Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич
Существует мнение, что приглашение Митяя ко двору Мамая для беседы свидетельствует о наличии летом 1379 года мирной альтернативы военному противостоянию Москвы с Мамаевой Ордой. Однако в это трудно поверить. Весь ход событий 1374–1379 годов неотвратимо вел к генеральному сражению. После разгрома татар на реке Воже бекляри-бек уже не мог отступить. Его показное дружелюбие по отношению к Митяю было не более чем еще одной попыткой внести рознь в русскую правящую элиту, показать колеблющимся свое притворное миролюбие.
Морская пучина
Миновав Половецкую степь и добравшись до генуэзской колонии Каффы (современная Феодосия), московские послы вздохнули с облегчением. Вскоре они взошли на большой корабль, который отплывал в Константинополь.
Шла вторая половина сентября 1379 года (270, 87). Не знаем, как встретило путешественников Черное море. Но для сухопутных москвичей даже плавание по спокойному морю было незабываемым переживанием. А в это время года море редко бывает спокойным. Автор «Повести о Митяе» (точнее, черновых материалов для нее) — безусловно, участник посольства — в своих записках процитировал 106-й псалом, где красочно представлена картина морской бури. Очевидно, эту картину он видел своими глазами и запомнил на всю жизнь. А 106-й псалом он повторил столько раз, что даже в рассказе о ссоре между послами после кончины Митяя невольно использовал цитаты из него.
«Рече, и ста дух бурен, и вознесошася волны его: восходят до небес и нисходят до бездн: душа их в злых таяше: смятошася, подвигошася яко пианыи, и вся мудрость их поглощена бысть» (Пс. 106, 26).
Но любое испытание рано или поздно приходит к концу. Наконец настал день, когда судно вошло в Босфор. Вдали в голубоватой дымке показались величественные храмы и дворцы «второго Рима».
Преступление без наказания
Можно представить себе ликование усталых путников при виде цели путешествия. Но тут случилось непредвиденное: нареченный митрополит скоропостижно скончался…
Самая ранняя из сохранившихся версий «Повести о Митяе» лаконично констатирует факт смерти: «Внезапу Митяй разболеся в корабли и умре на мори» (43, 129). Впрочем, нельзя забывать, что редакция Рогожского летописца отстоит от времени создания «Повести» более чем на полвека. За это время текст неоднократно редактировался и сокращался. Следы этой правки отчетливо заметны. Первая редакция, безусловно, была в оригинале куда более пространной, чем ее версия, дошедшая в составе Рогожского летописца.
Вторая редакция «Повести» (в составе Воскресенской летописи) возникла во второй половине XVвека (270, 125). О смерти Митяя здесь говорится в тех же словах, что и в первой редакции: «Внезапу разболеся Митяй, и умре на мори», — но этот факт сопровождается своего рода «вздохом» автора: «…И не сбытся мысль его и не случися быти ему митрополитом на Руси» (39, 31). А чуть ниже дается обширная подборка благочестивых сентенций на тему «добро есть уповати на Господа, нежели уповати на князя» (39, 31). Внезапная смерть Митяя — Божья кара за то, что он хотел стать митрополитом вопреки не только желанию всего русского духовенства, но и вопреки воле Божьей. Тема эта (церковь и светская власть) была неизменно актуальной в XV столетии — в период борьбы за полное подчинение Русской церкви московской великокняжеской власти. Но уже в эпоху Василия III это можно было считать пройденным этапом.
Теряя в своей политической актуальности, «Повесть о Митяе» со временем прибавляла в литературной занимательности, а вместе с ней — и в обилии реальных деталей.
Относительно поздняя (1520-е годы), но сохранившая уникальные известия более ранних сводов Никоновская летопись (по Г. М. Прохорову, это третья редакция «Повести») сообщает подробности: вместе с известием о кончине Митяя в Москву дошли и слухи о его убийстве.
«Инии глаголаху о Митяи, яко задушиша его; инии же глаголаху, яко морьскою водою умориша его» (42, 40).
