Арсен Мартиросян - Кто проторил дорогу к пакту?
Так вот, дав согласие на визит Риббентропа в Москву и тем более на подписание с Германией договора о ненападении, Сталин преследовал весьма простую цель. Если не ликвидировать — он прекрасно понимал, что это более чем трудно сделать, тем более сразу, одномоментно, — то по крайней мере внести глубокий и по возможности непреодолимый раскол хотя бы в основные ряды этой коалиции. Обычно в посвященной договору о ненападении историографии особое внимание обращается на обмен письмами между Гитлером и Сталиным по вопросу о визите Риббентропа. Да, это важно. Но не менее, а, возможно, и более важно другое. Первоначальный ответ советского правительства от 19 августа 1939 г. о сроках возможного визита Риббентропа гласил, что того ждут в Москве 26 или 27 августа[400]. Почему? Да потому, что на 20 августа было назначено начало контрнаступления советских войск на Халхин-Голе! И Сталин, судя по всему, решил выждать, а затем, в случае успеха этого контрнаступления, еще и выжать из этого факта максимум возможного, чтобы настолько шокировать и ошеломить японцев самим фактом заключения договора о ненападении с Германией, чтобы окончательно сломить их волю к сопротивлению советским войскам.
Как известно, этот ответ омрачил Гитлера, и он стал торопиться, пойдя на то, чтобы 20 августа лично обратиться к Сталину[401]. Сталин же ответил только в 17.00 21 августа, дав согласие на прибытие Риббентропа 23 августа[402]. Передавая же ответ Сталина германскому послу, Молотов сделал интересное заявление, которое, как правило, по неизвестным причинам выскальзывает из поля зрения исследователей. Он заявил тогда, «что советское правительство хочет, чтобы самое позднее завтра утром в Москве было опубликовано короткое деловое коммюнике о предполагаемом заключении пакта о ненападении и "ожидаемом" прибытии имперского министра иностранных дел». Сообщая об этом, германский посол подчеркнул, что «Молотов просит согласия Германии на это к полуночи». И далее германский посол уже от себя указывает: «Советую согласиться, поскольку советское правительство уже зарезервировало эту публикацию»[403]. Детали эти очень важные. И вот почему. Контрнаступление советских войск на Халхин-Голе развивалось успешно, и потому Сталин решил всерьез добить японцев еще и морально — заранее опубликовать коммюнике о предполагаемом заключении договора о ненападении и визите Риббентропа. Япония действительно была в шоке, который достиг своего апогея, когда стало известно о том, что договор уже подписан.
Любопытно, что тот же британский мерзавец, который подписал договор о «дальневосточном Мюнхене» — посол Великобритании в Японии Р. Крейги, — в телеграмме от 25 августа 1939 г. на имя министра иностранных дел Великобритании лорда Э. Галифакса указывал: «Все говорит о том, что сообщение о советско-германском пакте о ненападении явилось для японцев сильным потрясением...»[404]
В Токио действительно это было расценено как коварство со стороны Берлина, потому как он должен был прийти на помощь Японии. Ведь в том и был весь расчет британских негодяев, устроивших «дальневосточный Мюнхен». Они откровенно рассчитывали на то, что так или иначе, но в вооруженный конфликт с СССР ввяжется коалиция государств, прежде всего сама Германия, а также Италия. Не вышло. Гитлеру в тот момент вовсе не с руки было оставлять под угрозой свой тыл на Западе. Муссолини тем более не горел желанием лезть в какую-либо серьезную драку.
Короче говоря, тогда Сталину удалось, как оказалось впоследствии, раз и навсегда вбить такой осиновый кол в германо-японские отношения, усилив его еще подписанием 13 апреля 1941 г. с Японией договора о ненападении, что в дальнейшем Токио так и не рискнул напасть на СССР после 22 июня 1941 г. Хотя Берлин делал все, чтобы вынудить Японию к этому шагу. Правда, это не означало, что Япония вела себя прилично. Отнюдь. Всю войну пакостила как самый мерзкий шкодливый кот.
Однако и это еще далеко не все из того, что связано с ликвидацией заговора Тухачевского и что привело Сталина к мысли об особой необходимости все-таки пойти на подписание договора о ненападении с Германией. Помните, на стенах учебных классов в советских средних школах всегда висели портреты великих русских ученых. Был там и портрет великого русского математика Лобачевского. А под портретом прекрасный его девиз: «Арифметику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит»! Так вот, об арифметике, которая в данном случае имеет особое значение в связи с проблемой нейтрализации коалиции агрессоров. По состоянию на август 1939 г. коалиция наиболее вероятных и уже связанных между собой пактами о военном взаимодействии, в том числе для нападения на Советский Союз, основных противников в лице нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии имела вооруженные силы общей численностью более 8 млн. 233 тыс. человек! В том числе сухопутные силы Германии (с учетом резервной армии) составляли 3 млн. 700 тыс. человек. С учетом же ВВС и ВМФ, а это соответственно 373 и 160 тыс. чел., общая численность вооруженных сил «миротворца» Гитлера в августе 1939 г. составляла 4 млн. 233 тыс. человек!
