Анатолий Кошкин - Россия и Япония: Узлы противоречий
Однако в Японии не спешили расширять торгово-экономические отношения с СССР, ожидая, когда Горбачев «созреет» до решения идти на уступки Японии в территориальном вопросе. Для обоснования такой позиции в апреле 1987 г. с участием американцев официальным Токио было инициировано так называемое «дело Тосиба» вокруг поставок в СССР некоторых видов станочного оборудования, которое было отнесено к подпадающим под запрет КОКОМ. Японские власти развернули кампанию шпиономании, пошли на высылку из Японии советских дипломатов. Правительство СССР, естественно, ответило тем же, что послужило очередному этапу охлаждения двусторонних отношений.
Следует отметить, что в первые годы пребывания у власти Горбачев еще не был готов согласиться на беспринципный торг по поводу Курильских островов. Более того, его раздражала та напористость, с которой зачастившие в Москву японские политики требовали от СССР территориальных уступок как проявления «нового мышления» на японском направлении. Однажды он даже в сердцах бросил одному из японских гостей: «А почему, собственно, Япония предъявляет ультиматум Советскому Союзу, — ведь мы ей войну не проигрывали?»
Однако в 1989—1990 гг., когда в результате фиаско идей перестройки экономическое положение СССР резко ухудшилось, в горбачевском окружении все больше стали соблазняться идеей получения за Курилы «хорошей цены». К этому толкали и новые партнеры по «большой семерке». Так, в 1988 г. во время визита в Москву президент США Р. Рейган настойчиво «советовал» Горбачеву пойти навстречу Японии в территориальном споре. Делал это Рейган не бескорыстно — ему было важно привлечь японские капиталы для финансирования слабеющей на глазах власти Горбачева, спасения его «реформаторского» курса. Эту позицию всемерно поддерживал Шеварднадзе, который впоследствии признал, что «хотел отдать острова Японии».
Подвергаясь обработке из-за рубежа и со стороны своих ближайших сподвижников, Горбачев стал склоняться к уступке Японии южнокурильских островов. В 1990 г., видимо, не без согласования с Горбачевым его помощник по международным вопросам прямо заявил японскому послу в СССР С. Эдамуре, что «в душе Горбачев не исключает возможность передачи островов», но «нужно создать атмосферу для решения вопроса»{463}. Это был намек на то, что Москва заинтересована в «экономической компенсации» за острова. В Японии такую компенсацию Горбачеву назвали «камфорной припаркой, реанимирующей теряющую динамизм перестройку»{464}.
В Токио не преминули воспользоваться ситуацией. Японские политики стали спешно разрабатывать план обмена Курил на финансовую помощь, а фактически «выкупа» островов. Ориентировочная сумма такого выкупа была определена в 26—28 млрд. долларов. Согласно японским источникам это предложение было сделано Горбачеву через его ближайших соратников и «рассматривалось в ЦК КПСС»{465}.
Однако план фактической продажи Курильских островов был разрушен депутатом и предпринимателем А. Тарасовым, который, руководствуясь не до конца выясненными мотивами, публично обвинил Горбачева в намерении сдать Японии южные Курилы в обмен на экономическую поддержку в 200 млрд. долларов. В обстановке разразившегося скандала Горбачев не осмелился рассматривать соответствующее японское предложение, озвученное в конце марта 1991 г. во время беседы в Кремле с генеральным секретарем правящей Либерально-демократической партии Японии И. Одзавой.
Хотя официальный Токио поспешил отмежеваться от предпринятого Одзавой зондажа, а Горбачев, назвав заявление Тарасова «ложью», пригрозил подать на него в суд, в действительности идея «выкупа» южнокурильских островов рассматривалась всерьез. Достаточно напомнить о высказывании в 1990 г. одного из лидеров ЛДП С. Канэмару, который публично говорил, что «Япония в конце концов могла бы и купить острова у Советского Союза».
Склоняя Горбачева к признанию суверенитета Японии на южнокурильские острова, Одзава прозрачно намекнул на возможность сделки, заявив, что в этом случае японская сторона готова оказать «существенную экономическую помощь Советскому Союзу». Видимо, опасаясь утечки информации о сути переговоров с Одзавой, Горбачев счел необходимым «решительно отвергнуть» попытку вести прямой торг вокруг судьбы Курил. По словам присутствовавшего на беседе его помощника, «Горбачев отреагировал сразу и довольно резко: он не склонен и не может вести разговор в таком плане — что-то вы даете и за это мы вам тоже даем то, что вы хотите… Вы хотите конкретного результата. Но подход: “даешь — даю” совершенно неприемлем и не только между Японией и Советским Союзом, но и вообще.
