Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира
Перед Первой мировой войной жителям Франции принадлежало не меньше 4 миллионов велосипедов – по одному на каждые десять человек. Для обложения налогом было декларировано 3 миллиона 552 тысячи этих «ничего не едящих коней», но еще многие, вероятно, стояли спрятанные, в конюшнях и хлевах. Теперь стало можно проехать большое расстояние с веселящей душу скоростью, смотреть поверх живых изгородей и любоваться панорамой, которой раньше наслаждались лишь путешественники, сидевшие на крыше дилижанса.
Велосипед можно было взять напрокат в большинстве городов и провезти в поезде. Провоз стоил меньше 1 франка, и железнодорожные компании брали на себя ответственность за любые повреждения велосипеда. Туристический клуб Франции (Touring Club de France), созданный по образцу Британского клуба велосипедного туризма (British Cyclists’ Touring Club), к 1911 году насчитывал 110 тысяч членов. Для велосипедистов издавали специальные карты, на которых были показаны крутые холмы, опасные места, мощеные и покрытые гудроном участки пути и специальные дорожки для велосипедистов в городах. В своей книге «Путешествие по Европе для женщин» («European Travel for Women», 1900) Мэри Кэдуоледер-Джонс (Mary Cadwalader Jones) рекомендовала своим читательницам открывать Францию именно на велосипеде и давала всего один совет – по поводу закона о правостороннем движении. «Никогда нельзя быть полностью уверенной: в одних городах и округах положено ехать по правой стороне, в других по левой, поэтому, передвигаясь на велосипеде, всегда держите свои глаза открытыми».
Это открытие внутренних границ нашло прекрасное воплощение в величайшей из всех велосипедных гонок – «Тур де Франс». Проект этой гонки разработали как рекламный трюк журналист Жео Лефевр и его начальник Анри Дегранж, чемпион-велогонщик и редактор спортивной газеты L’Auto. Трасса первого тура[67] (1903) имела длину 1518 миль и была разделена на шесть этапов, каждый из которых продолжался более двадцати четырех часов, – Париж, Лион, Марсель, Тулуза, Бордо, Нант, Париж. Это была дорога без высоких участков, по ней обычно проходили подмастерья во время своего учебного путешествия по Франции, которое тоже называлось «Тур де Франс». Она идеально подходила для первых туров, когда автомобили организаторов не могли преодолеть горы. В первом туре стартовали шестьдесят участников. До конца дошел на разбитых машинах лишь двадцать один гонщик; их приветствовали в Париже 100 тысяч человек.
С самого начала «Тур де Франс» был всенародным праздником, радостным преодолением границ; и до сих пор миллионы людей, которые не интересуются спортом, каждое лето весело отмечают этот праздник. Те, кто следил за ходом гонки по газетам, видели темные фотографии ее испачканных землей героев на дорогах Франции; сначала это была черная, как сажа, земля севера страны, потом белая пыль ее юга. Для этих болельщиков «священная земля Франции» раз в год становилась местом действия приключенческой истории, которую Анри Дегранж рассказывал им в форме комикса с эпическим сюжетом.
Дегранж, либерал и республиканец, был в восторге оттого, что победителем первого «Тур де Франс» стал Морис Гарен. Гарен родился в Италии, в долине Аоста по другую сторону Монблана. Как тысячи его земляков, он в детстве покинул родной дом, пешком пришел в Бельгию и там зарабатывал себе на жизнь ремеслом трубочиста. Позже он стал гражданином Франции и поселился в городе Ланс департамента Па-де-Кале. Маленький трубочист Гарен стал таким же символом единства нации, как родившийся во Франции алжирский кабил Зинедин Зидан, капитан французской сборной по футболу, которая выиграла Кубок мира в 1998 году. В те годы, когда возник «Тур де Франс», участились нападения на итальянских рабочих-иммигрантов. Бедняков-итальянцев использовали на грязных работах, которые никто не хотел делать, и при этом обвиняли, что из-за них зарплаты становятся ниже. Но в этих случаях, кроме производственных отношений в промышленности, дело было также в ненависти к иностранцам, и обе причины были равны по силе. В 1893 году на соляном заводе в Эг-Морте толпа застрелила и забила насмерть дубинками пятьдесят итальянцев. Эта охота на людей продолжалась три дня. Виновные были арестованы, отданы под суд и оправданы. В стране, жителей которой по-прежнему разделяло отношение к «делу Дрейфуса», единство нации казалось далекой мечтой. Дегранж мечтал о том, что «Тур де Франс» поможет народу залечить раны и поднимет его дух. Мощная передовая статья, которую он опубликовал в L’Auto в первый день гонки, звучала почти как призыв к бою: «Тем широким и мощным жестом, который Золя дал своему пахарю в «Земле», L’Auto, газета мысли и действия, сегодня посылает во все углы Франции великих профессиональных гонщиков – отважных сеятелей, которые неосознанно сеют энергию».
