Иоганн Архенгольц фон - История морских разбойников
Европа представляла тогда хаос, в котором сильнейший поднимался на трупе слабейшего, чтобы потом быть, в свою очередь, низвергнутым другими. Вся история — история нескольких варварских предводителей, споривших об обладании тем или другим участком земли, людям не доставало разума и мужества. Все было разделено, все было несчастливо и слабо. Этот беспорядок открыл путь народам скандинавским и жителям балтийских прибрежий. Эти слишком многочисленные дикари, обрабатывая бесплодную почву, не имея мануфактур, лишенные искусств, заботились о том, как бы убраться подальше из своей родины. Грабежи и морские разбои были им так же необходимы, как кровь диким зверям. В Германии их называли нортманнами (Northmanns) (северные люди) без различия. С IV столетия они вмешались в потоки других варваров, которые прошли опустошителями до Рима и Африки. Леса, покрывавшие родину их, доставляли им лес для построения двухпарусных и гребных судов. В них помещалось до ста человек с провизией пива, морских сухарей, сыра и копченого мяса. Они разъезжали около берегов, высаживались там, где не находили сопротивления, и возвращались домой с добычей, которую разделяли потом.
Эта мрачная драма скандинавских набегов доставила поэтам и составителям хроник средних веков рассказы, похожие на плачевную эпопею. Некоторые из лучших новейших историков прибавили к этим воспоминаниям свои розыскания, вносящие свет в каждый поворот этого лабиринта. После столь плодовитых трудов, остается только почерпать в прошедшем.
«Народы севера, — говорит Гельмольд Нигель, поэт IX века и панегирист франкского короля Людовика Благочестивого, — носили прежде и до сих пор носят название данов или датчан. Их называют также нортманнами на франкском языке. Они живы, поворотливы и храбры до излишества, слава их проникла в отдаленнейшие страны. Живя близ моря, они ищут себе пищу на ломких судах; высокий рост, красота лица и благородство движений заставили заключить, что франкская нация происходит от них». Но франки происходили столько же от нортманнов, сколько нортманны происходили от франков. Принадлежа к одному семейству, эти народы должны были иметь сходство, выйдя из одной и той же страны, но в разные эпохи, они поселились — одни на север, другие на юг от Германии, и когда встретились на полях Галлии, желание походить на своих победителей напомнило франкам родственное происхождение с ними.
Прежде, чем распространение германского племени населило Кимврию и Скандинавию, на этих двух полуостровах находились обитатели, которым трудно было бы назначить еще древнейшую родину. Первая сохраняла имя кимры или кимвров, завоевавших бельгийскую Галлию и впоследствии населивших остров Альбион, где племя их сохранилось без примеси в Камбрии или Валлисе (Уэльсе. — Примеч. ред.). Финны первые заняли Южную Скандинавию, откуда были оттеснены на крайние северные пределы, в Финляндию и Лапландию, вследствие германской эмиграции, время которой нам так же неизвестно, как причины, ее произведшие, и последствия ее. Не без некоторой достоверности полагают, что скиф Один или Водан, покинув страну Асгард и пройдя через Сарматию, увлек находившиеся на пути готские племена Германии и завоевал с ними Херсонес Кимврический и Скандинавский полуостров. Так объясняется тевтоническое происхождение датчан, норвежцев и шведов, доказываемое сходством нравов, языка и учреждений.
Один, дав законы народам прибалтийским, передал им религию, совершенно сообразную с потребностями, удовлетворяемыми одной только войной. Законодатель Севера сделался главным божеством его; его обожали как отца убийств, истребителя народов, зажигателя. Он вперед назначал воинов, долженствовавших погибнуть в бою, и за душами их являлись на поле битвы девы, его посланницы. Он приуготовлял для храбрых награды Валгаллы (Вальхаллы. — Примеч. ред.), где девы Валькирии наливали им волны пива в черепа убиенных врагов. Трусам назначалась обитель в Наструде (царстве смерти), где Гела принимала их во дворце Томления за стол Голода и в постель Истощения. Двенадцать богов и столько же богинь составляли двор Одина. Между этими божествами главнейшими были Фрейя или Фригга, богиня любви; Локи или злое начало; Тор, бог грома и Ниорд, царствовавший на море и предводительствовавший бурями. Божества эти любили человеческие жертвы и через каждые девять лет было торжественное собрание в Леире, на острове Зеланде, где приносили богам двойную гекатомбу из людей и лошадей.
