Владимир Бешанов - Танковый погром 1941 года. В авторской редакции
Уже к 10 августа Люфтваффе уничтожили 10000 советских самолетов — практически всю авиацию, располагавшуюся в приграничных округах накануне 22 июня, а до конца года — еще 8000 боевых машин. Была уничтожена и 101 тысяча орудий и минометов из примерно 317 тысяч, числившихся в РККА в начале войны. Более катастрофического результата трудно себе представить.
Правда, и вермахт потерял уничтоженными и поврежденными 3730 танков и 4643 самолета, но большинство единиц бронетехники удалось вернуть в строй. Тем не менее Гитлер так и не достиг своей цели подавления советского сопротивления и выхода на линию Архангельск — Астрахань. Эта линия все еще не была даже в зоне эффективного воздействия германской авиации.
Фюрер германской нации недооценил способности коммунистического режима к всеобщей мобилизации. Уже в 1941 году в Советском Союзе мобилизация людских ресурсов для нужд армии и военного производства была более тотальна, чем в Германии в 1944-м, на пике ее военных усилий. В «фатерлянде» вплоть до 1943 года сохранялось значительное производство товаров для нужд населения.
Еще важнее была готовность Сталина и его генералов завалить противника трупами красноармейцев. В бой бросались все мужчины, способные носить оружие, в тылу их место занимали женщины и дети. В Германии всю войну вплоть до самого конца делался упор на хорошую подготовку пополнений. В СССР всю войну предпочитали бросать в бой необученных, а часто и невооруженных новобранцев.
В стране феодально-крепостнического рабства, получившего в XX веке определение «окончательно победившего социализма», отдельно взятый человек ничего не стоил. Марксисты оперировали «классами» и «массами». Первых успешно истребили, вторых, после ряда социальных экспериментов, превратили в «советский народ». А народу у нас много… Поэтому не жалели ни людей, ни техники.
Одну из фронтальных атак в августе под Киевом, предпринятую 37-й армией Власова, запечатлел немецкий офицер в письме к родным:
«…С расстояния в 600 метров мы открыли огонь, и целые отделения в первой волне атакующих повалились на землю… Уцелевшие одиночки тупо шли вперед. Это было жутко, невероятно, бесчеловечно. Ни один из наших солдат не стал бы двигаться вперед. Вторая волна тоже понесла потери, но сомкнула ряды над трупами своих товарищей, павших в первой волне. Затем, как по сигналу, цепи людей начали бежать. С их приближением доносилось нестройное раскатистое: «Ура-а-а!»… Первые три волны были уничтожены нашим огнем… Натиск четвертой волны был более медленный: люди прокладывали путь по ковру трупов… Пулеметы раскалились от непрерывного огня, и часто приходилось прекращать стрельбу для замены стволов… Количество, продолжительность и ярость этих атак совсем истощили нас и довели до оцепенения. Не буду скрывать, они испугали нас… Если Советы могут позволить себе тратить столько людей, пытаясь ликвидировать даже незначительные результаты нашего наступления, то как же часто и каким числом людей они будут атаковать, если объект будет действительно очень важным?»
Подобные атаки, призванные истощить врага, завалить его трупами атакующих, были обычным явлением и в 41-м и в 42-м годах и позже. Зачастую толпы призывников гнали в бой, даже не выдав им форму и оружие. Актуальным стал лозунг: «Оружие добудете в бою!» И не потому, что винтовок производилось недостаточно. Сталин и его соратники предпочитали призвать в армию как можно больше людей, не считаясь с реальными запасами вооружения.
В 1943 году Красная Армия стала пополняться призывниками с оккупированных территорий, которые расценивались как потенциальные предатели. «Практически их гнали в атаку как скот на бойню. Расчет был на то, что «черная пехота» только измотает немцев и заставит израсходовать часть боеприпасов, чтобы потом свежие части смогли заставить отступить противника с занимаемых позиций. Поэтому не выдавали несчастным ни обмундирования, ни винтовок. Зачем тратиться на тех, кому суждено погибнуть в первом же бою? И что погибнут — не беда, у НКВД после войны меньше работы будет. За счет этих людей, призывавшихся, как правило, непосредственно в части, в значительной степени происходил недоучет советских безвозвратных потерь. Лишь единицам таких призывников суждено было уцелеть, стать «нормальными солдатами» и получить форму и оружие» (Б. Соколов «Неизвестный Жуков», с.429).
