Владимир Пугачев - Том 2. Дипломатия в новое время ( 1872 - 1919 гг.)

После этого Кюльман спросил, не согласится ли советское правительство вывести свои войска из всей Лифляндии и Эстляндии, чтобы дать местному населению возможность соединиться со своими единоплеменниками, живущими в занятых немцами областях. Генерал Гофман осведомился, как обстоит дело с самостоятельностью Финляндии. Через несколько мокнут генерал Гофман задал вопрос, в каком состоянии находится пассажирское сообщение с Украиной. Советская делегация выразила недоумение по поводу такого вопроса. В ответ Гофман пояснил, что от Украинской Центральной рады поступило сообщение о выезде в Брест-Литовск украинской делегации. Генерал хотел бы знать, каким путём прибудет делегация, для того чтобы позаботиться об установлении с ней телеграфной связи.

Маневр немцев был ясен. Оккупацию Польши и Прибалтики они хотели прикрыть ссылками на национальную политику советской власти; эти области, согласно принципу самоопределения, якобы отделились от России, и дальнейшая их судьба является собственным их делом. А генерал Гофман уже без всякой дипломатии, по-солдатски грубо дал понять, что в случае протеста Советской России против неё будет двинута Украина.

Германская дипломатия приоткрыла свои карты; империалисты обнаружили свои хищнические замыслы. Советская делегация прервала переговоры, решив выехать в Петроград. Спохватившись, не слишком ли рано сброшена маска, германская делегация поспешила смягчить впечатление, созданное её требованиями. Под предлогом ознакомления советской делегации с предварительным проектом мирного договора 28 (15) декабря созвано было заседание политической комиссии мирной конференции. Проект был прочитан, но уже без спорных параграфов по территориальным вопросам. При этом Кюльман поднял вопрос об Аландских островах, настаивая на соблюдении старого договора, по которому эти острова ни в коем случае не подлежат укреплению.

Вечером состоялся пленум мирной конференции. Все рассыпались в любезностях перед советской делегацией. Болгары уверяли, что ей должно быть благодарно человечество. Турки называли русских замечательными дипломатами. Говорилось о новой эре в истории международного права, о творцах мира. Словом, делалось всё, чтобы поддержать всё ту же иллюзию «демократичности и миролюбия» победителей, а также делового характера конференции.

Советская делегация выехала в Петроград.

Использование Германией предателей из Украинской Центральной рады. Во время перерыва в работе конференции Наркоминдел снова обратился к правительствам Антанты, приглашая их принять участие в мирных переговорах. Антанта попрежнему не ответила. Перед советским правительством встал вопрос, как быть дальше с Германией, которая уже показала свои когти. Ленин предложил перенести переговоры в Стокгольм или другой нейтральный город. Из нейтральной страны можно было легче демонстрировать советскую политику мира перед народами воюющих стран. В нейтральной стране советская делегация была бы свободнее от стеснительного надзора немцев, а её радиосообщения не перехватывались бы противником. Отпала бы и военная цензура немцев, которые фактически контролировали даже все переговоры по прямому проводу.

О перенесении переговоров советская делегация беседовала ещё в Брест-Литовске с Кюльманом и Черниным. Те ответили, что возражают против переговоров в нейтральной стране, но готовы по окончании конференции выехать в Россию, чтобы подписать мир не на оккупированной территории, а, например, в Пскове. Тогда Ленин решил настаивать на перенесении переговоров. 2 января 1918 г. (20 декабря) председателям германской, австро-венгерской, турецкой и болгарской делегаций была послана телеграмма, в которой советское правительство настойчиво предлагало перенести переговоры в Стокгольм. Вместе с тем в. телеграмме подчёркивалось, что формулировка германского блока по территориальным вопросам противоречит принципу свободы самоопределения наций, даже в том ограничительном его толковании, которое дано в декларации немцев от 25 (12) декабря.

Телеграмма советского правительства вызвала переполох в лагере противника, особенно в Австро-Венгрии. «Настроение как у нас, так и у германцев весьма подавленное, — писал в своём дневнике Чернин. — Нет сомнений, что если русские решительно прервут переговоры, положение станет весьма тягостным. Единственный выход из положения заключается в быстрых и энергичных переговорах с украинской делегацией».

Советской делегации была послана телеграмма, решительно отклонявшая перенесение мирных переговоров из Брест-Литовска. Делегация ожидается в Бресте не позже 5 января (23 декабря), подчёркивалось в ответе.