К несчастью, «Тур» не излечил болезнь, а скорее, наоборот, ускорил ее течение. Парижанин Дегранж сам был поражен тем, что увидел в самых темных закоулках Франции. Дикие лица тянулись, словно мотыльки, к яркому мигающему свету ацетиленовых фонарей, отмечавших контрольные пункты. В пригороде Мулена «шумные домохозяйки с хриплыми голосами» «даже не надели для приличия чепцы». «Можем ли мы быть дальше от Парижа, чем сейчас?»
На втором этапе «Тура» 1904 года в три часа утра Маленький трубочист Гарен, Мясник из Санса Люсьен Потье, Красный дьявол Джованни Джерби, получивший прозвище за красную майку и хитрость, и Антуан Фур, гонщик, известный лишь под своим настоящим именем, поднялись на перевал Кол-де-ла-Репюблик возле индустриального города Сент-Этьена. В лесу их ждала толпа. Фура, местного уроженца, она радостно приветствовала, а остальных избила. Итальянцу Джерби пришлось покинуть гонку: ему сломали пальцы. На следующей остановке, в Ниме, начался бунт: фаворит местных жителей, Фердинанд Пэйан, был дисквалифицирован за то, что ехал держась за автомобилем. На протяжении всего пути на дороге рассыпали гвозди и осколки бутылок, подливали спиртное в напитки участников, перепиливали рамы велосипедов и ночью потихоньку вывинчивали втулки.
«Тур де Франс» помог миллионам людей впервые по-настоящему почувствовать размер и очертания Франции. Но он же доказал, вне всякого сомнения, что Франция тысячи маленьких краев – «пеи» еще жива.
Хотя «Тур де Франс» не объединил страну, он все же показал: во Франции еще есть что открывать. Уже нельзя издать путеводитель, похожий на Voyages en France (1842) («Путешествия по Франции») Шарля Делатра (Charles Delattre). В этой книге автор борется с медведем, убегает от испанских контрабандистов, в Ландах его едва не засосало болото, а на Дордони он едва не утонул в речной приливной волне, которая по-французски имеет особое название – mascaret. Во всем этом не было ни слова правды, но тогда он хотя бы мог рассчитывать, что ему поверят. А теперь британские туристы уже искали «неоткрытые» места, где они не встретят ни одного британца. Журнал Magasin Pittoresque, который когда-то горько жаловался, что в стране много «пустых земель», теперь так же горько жаловался на то, что каждый уголок в ней возделан. Природа становилась похожей на лес Фонтенбло, где расставлены указатели, а бревенчатые хижины – это магазинчики сувениров. Дорога из Байонны в Биарриц полна движущимся транспортом и пропахла запахами дешевых ресторанов. В Пиренеях скалы повсюду оклеены рекламными объявлениями гостиниц.
Горы, которые в репортажах Дегранжа о «Туре» описаны как злые великаны, с каждым годом как будто становились ниже. В 1860 году было завершено строительство дороги через хребет Вогезы. Перед Первой мировой войной была открыта для гражданского транспорта великолепная Дорога Больших Альп (Route des Grandes Alpes). Она позволила летом проезжать на автомобиле от Женевского озера до Ниццы. Даже Лазурный Берег начал превращаться в тот большой, боящийся квартирных воров пригород, который теперь тянется от Сен-Тропеза до усыпанных стеклом шоссе Монако и до пустынных когда-то холмов, где оползни и запах нечистот постоянно напоминают, что освоение природных ресурсов не должно быть чрезмерным. Исконной местной растительности совсем не стало: ее полностью вытеснили австралийская мимоза, английские кусты и газонные травы. За сто лет до начала этих перемен Ницца была тихой гаванью, где всего несколько путешественников ждали попутного ветра, чтобы отплыть в Геную. В 1897 году английский писатель Августус Харе (Augustus Hare), приехав в Ниццу, обнаружил там «огромный и уродливый современный город с парижскими магазинами и безвкусной площадкой для прогулок вдоль моря».
Хотя автомобили были редкостью по сравнению с велосипедами (5 тысяч машин в 1901 году и 91 тысяча в 1913-м), вред от причиняемых разрушений начинал уже превышать пользу, которую они приносили малому числу людей. В 1901 году Автомобильный клуб Дофине принял решение проводить свою гонку, которая называлась Course de Côte de Laffrey («Гонки по склону Лаффре»), ранней весной, потому что позже дорога будет «заблокирована многочисленными машинами, которые постоянно едут по ней летом». Через двадцать пять лет после этого Редьярд Киплинг, ехавший в автомобиле от Канн до Монте-Карло, обнаружил, что дорога забита машинами других автомобилистов: она «вся была одним цельным потоком машин». «Автомобиль превратил Ривьеру в ад, и притом в шумный и дурно пахнущий ад».