Эта воинственная религия внушала обитателям Севера презрение к жизни, заставлявшее их слепо бросаться в самую очевидную гибель и искать смерти как конца трудов своих и начала жизни за гробом. Товарищи, о которых говорит Тацит и которые посвящали себя воинственным начальникам Германии, были известны на Севере под названием кэмперов (koemper) или бойцов. Узы, привязывавшие их к господам своим, разрывались только смертью. Этот образец варварского рыцарства имел также свои правила: кэмперу запрещено было похищать женщин и детей, искать убежища от непогоды и перевязывать раны свои прежде окончания битвы. Когда воинственный жар этих бойцов выступал из границ, они вступали в ряды берзекеров (berseker) или неистовых бойцов. Мужество этих воинов подвергалось ударам врагов и ярости бурь, морской разбой был для них необходимостью.
Датчане и скандинавы повиновались высшим начальникам, называемым овер-конгар (over-kongar), и начальникам — данникам, или вассалам, унтер-конгар (unter-kongar), которые по большей части вели свое происхождение от Одина. Наследование их, как в Германии, зависело частью от выборов, частью от права происхождения. Первых было по четыре в Дании, т.е. двое в Ютландии, один в Леире и один в Скании. В Норвегии считалось до восемнадцати, а в Швеции меньше. После низших начальников следовали ярлы (jarls) или графы, которые имели под своей властью вассалов, называемых (по-немецки herren, бароны) и вели на войну людей свободных, известных под названием бендсов (bends).
Если после высшего начальника оставалось несколько сыновей, то те из них, которые не имели никакого участка в поземельном наследстве, делались предводителями морских наездников и принимали название королей моря (seekongar); их называли викингами (Wikingr), если они управляли станцией или морским постом при берегах. Достаточно бросить взгляд на карту Севера, чтобы увидеть, что море должно было представлять гораздо более средств к существованию, нежели суша, когда земледелие находилось в младенчестве и минеральные богатства Скандинавских гор были еще неизвестны тем, которые попирали их ногами. Поэтому недостаток хлебных растений и других растительных произведений принудил северные народы прибегнуть к неистощимой плодовитости Норвежского моря, самого изобильного рыбой на нашем полушарии. Но, несмотря на этот драгоценный промысел, скандинавские народы часто подвергались голоду. Между прочим, голод, опустошавший Ютландию в царствование конгара Снио, внушил Тингу (Thing), генеральному собранию Вильборга ужасный закон, которым повелевалось умерщвлять детей и стариков народонаселения. Но отчаяние одной матери сыскало совет менее ужасный: положили посредством жребия выбирать людей, которые должны были покинуть земли, неспособные пропитать их. Подобные эмиграции возобновлялись впоследствии и, если верить свидетельству некоторых современных писателей, собиравших во Франции предания, принесенные нортманнами, постоянный закон присуждал младших сыновей к периодическому удалению, совершавшемуся каждые пять лет.
Эти принужденные эмиграции юношества, может быть, находились в связи с ежегодными экспедициями скандинавов, как прежде у англосаксонцев, которых не забыли и вандалы, когда великое движение народов V столетия бросило их на берега Африки. Эти экспедиции представлялись в правильной организации. Все морские кантоны[25] участвовали в них по мере своей значительности, и обычай установил число холкерсов (holkers), снекарсов (snekkars) и дракарсов (drakars), которое каждый должен был поставлять для флота[26]. Предводитель Фродде III имел под своим начальством до 3000 таких судов, и если бы между скальдами (военными поэтами), воспевавшими подвиги этих наездников, Север произвел своего Гомера, то слава аргонавтов, этих древних морских разбойников, померкла бы, может быть перед славой какого-нибудь норвежского конгара. Подобно грекам, отправлявшимся грабить Колхиду и сокровища Трои, нортманны направляли свои набеги к берегам, изобиловавшим предметами мены и особенно к городам, богатство которых обещало драгоценную добычу. В городах запасались они оружием и чеканенной монетой, двумя важными предметами торговли, ибо нельзя повторять довольно часто, что скандинавские морские набеги были вместе выражением войны и торговых сношений. Они были более торговыми, нежели воинственными в Балтийском море и почти всегда только воинственными на океане. Через Балтийское море шведские города Бирка и Сигтуна вошли в сношения с Рейд-Готией или Ируссией и с Грека-Ландом, т.е. той частью России, которая служила посредницей между Севером и Греческой империей. Более смелые на внешнем море, норвежцы одолевали льдины Северного мыса, чтобы перенести на берега Белого моря и Двины торговлю с финскими обитателями Пермии (Биарма-Ланд).
