Александр Островский - Кто поставил Горбачева?
В то же время один из помощников К. У. Черненко В.А. Печенев пишет, что в руководстве партии существовали силы, которые готовы были поддержать в качестве кандидатуры на пост генсека первого секретаря Московского городского комитета КПСС В. В. Гришина[2484].
Виктор Васильевич Гришин родился в 1914 г. в г. Серпухове. Закончил Московский геодезический техникум (1933) и Московский техникум паровозного хозяйства (1937). С 1940 по 1950 г. находился в Серпухове на различных партийных должностях, с 1950 по 1956 г. работал в Московском городском комитете партии, с 1956 по 1967 г. возглавлял ВЦСПС, с 1967 г. занимал пост первого секретаря МГК. В 1961 был избран кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, в 1971 – членом Политбюро[2485].
Отмечая обострение борьбы в руководстве партии с осени
1984 г., Е.К. Лигачев пишет: «В этот период резко активизировался Гришин, почти открыто начавший претендовать на ведущую роль в Политбюро»[2486].
«Он, – утверждал Б.Н. Ельцин, – готовился стать Генеральным секретарем и пытался сделать все, чтобы захватить власть в свои руки, но, слава богу, не дали…нашли список состава Политбюро, который Гришин подготовил, собираясь стать лидером партии. В него он внес свою команду, ни Горбачева, ни многих других в том списке, естественно, не было»[2487].
Касаясь этой проблемы в одном из своих интервью, сын
B.В. Гришина Александр Викторович отмечал, что уже в 1982 г. его отец «был старшим в Политбюро», старшим не по возрасту, а по времени пребывания в составе этого высшего партийного органа. Поэтому, подчеркивал Александр Викторович, уже тогда «постоянно муссировались слухи, что после Брежнева будет Гришин, потом говорили, что после Андропова, потом – после Черненко»[2488].
В.В. Гришин допускал возможность, что кто-то действительно видел в нем возможного кандидата на пост вождя партии, но категорически отвергал и свое участие в обсуждении данного вопроса, и существование названного списка[2489].
В таких условиях, как пишет Е.К. Лигачев, «в конце 1984 г. аппаратная атмосфера вокруг Горбачева начала характеризоваться некими «вакуумными» свойствами»[2490]. Существует версия, будто бы В.В. Гришин пытался убедить К.У. Черненко «переместить честолюбивого андроповца куда-нибудь подальше из страны», например, «послом на Запад»[2491].
Одним из проявлений претензий В.В. Гришина на власть М.С. Горбачев называет организованную 22 февраля встречу К. У. Черненко с избирателями. Присутствовать на ней генсек не мог (это было очевидно с самого начала), поэтому озвучивал текст его выступления В.В. Гришин. «Я, – пишет М. С. Горбачев, – сидел в президиуме вместе с Лигачевым, Громыко, Замятиным, Кузнецовым и, честно говоря, очень переживал, что я участник этого фарса»[2492].
Мы не знаем, кто был инициатором этого мероприятия, но имеются сведения, что оно проводилось в соответствии с решением Политбюро, заседания которых, кстати, вел М.С. Горбачев[2493]. «Обосновывалось это тем, что в стране якобы прошел слух, что Черненко давно умер, и нужно было это как-то опровергнуть»[2494].
Действительно, 13-го Михаил Сергеевич собрал у себя членов Политбюро и предложил обсудить вопрос о том, как реагировать на распускаемые слухи о болезни К.У. Черненко[2495]. Видимо, тогда и было решено провести встречу генсека с избирателями. Причем, по свидетельству сына В.В. Гришина Александра Викторовича, «Политбюро решило», что на этой «встрече» за К.У. Черненко «выступление сделает Горбачев как второй секретарь ЦК»[2496].
И только перед самым началом «встречи», вспоминает
A.B. Гришин, «раздался телефонный сигнал прямой связи с Черненко. Звонил помощник генсека, который сказал: «Виктор Васильевич, есть поручение Константина Устиновича, чтобы его текст зачитал не Горбачев, а вы». По свидетельству Александра Викторовича, отец пытался возражать, ссылаясь на решение Политбюро. Тогда в разговор вмешался К.У. Черненко: «Зачитывай ты, – сказал он, – и бери все в свои руки»[2497]
«Когда отец, – вспоминает A.B. Гришин, – тут же подошел к Горбачеву и известил его об этом разговоре с Черненко, Михаил Сергеевич был в шоке»[2498].
Академик ЕМ. Примаков
Именно в это время, по свидетельству А. С. Грачева, к А. А. Громыко «потянулись сразу с нескольких сторон нити зондирующих контактов от сторонников Горбачева», «решивших склонить «мистера Нет» к тому, чтобы в нужный момент сказал «да» Горбачеву». «Контакт» с А. А. Громыко был установлен через его сына Анатолия[2499].
