Сибирь как колония - Николай Михайлович Ядринцев
Последствие таких явлений — рядом с наживой одних шло обеднение сельского и инородческого сословия. «Видно, что Сибирь, как страна, заключает в себе золотое дно, — писал Словцов, — но как часть государства представляла ничтожную и безгласную область. Посадский, поселянин, промышленник или торгаш туземный и инородец трудился, но трудился как половник. Sic vos non vobis nidificatis, felificatis и подобные припевы виргилиевы очень приличествовали тогдашней Сибири». (Истор. обозр. Сиб. Ч. I. Стр. 267).
Различные формы монополии, кабалы и торговых злоупотреблений, давая себя повсюду чувствовать, не раз вызывали вмешательство самого правительства, а также меры, стремившиеся к ограничению их.
Как в прошлом, так и нынешнем столетии мы встречаем борьбу администрации на сибирской почве с различными злоупотреблениями и сопротивление к преобладанию монополистов. Ранее правительство ограничивало промышленников и простирало свое вмешательство с одними фискальными целями, так, оно запрещало промышленникам и торговцам обирать соболя прежде сбора ясака, чтобы не было убытку «государевой казне», но впоследствии это вмешательство и ограничения потребовались уже в ограждение завоеванного инородческого населения от бесцеремонного грабежа и эксплуатации промышленных людей, кинувшихся спаивать, закабалять население и создавать рабство в Сибири. Только благодаря усилиям и законодательному вмешательству не развилось это рабство, как в Америке, и было прекращено покушение создать его в Сибири. Так, известны многие указы против закабаления инородцев, а именно: указы Петра 29 июля 1726 года, 1741 г., 1748 г. В половине XVIII столетия однако, рабская тенденция воскресла и укрепилась, найдя опору в крепостническом духе, перенесенном из России. Купцы сибирские просили, чтобы им дозволили иметь крепостных, видя готовый элемент для этого в инородцах. Но дух Екатерининского законодательства был уже против этого. Тогда появились в Сибири нелегальная кабала и захват инородцев. В 1808 г. Высочайшим указом 23 мая был нанесен новый удар невольничеству в Сибири. Но, несмотря на то, еще в 1825 г. в Омске сибирские рабовладельцы в числе 31 человека избрали поверенного, чиновника Яковлева, для подачи просьбы на высочайшее имя, упомянув о «произвольных», по их мнению, «действиях присутственных мест по отбору невольников». Но правительство указами 8 октября 1825 г. и 30 января 1826 г. окончательно прекратило эти рабовладельческие покушения и назначило срок освобождению всех инородческих невольников. Однако законодательная власть, преодолевая враждебные ей общественные элементы в виде рабовладельчества и кабалы, пробовавшей утвердиться на легальных основаниях, не могла изгладить покушений и инстинктов русского, и особенно торгового населения к закабалению инородца под всякою другою формою. Мы видим у правительства по мере замирения Сибири точно так же постепенное стремление упрочить управление инородцем, устроить податную систему и по возможности оградить их от торговой эксплуатации и разорения. Это проявилось различными мерами: к первым мерам относится умеренный ясак по окладу 1763 г., оказавшийся, однако, с повинностями и благодаря тогдашним злоупотреблениям нелегким; работы ясачной комиссии Сперанского, пробовавшей установить управление инородцев; посылка двух ясачных комиссий при императоре Николае 1 для устройства инородцев и исправления недостатков уложения Сперанского, сложение недоимок с инородцев, накопившихся по 1 января 1832 года. Рядом с этим правительство не могло не обратить внимания на ту эксплуатацию, которую создавали по отношению к инородцу русские. Чтобы обеспечить инородцев от частной эксплуатации, казна пыталась сама брать на себя продовольствие их, но это не удалось. Вымирание и голода инородцев, происходившие до Сперанского, заставили предпринять систему казенного продовольствия хлебом, но она была в первое время в самом дурном состоянии. Сперанский обратил на это внимание и усилил объемы и средства казенного продовольствия — организована была продажа в долг. Но едва сибирское уложение успело войти в силу, как на инородцах накопились уже громадные долги за казенный хлеб. Вопреки уложению начали взыскиваться эти долги с неимоверной строгостью: у инородцев отбирали все, так что они пускались в бега. Хлеб в магазинах перестали брать. Скоро взыскания должны были прекратить, и тогда долги из года в год на инородцах только возрастали, доходя до 200 руб. на человека. Инородцы даже приучились не платить долгов. Кроме того, казенная продажа не только не устраняла частной эксплуатации, но оказалась орудием для нее же. В казенные магазины поставщиками явились купцы и набавляли на хлеб. Казенная торговля не умеряла, а иногда возвышала цены. Частные торговцы входили в стачки с чиновниками, с вахтерами. (Ист. сиб. инородц. в XIX стол. Шашков. Стр. 266, 267, 268, 269–271). Что купец давал вахтеру, то он брал с инородца за хлеб. Цена хлеба поднималась, и торговцы склоняли к покупке частного хлеба искусственными мерами. Дело после Сперанского не поправилось, и казенное снабжение не помогало. В сороковых годах при ревизии Восточной Сибири граф Толстой снова обращает внимание на злоупотребления торговцев: он нашел, что иркутское купечество, выезжая в инородческие стойбища до сбора ясака, скупает все лучшие ясачные меха. Поэтому купцам было запрещено ездить до тех пор к инородцам для торговли и торговать только дозволялось с 1 июля по 1 сентября (время самое невыгодное), точно так же запрещалось у инородцев торговцам иметь склады и магазины. Закон 1844 года, однако, вызвал опять пагубные последствия. Казна не могла обеспечить инородцев необходимыми продуктами, а частная торговля пала. Падение частной торговли отозвалось еще хуже на инородцах. Кроме того, казенные магазины и вахтера их по-прежнему оставались агентами купцов и были с ними в стачке. Наживались вдвойне и вахтера, и купцы. Притом за неимением частных торговцев начинали заниматься ею исправники, а иногда даже посылаемая комиссия для исследования инородческого быта, как было
