Иосиф Крашевский - Король холопов
Ксендз через некоторое время после ухода старосты незаметно удалился. Он его нашел в тесной комнате, сплошь уставленной постелями, приготовленными для гостей. На одной из них в ожидании ксендза прилег Боркович. Сделав знак вошедшему занять место у изголовья, он тихо спросил его:
- О чем это хотел ты мне сказать?
Насмешливый тон Борковича раздражал пришедшего, и прошло некоторое время, пока он ответил.
- Мне дано поручение к вашей милости, - произнес он, - иначе я не нарушил бы вашего покоя. Я пришел к вам в качестве посла, а так как я не привык к исполнению подобного рода обязанностей, то хоть и плохо, но во всяком случае ее исполню.
- Говори, в чем дело, и не разводи канители, - рассмеялся староста, заподозрив, что духовный пришел упрекнуть его за непристойный образ жизни, и решив резко осадить кутейника.
По мере того, как ксендз спокойно и медленно излагал свою миссию, с лица старосты сходило насмешливое и презрительное выражение, оно становилось суровым и пасмурным.
- Я, собственно говоря, не имею права вам сказать, кем я послан и чье приказание исполняю, - говорил ксендз. - Вероятно, пославший меня желает вам добра и занимает высокое общественное положение. Мне велено предостеречь вас, что к королю поступили новые жалобы. Вы обвинены. Ваш дядя, воевода, принужден будет вас арестовать и посадить в тюрьму.
Боркович вскочил со своего ложа.
- Меня? Арестовать? Меня в тюрьму посадить? - громко крикнул он. Вероятно, старик рехнулся! Он меня!..
Староста подскочил к духовному, настойчиво домогаясь от него подробного объяснения.
- Делайте со мной, что хотите, - спокойно ответил ксендз, - но я вам не скажу больше, чем мне поручено.
- Кем? - отозвался Мацек.
Ксендз молча качал головой.
- Быть не может, чтобы этому немощному глупцу захотелось того, что ему не по силам! - воскликнул Мацек. - Меня хотят лишь напугать, разогнать верных мне людей; хотят меня заставить убежать, чтобы я потерял все то, над чем я столько лет трудился. Это измена! Это подвох!
- Понимайте, как хотите, - произнес ксендз, - я знаю лишь то, что мне приказано передать, и я вам это говорю. Воевода решил лишить вас свободы. Как будто, даже уже сделано об этом распоряжение. Вам следует принять все меры предосторожности и не ездить без сопровождения сильной охраны, а самое главное, как можно скорее оправдаться перед воеводой и в Кракове.
- Не поеду я к этому старому хрычу! - воскликнул Мацек. - Между нами обоими все окончено, и соглашения не может быть, а в Кракове я два раза был и только что оттуда возвратился. И туда я не поеду! Это все сказки, какие-то вымышленные опасения; но ты, кутейник, услугами которого воспользовались, скажи мне сию минуту, кто тебя послал?
Поддавшись овладевшему им гневу, он прибавил:
- Говори же, если хочешь остаться живым...
Духовный не испугался; он лишь вздохнул и после некоторого молчания спокойно ответил.
- Вы меня хоть убейте, а я больше ничего не могу сказать.
Хладнокровие, с каким были произнесены эти слова, до того возмутили Борковича, что он подскочил к дверям и начал звать брата. Тот немедленно прибежал. Мацек, дрожа от гнева, в нескольких словах объяснил ему в чем дело. Оба напали на ксендза, поднявшегося со скамьи и молча стоявшего со скрещенными на груди руками и с опущенной головой.
Дерзость Ясько, брата старосты, дошла до того, что он, не обращая внимания на духовный сан, схватил старика за плечи и, угрожая ему, начал его так трясти, что бедняжка еле на ногах держался.
Но и это не помогло. Ксендз, возмущенный подобным обращением, не пожелал с ним разговаривать, ограничившись словом:
- Не могу.
Мацек, такой же невоздержанный, как и брат, тоже начал дергать ксендза за платье, и они оба кричали, ругали и всячески поносили несчастного старца, требуя от него назвать того, кто его послал.
Но все это не помогло и, наконец, Мацек первый опомнился.
- Надо его оставить в покое! - воскликнул он. - Его счастье, что я не хочу ссориться с духовной властью, а то я иначе поступил бы с ним!
Ксендз стоял неподвижно и лишь после некоторого молчания произнес:
- Хотите послушаться предостережения - хорошо. Нет - поступайте, как найдете лучшим. Вы подозреваете измену. Я и не думаю защищаться. Ни один капеллан не согласился бы служить для этого орудием.
Мацек запальчиво проговорил:
- Если ты сам не изменник, то ты послан изменником. Воевода должен меня бояться, но не я его. Я не испугаюсь этого дряхлого, полуживого старика.
