Игорь Зимин - Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых
Затем наступала пора самого обряда венчания. Поскольку это событие, как правило, занимало целый день, то обряд венчания, в свою очередь, распадался на несколько составляющих. Важной частью этого обряда была церемония одевания невесты, которая проходила на половине императрицы в одном из парадных залов Зимнего дворца.
Эта древняя русская традиция успешно перешла из теремов Московского царства в имперские гостиные. На протяжении всего XVIII в. российские императрицы торжественно одевали не только ближайшую родню, но и невест из своего ближайшего окружения. При этом невестам «как родным» из Бриллиантовой кладовой выдавались коронные бриллианты. Так, фрейлина Екатерины II Ф.Н. Головина вспоминала, как она выходила замуж в 1786 г.: «Ее Величество лично надевала на меня бриллианты! Когда надзирательница за фрейлинами подала их ей на подносе, государыня добавила к обычным украшениям еще и рог изобилия. Этот знак внимания с ее стороны не ускользнул от внимания баронессы, которая меня любила.
– Ее величество очень добра, – сказала она мне. – Она сама носила это украшение и надевает его только тем невестам, которые ей больше всех нравятся.
Это замечание заставило меня покраснеть от удовольствия и благодарности. Государыня заметила мое смущение, взяла меня слегка за подбородок и изволила сказать:
– Ну-ка, посмотрите на меня… Да вы, право же, недурны».
До пожара Зимнего дворца 1837 г. эта церемония проходила в Бриллиантовой комнате, включенной сначала в перечень покоев Екатерины II, а затем императрицы Марии Федоровны. Именно там одевали жену Николая I – Александру Федоровну в 1817 г. Именно во время процедуры одевания бедненькие немецкие принцессы впервые одевали на себя столько драгоценностей, сколько они не видели за всю свою жизнь. Александра Федоровна вспоминала, что накануне свадьбы, которую приурочили ко дню ее рождения – 1 июля 1817 г., она «получила прекрасные подарки, жемчуг, брильянты; меня все это занимало. Так как я не носила ни одного брильянта в Берлине, где отец воспитывал нас с редкой простотой.773 …Мне надели на голову корону и, кроме того, бесчисленное множество крупных коронных украшений, под тяжестью которых я была едва жива».774
После того как Зимний дворец восстановили после пожара 1837 г., церемонию одевания невесты перенесли на половину императрицы Александры Федоровны в Малахитовую гостиную. Именно там с 1839 по 1894 г. одевали всех царских невест и царских дочерей.
Камер-юнгфера императрицы Марии Александровны также описала свадебный обряд одевания невесты, состоявшийся в 1841 г.: «…При одевании невестой венчального туалета присутствовали статс-дамы и фрейлины. Белый сарафан ее был богато вышит серебром и разукрашен бриллиантами. Через плечо лежала красная лента; пунцовая бархатная мантия, подбитая белым атласом и обшитая горностаем, была прикреплена на плечах. На голове бриллиантовая диадема, серьги, ожерелье, браслеты – бриллиантовые.
В сопровождении своего штата великая княжна пришла в комнаты императрицы, где ей надели бриллиантовую корону».775
Об этой же церемонии спустя многие годы вспоминала одна из дочерей Николая I: «Утром была обедня, в час дня официальный обряд одевания невесты к венцу в присутствии всей семьи, вновь назначенных придворных дам и трех фрейлин. Мари была причесана так, что два длинных локона спадали с обеих сторон лица, на голову ей надели малую корону-диадему из бриллиантов и жемчужных подвесок – под ней прикреплена вуаль из кружев, которая свисала ниже плеч. Каждая из нас, сестер, должна была подать булавку, чтобы прикрепить ее, затем на нее была наброшена и скреплена на плече золотой булавкой пурпурная, отороченная горностаем мантия, такая тяжелая, что ее должны были держать пять камергеров. Под конец Мама еще прикрепила под вуалью маленький букетик из мирт и флердоранжа. Мари выглядела большой и величественной в своем наряде, и выражение торжественной серьезности на ее детском личике прекрасно гармонировало с красотой ее фигуры».776
Невесты, как и все невесты, выглядели, конечно, ослепительно. Тем более что вся инфраструктура Министерства двора несколько недель «работала» на этот блеск. В октябре 1866 г. во время бракосочетания цесаревича Александра и датской принцессы Дагмар высоконареченная невеста была в сарафане из серебряной парчи и в малиновой бархатной мантии, обшитой горностаем, и имела на голове корону, блиставшую бриллиантами.777
О неизменности этой традиции говорят и воспоминания великого князя Александра Михайловича, который, описывая церемонию одевания своей жены Ксении Александровны в 1894 г., упоминал, что «за обрядом одевания невесты наблюдала сама Государыня при участи наиболее заслуженных статс-дам и фрейлин. Волосы Ксении были положены длинными локонами, и на голове укреплена очень сложным способом драгоценная корона. Я помню, что она была одета в такое же серебряное платье, что и моя сестра Анастасия Михайловна и как все Великие Княжны в день их венчания. Я помню также бриллиантовую корону на ее голове, несколько рядов жемчуга вокруг шеи и несколько бриллиантовых украшений на ее груди».778
Князь императорской крови Гавриил Константинович описывал церемонию одевания невесты в Малахитовом зале Зимнего дворца в 1902 г. следующим образом: «Невеста сидела за туалетным столом, на котором стоял золотой туалетный прибор Императрицы Елизаветы Петровны.779 Этот прибор всегда ставился на туалетный стол, за которым причесывались перед свадьбой великие княжны и принцессы, выходящие замуж. Вообще же он хранился в Эрмитаже. Невесте прикрепляли корону и букли. После революции 1917 года эту корону купил ювелир Картье, проживающий в Нью-Йорке.