Как вспоминал Анатолий Андреевич, который в рассматриваемое время возглавлял Институт Африки, однажды зимой 1984/85 г. к нему приехал его старый знакомый Евгений Максимович Примаков, с которым он был на «ты», и завел разговор о наследстве К.У. Черненко. Не называя фамилий и имея в виду Андрея Андреевича Громыко, Е.М. Примаков заявил о том, что развязка может наступить в любой момент, а поэтому необходимо подготовиться к этому[2500].
«На следующий день» Анатолий Андреевич рассказал об этом отцу, и тот пригласил сына к себе «на субботу». В ходе этой беседы они пришли к выводу, что реально на пост генсека могут претендовать три человека: М.С. Горбачев, В.В. Гришин и Г.В. Романов. Свою кандидатуру Андрей Андреевич отвел по двум причинам: стар и нет опыта партийной работы. Если верить Анатолию Андреевичу, в ту субботу они с отцом ни о чем не договорились, но Андрей Андреевич согласился продолжить этот разговор «дня через два-три»[2501].
Получается, что E. М. Примаков подвиг A.A. Громыко на обсуждение вопроса о наследстве К.У. Черненко. Что же он представлял собою? И почему так быстро отреагировал на его призыв действовать один из старейших и влиятельнейших членов Политбюро?
Широкую известность фамилия Е.М. Примакова получила после того, как в 1989 г. его избрали председателем Совета Союза Верховного Совета СССР. В 1991 г. он возглавил Службу внешней разведки, в 1996 г. стал министром иностранных дел, в 1998 г. занял пост премьер-министра России, в 2000 г. баллотировался на пост президента страны[2502].
А что он представлял собою до перестройки?
Евгений Максимович Примаков родился в 1929 г. в Киеве[2503].
Несмотря на то, что он издал три тома мемуаров и дал не одно интервью, о его родителях мы до сих пор не имеет ясного представления. В связи с этим появилась версия, будто бы настоящая его фамилия Киршенблат[2504].
Не отрицая, что его бабушка по материнской линии была еврейкой[2505], не так давно Евгений Максимович сообщил, что Киршенблат – это фамилия не его отца, а дяди по матери[2506].
Насколько удалось установить, врач Давид Абрамович Киршенблат жил в Тифлисе с 70-х годов XIX века. Он учился в Германии и был знаком с такими видными большевиками, как С. Тер-Петросян (Камо) и Г.К. Орджоникидзе (Серго). Женат был дважды. Вторая его жена, имевшая в девичестве фамилию Примакова, приходилась сестрой матери Евгения Максимовича – Анны Яковлевны[2507]. Об отце Евгения Максимовича известно только то, что он имел фамилию Немченко и со своей семьей почти не жил[2508].
Детство и юность Е.М. Примаков провел в Тбилиси. Закончив Московский институт востоковедения, он с 1953 по 1962 г. работал корреспондентом, затем редактором и главным редактором Главного управления радиовещания на зарубежные страны. В 1956 г. «без отрыва от производства» закончил аспирантуру МГУ[2509], в 1960 г. защитил кандидатскую диссертацию по экономике арабских стран[2510].
С 1962 по 1970 г. Е.М. Примаков работал в «Правде»: обозревателем, заместителем редактора по отделу стран Азии и Африки, корреспондентом в арабских странах[2511]. В 1969 г. защитил докторскую диссертацию «Социальное и экономическое развитие Египта»[2512], после чего в 1970 г. был назначен заместителем директора ИМЭМО, а в 1977 г. директором Института востоковедения АН СССР. В 1974 г. стал членом– корреспондентом, а в 1979 г. – действительным членом Академии наук СССР[2513].
Е.М. Примаков относится к числу тех людей, которые умеют сочетать полезное с приятным. 19 августа 1985 г. А. С. Черняев записал разговор с К. Брутенцом, дочь и зять которого побывали в Барвихе на даче у дочери Евгения Максимовича: «Вернулись потрясенные, ничего подобного даже представить себе не могли и не поверили бы, если б не видели собственными глазами»[2514].
Что же так поразило их?
«Бунгало, вилла, усадьба… не могли подобрать слова. 12 комнат, все под дуб, заграничная бытовая техника, не говоря о мебели, «пежо» в гараже, «жигули» для детей… Никакой зарплаты, даже академика и директора института, на все это неслыханное богатство. Появись там представитель КПК или райкома, наш академик, – злорадно заключил Брутенц, – сразу бы оказался кандидатом на вылет из партии»[2515].