- Тем лучше для вас, если вы не боитесь, - возразил ксендз, собираясь уйти.
Ему загородили дорогу. Ясько переменил тактику и хотел его подкупить, обещая ему стог сена и несколько возов овса, если он назовет пославшего его.
В ответ на это ксендз лишь иронично улыбнулся.
Боркович пообещал сделать вклад в костел, но и это не подействовало.
Тем временем стало поздно; гости из большой комнаты начали расходиться, чтобы лечь спать в предназначенных комнатах; нельзя было дольше насильно задерживать ксендза, и оба брата, оставшись вдвоем принялись совещаться, как поступить.
Мацек настаивал на своем предположении, что посланное ему предостережение - это хитрый прием, чтобы его напугать и лишить смелости.
У Ясько явилась иная мысль.
- Воевода сердит на тебя, - произнес он, - он твоих сил не знает, но в своих уверен; он всегда был недальновиден, а теперь окончательно лишился ума. Кто его знает? Может быть, он в самом деле решился арестовать тебя, а Маруся из сожаления к тебе послала предупредить.
Мацек задумался. Верная догадка брата поколебала его собственные предположения. Так как в Познани и даже при дворе воеводы у него имелись преданные ему люди, то он отправил в город в ту же ночь двух верных слуг на разведку.
Хотя Мацек уверял, что нет никаких причин опасаться, однако Ясько распорядился, чтобы в доме были приняты все меры предосторожности. Расставили стражу, вооружили челядь, и хотя старались перед прибывающими гостями высказать непринужденность и прежнюю смелость, опасаясь вызвать среди них переполох, однако все время были настороже.
Мацек, намеревавшийся еще до посещения ксендза уехать в Козьмин, отложил свой отъезд до получения известий. Он не сомневался в том, что посланные им шпионы привезут разъяснения полученного им предостережения.
Лишь через два дня возвратился один из них; ему удалось узнать только то, что воевода куда-то послал своего любимца Паношу с каким-то таинственным поручением. Он тоже слышал, что воевода стянул лучшие вооруженные силы, и это было подозрительно.
Боркович насупился.
Возвратившийся второй посол подтвердил известия, привезенные первым, а также передал разные мелкие сплетни о происходящем при дворе воеводы, о том, что Бенко втайне от всех часто совещается с Вержбентой и т.п. Все это указывало на то, что воевода готовится к какому-то решительному шагу.
Привезенные известия придали совершенно иную окраску предостережению, переданному через ксендза, который вторично сам не явился, а лицу, посланному им, Ясько указал на дверь. Мацек начал соглашаться с предложением брата.
Раньше, чем уехать в Козьмин, он послал своих шпионов во что бы то ни стало разузнать, куда послан Паноша, потому что начал опасаться. Но на след Паноши не легко было напасть, и прошла неделя, а никто ничего не смог узнать.
Боркович был взбешен на своих послов, грозил им наказанием и тюрьмой; он никого не щадил, и своих слуг - будь это дворяне, мещане, крестьяне одинаково наказывал, не останавливаясь перед убийством, готовый всегда заплатить причитающийся за их голову штраф.
Потеряв терпение, он уже совсем было собрался в сопровождении многочисленной вооруженной стражи уехать в Козьмин, как вдруг один из посланных им, на которого он меньше всего рассчитывал, некий Глупый Дысь (так его называли) принес известие, что Паноша, переодетый до неузнаваемости, в простой сермяге, уже около недели живет на постоялом дворе на проезжей дороге недалеко от Чача и оттуда ежедневно делает какие-то экскурсии, и как будто бы даже несколько раз доходил до Чача.
Получив это известие вечером, Мацек с братом и с двумя десятками вооруженных людей направились к постоялому двору, чтобы его окружить.
Боркович торопил людей и от нетерпения рвал и метал. Размахивая мечом, он кричал:
- Если вы дадите этому русину ускользнуть, то я вам лбы расквашу!
Заезжий дом, куда они направились, находился около леса, на перекрестке двух главных дорог, ведущих в Познань. Он ночью всегда был переполнен проезжими, останавливавшимися на ночлег, но Боркович их не опасался.
Когда они подъехали к дому, огни в нем были потушены, и казалось, что все объято сном. Окружив дом и конюшни со всех сторон, староста начал ломиться в главные ворота, требуя, чтобы его впустили. Так как в те времена часто происходили грабежи и нападения, в особенности на купцов, а в сараях стояло много возов с товарами, то между проезжими произошел большой переполох, и все начали готовиться к защите. Боркович приказал зажечь факелы, тщательно обыскать дом и все пристройки и никого не выпускать.