Невеста была в русском парчовом серебряном платье-декольте с большим шлейфом. Ее шею украшало колье из больших бриллиантов. Корсаж ее платья был покрыт бриллиантовыми украшениями. Кроме короны, ей надели бриллиантовую диадему и вуаль из старинных кружев. Корону эту, колье, диадему и бриллианты надевали на великих княжон и принцесс в день свадьбы. Поверх платья невесте накинули малиновую мантию с горностаем. Мантия была очень тяжелая».
Есть еще очень любопытное описание церемонии одевания невесты в Малахитовом зале. Дело в том, что его составила сама невеста. Это была свадьба великой княжны Марии Павловны (Младшей), выходившей замуж за шведского принца в 1908 г.
Поскольку постоянной резиденцией Николая II к этому времени стал Александровский дворец, то эта свадьба проходила в большом соборе Большого Екатерининского дворца в Царском Селе. Из Зимнего дворца туда перевезли все необходимое. Сначала невеста оделась в своей комнате: «После обеда я пошла к себе в комнаты и начала одеваться. Мое батистовое белье, отделанное валансьенскими кружевами, широкие накрахмаленные нижние юбки, туфли и чулки – все это было разложено на постели. Надев все это одно за другим, я облачилась в платье из серебристой ткани, такое жесткое, что, казалось, оно сделано из картона, Парикмахер завил мне волосы».780 Это, пожалуй, единственный случай, когда невеста упомянула о своем кружевном нижнем белье, украшенном «валансьенскими кружевами». После этого она направилась в комнату, где на нее должны были надеть драгоценности.
Поскольку церемония бракосочетания проходила в Большом Екатерининском дворце, то одевали невесту в одном из ее парадных залов. Но на церемонию одевания невесты из Петербурга привезли непременный «туалетный столик, украшенный кружевами и лентами, а на нем – золотой прибор времен императрицы Елизаветы, дочери Петра Великого».781 На этом «столике были разложены царские драгоценности, которые должны были надевать великие княжны в день своего бракосочетания.
Среди них, во-первых, была диадема императрицы Екатерины с розовым бриллиантом необыкновенной красоты в центре и небольшая корона из малинового бархата, вся усыпанная бриллиантами; там было ожерелье из крупных бриллиантов, браслеты и серьги в форме вишен, такие тяжелые, что их нужно было прикреплять к золотым ободкам, которые надевались на уши.
Прислужницы начали собирать складками у меня на талии огромный шлейф из серебристой ткани, расшитой рельефными серебряными лилиями и розами. Затем мне пришлось сидеть перед зеркалом, пока старый придворный парикмахер, француз по имени Делькруа, соорудил по обеим сторонам моего лица два длинных локона, которые спадали на мои обнаженные плечи. Затем надел мне диадему.
После этого придворные дамы, жены высокопоставленных чиновников, возглавляемые камер-фрейлиной, накинули мне на голову кружевную вуаль и маленькую корону и прикрепили среди складок веточки флердоранжа. Наконец, они возложили мне на плечи малиновую бархатную мантию с пелериной, отделанную мехом горностая и застегнутую огромной серебряной пряжкой. Кто-то помог мне встать. Я была готова… Я едва могла двигаться».782