Как отнестись к этому известию? Не является ли оно плодом воображения московских книжников первой половины XVI столетия?
Думается, следует прежде всего обратить внимание на сам характер уникальных чтений. Создатели Никоновской летописи нередко украшали лаконичные сообщения своих источников вымышленными подробностями и риторическим «плетением словес». Но эти литературные упражнения, как правило, не содержали принципиально новой информации. В данном же случае известие об убийстве Митяя является новой и весьма существенной информацией. Убийство, заговор, измена — обвинения серьезные. Такие вещи летописцы не выдумывали «ради красного словца».
Следующий вопрос: почему сообщение об убийстве отсутствует в первой и второй редакциях «Повести»?
Считается, что первая редакция «Повести о Митяе» была создана неизвестным московским книжником по заказу (а может быть, и при личном участии) митрополита Киприана осенью 1382 года (270, 140). Главная религиозная идея «Повести» — размышление о путях Божьего промысла, о пагубности человеческой гордыни. Идейное содержание произведения отличается своего рода «многослойностью». Публицистический пласт составляет апология деятельности митрополита Киприана, осуществленная не прямой похвалой, а методом «от противного»: путем яркого изображения безнравственного поведения всех трех его политических соперников, претендентов на освободившуюся с кончиной святителя Алексея митрополичью кафедру — Митяя, Пимена и Дионисия. Главный «возмутитель спокойствия» — архимандрит Михаил, которого автор «Повести» (или ее редактор) митрополит Киприан сознательно именует уничижительным прозвищем — Митяй. Своим возвышением Митяй обязан главным образом великому князю Дмитрию Ивановичу, который при этом выведен в «Повести» «вторым планом» и не подвергается прямому осуждению.
Внезапную кончину Митяя автор представляет как провиденциальное событие, как определенное высшими силами наказание Митяя за грех гордыни. В этом идейном контексте нет места для насильственной смерти Митяя. Он умер внезапно, пораженный гневом Божиим. Для исполнения Божьей воли нет нужды в человеческих ухищрениях. Версия убийства по политическим мотивам своей прозаичностью не соответствовала провиденциальному осмыслению всей истории Митяя и потому не могла быть включена в «Повесть» даже в качестве предположения.
Версия провиденциальной обусловленности кончины Митяя лежит в основе изложения этого сюжета в знаменитой Степенной книге царского родословия — официальной истории Российского государства, созданной московскими книжниками в эпоху Ивана Грозного. Однако здесь тема Божьего суда конкретизирована участием двух исторических лиц — Сергия Радонежского и митрополита Алексея.
Митяй «гордостию побежен», присвоил себе митрополичий сан. Увидев в лице Сергия Радонежского своего соперника в борьбе за митрополию, Митяй грозил разрушить его обитель. «Великий старец» предсказал, что Митяй не получит епископского сана и никогда не увидит Царьграда. Для усиления темы «пророчества» к ней весьма неловко подключен и святитель Алексей, который, насколько известно, никаких пророчеств о судьбе Митяя не произносил, а всего лишь советовал оставить этот вопрос на усмотрение патриарха:
«Егда бо идяше к Царскому граду, и многы беды постигоша его (Митяя. — Н. Б.) по земли и по морю, Божии бо суд удержаше его. Он же о сих не внимаше и в телесный недуг впаде. И тогда корабль его не поступи никамо же, дондеже Михаил скончася, не достиг Царствующаго града по пророчьству святаго святителя Алексия и преподобнаго Сергиа чюдотворца» (68, 31).
Итак, здесь сквозь провиденциальные парадигмы проглядывает еще одна возможная версия подлинных событий. Остановка корабля перед самым Царьградом была вызвана болезнью Митяя. Действительно, высадка посольства на берег без главного действующего лица не имела смысла. Но в целом версия Степенной книги выглядит как вольное истолкование ранних редакций «Повести о Митяе» в сочетании с данными Жития Сергия Радонежского.