Вместе с тем Горбачев обещал начать обсуждение всего комплекса вопросов, включая мирный договор и в его контексте — о прохождении границы. “Хорошо понимаю, — добавил он, — настроения общественного мнения в Японии и связь вашей позиции с ним. Но и руководство Советского Союза тоже должно теперь учитывать общественное мнение”.
Это не удовлетворило собеседника. Одзава перевел разговор в такую плоскость: мы, мол, не объявим вашего конкретного решения. Это останется между нами. Но давайте уже сейчас договоримся о том, на что вы пойдете во время своего визита в Японию»{466}.
Хотя Горбачев не дал на это прямого ответа, именно он первым за послевоенную историю признал существование «территориального вопроса» с Японией и выразил готовность обсуждать его на официальных переговорах. Он согласился включить в текст подписанного по итогам его визита в Японию (апрель 1991 г.) «Совместного заявления» выгодную для Японии формулировку о том, что стороны «провели обстоятельные и углубленные переговоры по всему комплексу вопросов, касающихся разработки и заключения мирного договора между Японией и СССР, включая проблему территориального размежевания, учитывая позиции обеих сторон о принадлежности островов Хабомаи и Шикотан, Кунашир и Итуруп».
Вопреки созданному впоследствии впечатлению о том, что эта формулировка была вынужденной крайней уступкой японской стороне, на самом деле ее предложил сам Горбачев, который заявил на переговорах в Токио: «…Мы могли бы пойти вам навстречу и сделать в этом документе такую компромиссную запись: стороны обсудили территориальные вопросы, вернее, вопросы о территориальном размежевании, учитывая позиции, которые стороны занимают по вопросу о принадлежности островов Кунашир и Итуруп и Малой Курильской гряды (т. е. островов Хабомаи и Шикотан). И советской, и японской общественности было бы видно, что проблема принадлежности островов обсуждалась и будет обсуждаться в ходе подготовки мирного договора».
В Японии сделанную в «Совместном заявлении» запись по территориальному вопросу расценили как ограниченный успех. К позитивам для Японии было отнесено признание СССР существования территориальной проблемы, а указание четырех островов облегчало японской стороне возможность отстаивать свою точку зрения. Как определенное достижение было воспринято обещание Горбачева установить безвизовый режим посещения четырех южнокурильских островов японскими гражданами, а также сократить в ближайшее время численность советского военного контингента, размещенного на этих островах.
Как отмечалось выше, Горбачев «в душе» был готов на уступки Японии в территориальном споре. Однако ослабление его политических позиций внутри страны, активизация противников линии на ущербные для СССР компромиссы со странами Запада вынуждали его «делать хорошую мину при плохой игре», представлять свою политику на международной арене как якобы отстаивающую интересы СССР. Это проявилось в выступлении Горбачева на сессии Верховного Совета СССР 26 апреля 1991 г., в котором он попытался предстать защитником этих интересов на Дальнем Востоке. По поводу итогов визита в Японию было сказано следующее: «Премьер Кайфу настаивал на том, чтобы декларация 1956 г. была названа в заявлении. Мы на это не пошли. И вот почему: в ней говорится не только об окончании состояния войны и восстановлении дипломатических отношений, но и о передаче Японии двух островов после заключения мирного договора. Мы считаем, что следует опираться только на ту часть документа, которая стала исторической реальностью, имела международно-правовые и физические последствия. А то, что не состоялось, что последующая история как бы “стерла”, невозможно, спустя 30 лет, просто так реанимировать. Шанс тогда был упущен. С тех пор возникли новые реальности. Из них и надо исходить.
В итоге мы имеем в заявлении такую, а не иную формулу… Могут спросить, в обиходе так и говорят — мне это известно, чего, мол, темнить, скажите прямо: отдадим острова или не отдадим…
Я уверен, что могут быть найдены обоюдно приемлемые решения. Но для этого нужна другая обстановка, другой характер отношений, наработка их необратимости, большая взаимозависимость и взаимосвязанность»{467}.