Естественно, такие атаки вели к огромным потерям. В середине января 1942 года немецкая разведка выпустила бюллетень «Опыт войны на Востоке», где обобщила основные особенности русских атак:
«Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме — большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои пехотные позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком «Ура». Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим. В большинстве случаев атаке предшествует разведка боем на широком фронте, которая после прорыва или просачивания в наше расположение переходит в решительное нападение с тыла и флангов.
Артиллерийская подготовка атаки применяется редко, однако русские очень охотно применяют ночью, перед атакой, короткий, но сильный беспокоящий огонь с дальних дистанций, постоянно меняя при этом свои огневые позиции. Свои атаки русские начинают в сумерках или на рассвете. Пользуясь темнотой, туманом, вьюгой или дождливой погодой, русские занимают исходные позиции для атаки. Отбитые атаки повторяются снова, не щадя сил и ничего не меняя. Трудно предположить, что на протяжении одного дня боев наступающая часть каким-либо образом сменит схему проведения атаки. Таким образом, для отражения атак русских нужны крепкие нервы и сознание того, что наше прекрасное стрелковое оружие в состоянии противостоять массовому наступлению русских».
Для немцев такая тактика была за гранью понимания, поэтому русские атаки врезались в память буквально каждому выжившему: «Ведение боевых действий русскими, особенно в наступлении, характеризуется использованием большого количества живой силы и техники, которые командование часто вводит в бой безрассудно и упрямо, однако добивается успеха. Русские всегда славились своим презрением к смерти; коммунистический режим еще более развил это качество… Дважды предпринятая атака будет повторена в третий и четвертый раз, невзирая на понесенные потери, причем и третья и четвертая будут проведены с прежним упрямством и хладнокровием. До самого конца войны русские, не обращая внимания на потери, бросали пехоту в атаку почти в сомкнутых строях. Стадный инстинкт и неспособность младших командиров действовать самостоятельно всегда заставляли русских вести атаки массированно, в плотных боевых порядках. Благодаря превосходству в численности этот метод позволил добиться многих крупных успехов (вот это и есть главный тактический прием всех советских полководцев, всему остальному «учиться было некогда»)… Местность перед фронтом обороняющихся в мгновение ока вдруг заполнялась русскими. Они появлялись словно из-под земли, и казалось, невозможно сдержать надвигающуюся лавину. Огромные бреши от нашего огня немедленно заполнялись; одна за другой катились волны пехоты, и, лишь когда людские резервы иссякали, они могли откатиться назад. Но часто они не отступали, а неудержимо устремлялись вперед. Отражение такого рода атаки зависит не столько от наличия техники, сколько от того, выдержат ли нервы. Лишь закаленные в боях солдаты были в состоянии преодолеть страх, который охватывал каждого».
По этому шаблону Красная Армия наступала вплоть до 1945 года. Это не признак скудоумия советских военачальников, хотя пробелы в образовании проглядывают явственно. В первую очередь, это проявление их марксистско-ленинского мировоззрения. Они сами были рабами системы — мутированное «бациллами большевизма» сталинское поколение полководцев, не имевшее понятия об индивидуальной свободе, гнавшее в бой миллионы еще более бесправных рабов.
В августе 1945 года маршал Жуков поразил генерала Эйзенхауэра рассказом о советском методе преодоления минных полей: «…Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет. Потери, которые войска несут от противопехотных мин, считаются всего лишь равными тем, которые мы понесли бы от артиллерийского и пулеметного огня… Атакующая пехота не подрывает противотанковые мины. Когда она достигает дальнего конца поля, образуется проход, по которому идут саперы и снимают противотанковые мины, чтобы можно было пустить технику». (Кстати, и танки бросали на минные поля подобным образом. Например, во время контрнаступления под Сталинградом 422-я стрелковая дивизия получила на усиление танковый батальон. С началом наступления батальон потерял на минных полях 24 из имевшихся в наличии 28 танков.)
