Герберт Уэллс - Очерки истории цивилизации
Дух нации стал низменным и безжалостным: не было больше ни дальнейшего расширения числа римских граждан, никакого следа былой щедрости, с которой чужеземные племена включались прежде в состав римского народа. Испанией управляли плохо, заселяли медленно и с большими трудностями. Сложные политические интриги привели к тому, что Иллирия и Македония были низведены до уровня провинций — плательщиков дани. Рим, очевидно, решил перейти к принципу «пусть налоги платит чужеземец» и освободить свое собственное население от уплаты налогов.
После 168 г. до н. э. старый земельный налог уже больше не взимался в Италии и единственные поступления, которые приходили из Италии, получали с государственных земельных владений и через пошлины на иноземные товары. Поступления из провинции, которая получила название Азия, должны были покрывать расходы римского государства. У себя дома люди типа Катона приобретали земельные угодья, давая ссуду, а потом не позволяя выкупить закладные прежним владельцам, — зачастую тем, кто оставил свое хозяйство ради воинской службы. Они сгоняли свободных граждан с их земли и управляли своими имениями, нещадно эксплуатируя ставших дешевыми рабов, которых по ходу завоеваний в великом множестве свозили в Рим. Такие люди рассматривали всех иноземцев на покоренных территориях, как еще не привезенных рабов. Сицилия перешла в руки ненасытных откупщиков. Состоятельные люди, используя труд рабов, могли выращивать там пшеницу и с большой выгодой продавать ее в Рим, а свои земли в самой Италии использовать только для разведения скота. Как следствие, начался приток неимущего населения Италии в города, и в частности в Рим.
У нас нет возможности подробно рассказать о первых конфликтах растущей Римской державы с Селевкидами и о том, как Рим вступил в союз с Египтом. Греческие города, оказавшиеся в тени крепнущего Рима, стараясь не прогадать, переходили то на одну, то на другую сторону, пока не оказались в полном подчинении у Рима. Карта, которую мы приводим здесь, поможет представить, как выглядели теперь его расширившиеся владения.
Но и в этом веке всеобщего упадка нравов слышны были протестующие голоса. Мы уже говорили о том, как изнурительной болезни 2-й Пунической войны — болезни государства, при которой алчные богачи появлялись на его теле, как на больном теле высыпают нарывы, — был положен конец решительными действиями Сципиона Африканского. Когда казалось невероятным, что сенат может предоставить ему, как римскому полководцу свободу действий, он пригрозил обратиться напрямую к народу. Впоследствии он приобрел не меньшую известность своим противостоянием сенатской шайке, которая последовательно превращала Италию из страны свободных земледельцев в страну скотоводства и пастбищ, в страну рабского труда. Сенаторы попытались уничтожить его еще до того, как он достигнет Африки, когда дали, как они надеялись, недостаточно войск для победы. А после войны сенаторы сразу же лишили Сципиона всех полномочий. Личный интерес, как и врожденная злоба, побуждали Катона нападать на него.
Сципион Африканский Старший, по всей видимости, обладал великодушным характером и не был склонен эксплуатировать ради собственной выгоды общественное недовольство сложившимся положением дел и свою огромную популярность в народе. Он пошел в подчиненные к своему брату Луцию Сципиону, когда тот командовал первой римской армией, вступившей на землю в Азии. У Магнесии, в Лидии, огромное и разнородное воинство под командованием Антиоха III (242–187 до н. э.), Селевкидского правителя, постигла та же судьба (190 г. до н. э.), что и очень похожее на него персидское войско сто сорок лет назад. Эта победа навлекла на Луция Сципиона враждебность сената, и он был обвинен в незаконной растрате денег, полученных от Антиоха.
Это обвинение вызвало у Сципиона Африканского праведный гнев. В тот момент, когда Луций поднялся в сенате, держа в руках счета, готовый отразить все обвинения своих недоброжелателей, его брат выхватил у него из рук эти документы, порвал и бросил их на землю. Его брат, сказал он, положил в государственную казну 200 тысяч сестерциев (серебряных монет). Что же теперь, ему держать отчет по каждой мелочи, пока недруги будут стараться запутать его и уличить во лжи? Когда же впоследствии Луций все же был обвинен в растрате и осужден, Сципион прибег к силе, чтобы выручить его. Но когда и его отстраняли от должности, он напомнил народу, что этот день (так совпало) был годовщиной битвы при Заме, и под рукоплескания и одобрительные выкрики народа отказался повиноваться властям.
