Родамна; он ее находит в лице индийской принцессы, добивается ее любви и, победив в единоборстве соперника, получает Родамну в жены; однако благодаря волшебным чарам соперник похищает Родамну, которую в конце концов, после целого ряда приключений, Ливистр благополучно находит[1070]. В этом романе надо отметить результат смешения франкской культуры с греко-восточным укладом жизни. Однако, если в «Бельтандре» франкская и греческая культуры являются еще не совсем слившимися, в «Ливистре» можно уже отметить признаки того, что франкская культура глубже проникла в византийскую почву, но зато и сама уже начала поддаваться греческому влиянию. Однако, несмотря на латинское влияние, было бы ошибочно утверждать, что вся поэма является лишь простым подражанием какому-нибудь западному образцу. «Если, – по словам Ш. Диля, – описанное общество кажется пропитанным некоторыми латинскими элементами, оно в общем сохраняет чисто византийский характер»[1071]. Первоначальная редакция романа должна относиться к XIV веку. До нас роман «Ливистр и Родамна» дошел в позднейшем обработанном виде.
Вероятно, к XV веку относится греческая версия тосканской поэмы «Песнь о Фиорио и Бианчифиоре» (II cantare di Fiorio е Biancifiore), восходящей к XIV веку. Греческая версия содержит около 2000 строчек на народном греческом языке и в «политическом размере». В греческом тексте нет никаких указаний на его возможного автора. Крумбахер думал, что его автором был эллинизованный франк, иными словами католик[1072]. Однако сейчас эта точка зрения считается ошибочной, и, возможно, анонимный автор греческого текста был православным греком[1073]. Греческая версия «Романа о Флориасе и Плациа Флоре» (Φλωρίου καί Πλάτζια Φλώρης) представляет большой интерес в том, что касается греческого народного языка времени Палеологов.
Видимо, к началу XV века относится поэма «Византийская Ахиллеида», также написанная «политическими» стихами. Несмотря на классическое название, вызывающее в памяти Троянскую войну и Гомера, поэма очень мало связана с Гомером. Действие происходит в рамках франкского феодализма. Личность главного героя поэмы, Ахилла, находится под влиянием другого византийского эпического героя, Дигениса Акрита. «Ахилл – это Дигенис, наделенный классическим именем»[1074]. Не ясно, был ли знаком автор «Ахиллеиды» с одной из версий византийского эпоса, или же он брал сходные эпизоды из общего источника для обеих поэм – из народных песен. Окончательно этот вопрос решить невозможно, однако параллельные места в текстах обеих поэм делают первое предположение более правдоподобным[1075]. Поэма кончается смертью Ахилла в Трое на руках Париса и Деифоба и взятием города греками, которые мстят за его смерть.
Эпоха Палеологов в разнообразных отраслях литературы, несмотря на весь трагизм внешнего положения империи, характеризуется кипучей и плодотворной деятельностью лучших представителей культуры того времени, которые не раз дают случай проводить параллель с современными им течениями и интересами Итальянского Возрождения. Однако необходимо подчеркнуть такой же сильный и на первый взгляд несколько неожиданный подъем и в сфере искусства, если принять во внимание общее положение государства при Палеологах. Возрождение византийского искусства при Палеологах в виде таких памятников, как росписи Кахриеджами, Мистры, Афона, Сербии, настолько было неожиданным и непонятным для научного мира, что ученые для разъяснения вопроса об источниках новых форм искусства той эпохи прибегли к ряду гипотез. Первая, «западная» гипотеза, принимая во внимание западные влияния на различные стороны византийской жизни со времени Четвертого крестового похода и сближая византийские памятники с итальянскими фресками Треченто вообще и с тем, что Джотто и некоторые другие художники жили в Италии именно в тот момент, когда появились первые произведения искусства восточного Возрождения Палеологов, приходит к заключению о возможности влияния итальянских мастеров Треченто на византийское искусство. Отсюда выводятся новые формы в XIV веке. Однако западная гипотеза должна быть признана маловероятной потому, что теперь неоспоримо доказано обратное явление, то есть влияние византийских образцов на итальянское искусство XIII века.