Вооруженные силы фашистской Италии составляли 1 млн. 750 тыс. человек!
Вооруженные силы милитаристской Японии — 1 млн. 240 тыс. человек.
Каким же образом перед лицом такой коалиции Сталин не должен был учитывать фактическую слабость РККА, которая еще и не насчитывала даже двух миллионов человек?! Не говоря уже о том, что каким же умопомрачением надо было страдать, чтобы усмотреть в такой численности РККА того же периода нечто вроде проявления «агрессивных амбиций» Сталина?!
А как, в свою очередь, он не должен был считаться с бурной милитаризацией экономики той же Германии?! Ведь война вообще есть продолжение политики, только иными средствами. А в свою очередь политика есть не что иное, как концентрированное выражение экономики. Если же по-простому, без всяких научных изысков, то воюют-то не армии — они только убивают друг друга. Воюют экономики. И от того, насколько экономика сильна и подготовлена к войне, напрямую зависит исход последней. Между тем к началу всего лишь 12-летней истории «тысячелетнего Третьего рейха», сверстанный по «версальским лекалам» военный бюджет Веймарской Германии составлял всего 2% от национального дохода. Однако уже в 1935 г., то есть всего через два года, он достиг 17% — рост в 8,5 раза! В 1936 г. уже 21% — рост практически в 11 раз от исходной позиции! В 1938 г. «мирный» военный бюджет нацистской Германии побил все рекорды — он вырос уже в 17 раз, достигнув 34 % от национального дохода. Если же по бюджетным ассигнованиям, то в течение первых шести лет пребывания во главе Германии Гитлер тратил на военные нужды 60% бюджета, а с 1939 г. 91,8 % бюджета приносились в жертву молоху войны!
Постоянно же обвиняемый в неизвестно откуда взявшейся агрессивности Сталин, напротив, снизив военные расходы бюджета с 12,5 % в период с 1923/24 г. по 1927/28 г. до 5,4% от начала первой пятилетки и до 22 июня 1941 г., то есть за 12 лет, увеличил военный бюджет всего в 8 раз! То есть до 43,4 % от всех бюджетных ассигнований. Но при этом обратите внимание на интересную деталь. Темп и динамика роста ассигнований на военные цели в СССР были строго адекватны росту реальности угрозы вооруженного нападения: в первой пятилетке — 5,4%, во второй — 12,7%, в третьей: а) по состоянию на 1939 г. 25,6%; б) по состоянию на 1940 г. 32,6 %; в) по состоянию на 22 июня 1941 г. 43,4%.
«Миротворец» Гитлер еще 1 октября 1936 г. ввел в действие так называемый «четырехлетний план», в секретном меморандуме о задачах которого еще 20 августа 1936 г. говорилось, что через четыре года Германия должна иметь боеспособную армию и что через четыре же года экономика Германии должна быть готова к войне. Однако нет ни одного сталинского документа, хотя бы отдаленно смахивающего на гитлеровский меморандум «Об экономической подготовке к войне» от 20 августа 1936 г.!
«Миротворец» Гитлер только за первые три года пребывания у власти своими военными заказами обеспечил ввод в строй более 300 новых сугубо военных заводов. В том числе 60 — в области военного авиастроения, 45 — в автомобилестроении, с преимущественной ориентацией на военные нужды, 70 — военно-химических, 80 — артиллерийских,15 — военно-судостроительных и т. п.
В это же время, преодолевая массу трудностей, «агрессор» Сталин создавал советскую промышленность. Спору нет, многие советские заводы имели двойное назначение. Что поделаешь, чтобы в том мире не только выжить, но и жить — приходилось поступать именно так. Но, в отличие от Гитлера и даже при учете двойного назначения ряда крупных заводов, Сталин строил промышленность государства, а не сугубо военную индустрию. К тому же не следует забывать и реально проводившейся антисталинский оппозицией, в том числе и Тухачевским и К° вредительской деятельности, вследствие чего громадные по тем временам финансовые и материальные средства шли в распыл, но не на укрепление обороны. Чуть ниже об этом будет сказано отдельно.