Римский народ никогда не отказывал в поддержке Сципиону Африканскому. Такие люди и теперь, две тысячи лет спустя, вызывают симпатию. Он был способен бросить порванные счета в лицо сенату, а когда Луций снова подвергся нападкам, один из народных трибунов наложил свое вето и тем прекратил дальнейшее его преследование. Но Сципиону Африканскому все же недоставало того закала, который делает людей выдающимися демократическими лидерами. Он не был Цезарем. У него не было тех качеств, которые позволяют лидеру принять в силу необходимости правила грязной политической игры. После всех этих событий он, не желая больше оставаться в Риме, удалился в одно из своих поместий, где и умер в 183 г. до н. э.
В том же году умер и Ганнибал. Он отравил себя, отчаявшись спастись от непрестанного преследования римлян. Страх, который все еще испытывал перед ним римский сенат, гнал его от двора одного владыки к другому. Несмотря на возмущенные протесты Сципиона, Рим одним из условий мира с Карфагеном поставил выдачу Ганнибала и продолжал требовать его выдачи у каждого из государств, где тот находил себе прибежище. Когда был заключен мир с Антиохом III, это снова было одним из условий. Ганнибала, наконец, выследили в Вифинии. Царь Вифинии задержал его с целью отправить в Рим, но Ганнибал давно уже приберег для такого случая яд, который хранил в кольце. Смерть спасла его от последней встречи с римлянами.
Также к чести семьи Сципионов можно добавить и то, что один из них, Сципион Назика (ум. в 132 до н. э.), передразнивая Катона, завершал все свои речи в сенате словами «Карфаген должен стоять». У него было достаточно здравого смысла, чтобы видеть, что партнерство с Карфагеном может стать еще одним стимулом к процветанию Рима.
Но именно второму Сципиону Африканскому (185–129 до н. э.), приемному внуку Сципиона Африканского Старшего, выпало взять и разрушить Карфаген. Единственным вызовом со стороны карфагенян, который привел к 3-й и последней Пунической войне, было то, что они продолжали торговать и богатеть. Их торговля при этом нисколько не соперничала с римской; когда уничтожили Карфаген, почти вся его торговля угасла вместе с ним, и Северная Африка вступила в стадию экономического упадка. Однако его процветание будило жгучую зависть. Богатому сословию всадников нестерпимо было любое процветание в мире, кроме их собственного. Рим спровоцировал войну, поощряя нумидийцев совершать набеги на Карфаген, пока доведенным до отчаяния карфагенянам не оставалось ничего иного, как прибегнуть к силе. Рим затем набросился на Карфаген с обвинениями, что тот нарушил договор — ведь Карфаген начал войну без разрешения!
Карфагеняне согласились отправить заложников, которых требовал Рим, они отказались от сопротивления, они были готовы отказаться и от своих территорий. Но это повиновение только усилило нетерпимое высокомерие Рима и безжалостную жадность всадников, которые руководили его действиями. Рим предъявил требование, чтобы жители Карфагена оставили свой город и переселились в местность по меньшей мере в десяти милях от моря. И это предлагалось сделать жителям города, который почти всецело зависел от морской торговли!
Это абсурдное требование вызвало отчаянный протест у карфагенян. Они отозвали заложников и стали готовиться к защите своего города. За полстолетия бездумного и безнравственного правления военные навыки римлян постепенно пришли в упадок, так что первые атаки на город в 149 г. до н. э. едва не закончились катастрофой для Рима. Юный Сципион во время этих действий сумел отличиться разве что скромными способностями. Следующий год также ознаменовался провалом для бездарей из сената.
Теперь уже пришел черед сенаторам, еще недавно таким задиристым, трястись от страха. Римская чернь была еще более напугана. Юного Сципиона, главным образом из-за громкого имени, сделали консулом, хоть он не подходил для этой должности ни по возрасту, ни по личным качествам, и спровадили в Африку спасать родину.
Последовавшие за этим осада и взятие Карфагена были беспримерны по своему упорству и жестокости. Сципион приказал насыпать дамбу через всю гавань, и теперь осажденные не могли получать подкрепления ни с моря, ни с суши. Карфагеняне страдали от страшного голода, но держались, пока город не был взят приступом. Уличные бои продолжались шесть дней, а когда, наконец, сдалась и главная городская цитадель, в живых осталось лишь около пятидесяти тысяч карфагенян из почти полумиллионного населения города. Все уцелевшие были проданы в рабство, город сожжен, а развалины срыты до основания. В знак окончательного падения Карфагена провели соответствующую торжественную церемонию и наложили проклятие на каждого, кто попытается восстановить его.