4 января (22 декабря) германский канцлер Гертлинг в своей речи в бюджетной комиссии германского Рейхстага сообщил о требовании советского правительства перенести мирные переговоры из Брест-Литовска в нейтральную страну. Он заявил, что германское правительство на это не согласилось. Гертлинг выступил с протестом против содержащихся в советской прессе обвинений Германии в аннексионистских захватах. Попутно он информировал о прибытии в Брест-Литовск делегации Украинской Центральной рады. Тем самым недвусмысленно давалось понять, что возможны отдельные переговоры с Украиной.

4 января (22 декабря) от советского правительства пришла телеграмма с сообщением, что оно продолжает настаивать на перенесении переговоров. Но так как все делегации уже прибыли в Брест-Литовск, то и советская делегация выезжает туда же, в уверенности, что там легче можно будет договориться о новом месте переговоров.

Прибытие телеграммы из Петрограда сразу повысило настроение дипломатов Германии и Австро-Венгрии. «Было занимательно наблюдать, — писал Чернин, — с каким восторгом это известие было встречено немцами; лишь внезапное и бурное веселье, охватившее всех, показало, какой над ними висел гнёт, как сильно было опасение, что русские не вернутся».

Что касается Украины, то по отношению к ней интересы Германии и Австрии не совпадали. 2 января (20 декабря) в Германии состоялось совещание между верховным командованием и главой правительства, после чего открылось заседание тронного совета. Линия Кюльмана в Бресте была одобрена. Теперь предстояло внести ясность в вопрос о судьбах оккупированных территорий и прежде всего Польши. Вопрос этот обсуждался не раз в течение всей войны. Верховное командование Германии настаивало на полном присоединении отторгнутых от России окраин к Германии. Кюльман стоял также за присоединение окраин к Германии. Однако он высказывался против открытой аннексии, а предлагал прикрыть её добровольным соглашением с оккупированными странами.

Масла в огонь подлил генерал Гофман. Он боялся разбавить однородность немецкого населения империи присоединением всей Польши. Поэтому он предлагал ограничиться исправлением германской границы за счёт отдельных частей Польши. На аудиенции у Вильгельма II Гофману удалось убедить императора в преимуществе своего варианта. На тронном совете Вильгельм II поддержал точку зрения Гофмана. Это вызвало протесты Гинденбурга и Людендорфа. Гинденбург грозил уходом, требовал отставки Гофмана. Кюльман предложил Людендорфу самому поехать в Брест, чтобы принять участие в переговорах, но тот заявил, что его поездка была бы лишней затеей: «он там может только напортить». Обсуждение продолжалось несколько часов. В конце концов Вильгельм II отказался уволить Гофмана, а по вопросу о Польше принял точку зрения Гинденбурга. Это решило спор. Оставалось уговорить Австро-Венгрию пойти на эту комбинацию.

Однако в Австро-Венгрии к ней отнеслись отрицательно. В начале войны Германия предлагала отдать Польшу Австро-Венгрии в обмен за компенсацию в виде таможенной унии или вечного таможенного союза с Германской империей и особого соглашения о железных дорогах и военных делах. Но в тот период Австро-Венгрия высказалась против присоединения Польши. Возможно, при этом играло роль то соображение, что без Франции, Англии и России решение польского вопроса не может быть окончательным. Притом же в некоторых кругах Австро-Венгрии считали более тесный союз с Германией слишком дорогой компенсацией за Польшу: боялись попасть в полную зависимость от Германии. Сыграл свою роль и протест Венгрии, ибо включение Польши в состав двуединой империи в виде третьего самостоятельного её члена превратило бы двуединую монархию в триединую и грозило умалением влияния Венгрии в делах Габсбургской империи. Так или иначе, в начале войны Австро-Венгрия не приняла «подарка» Германии.

С течением времени обстановка изменилась. Уход Тиссы с поста председателя совета министров Венгрии ослабил сопротивление со стороны Венгрии: австро-венгерские деятели стали склоняться к мысли о присоединении Польши. Но по мере продвижения Германии на восток её собственные аппетиты возрастали. Немцы потребовали, чтобы австрийцы оставили Люблин. Австрийцы сопротивлялись. Союзные дипломаты спорили, интриговали в Польше, шпионили друг за другом. Дело осложнялось тем, что польские деятели, с которыми велись переговоры, требовали восстановления Польши, включая Галицию, а эта область находилась в руках Австро-Венгрии. Был момент, когда Австро-Венгрия соглашалась отдать Галицию Польше; но зато австрийцы хотели получить в обмен Румынию. «Так как невозможно было сломить сопротивление, исходящее от генерала Людендорфа, — признавался Чернин, — то в дальнейшем мы временно останавливались и на идее присоединения к Австро-Венгрии Румынии вместо Польши».