Виктор Суворов - Беру свои слова обратно
— Дважды! — насмешливо перебил Жуков. — И долго там держишь эти игрушки?
— Два дня.
— Дураков ищешь? Ждешь, когда немцы сбросят тоже деревяшку? Сегодня же ночью убрать оттуда! Сделать еще сто штук и завтра с утра поставить в двух местах за Средней Рогаткой. Здесь и здесь, — показал он карандашом.
— Мастерские театра не успеют за ночь сделать сто макетов, — неосторожно сказал я.
Жуков поднял голову и осмотрел меня сверху вниз и обратно.
— Не успеют — под суд пойдешь. Завтра сам проверю.
Отрывистые угрожающие фразы Жукова походили на удары хлыстом. Казалось, он нарочно испытывает мое терпение.
— Завтра на Пулковскую высоту поеду, посмотрю, что вы там наковыряли... Почему так поздно ее начали укреплять? — И тут же, не ожидая ответа, отрезал: — Можешь идти!.." (Б.В. Бычевский. Город-фронт. Л., 1967. С. 121).
Вот оно, пролетарское хамство. Во всей красе. Нижестоящим стратег тыкал. Всем. В тот момент Бычевский был подполковником. Но у нас старшинство определяется не воинским званием, а занимаемой должностью. А должность у него — начинж Ленинградского фронта. В каждом полку — саперная рота. И в каждой бригаде. В сентябре 1941 года в составе Ленинградского фронта таких рот было больше ста. В каждой дивизии — собственный саперный батальон. Таких батальонов было 24. В каждой армии — комплект инженерных частей: саперных, понтонно-мостовых, переправочных, маскировочных и прочих. В составе четырех армий было еще 10 саперных батальонов, не считая отдельных рот армейского подчинения. Кроме того, инженерно-саперные части фронта. В тот момент в прямом подчинении фронта были Управление военно-полевого строительства (а это инженерно-саперная армия), 14 отдельных саперных батальонов и 6 отдельных рот, не считая отрядов заграждения, взводов спецтехники, переправочных парков и прочего и прочего (См.: Инженерные войска в боях за Советскую Родину. С. 106).
И все десятки тысяч людей, от которых зависит оборона Ленинграда, подчинены подполковнику Бычевскому. Он пока подполковник, но скоро станет полковником, генерал-майором, затем генерал-лейтенантом инженерных войск. Но, будучи в звании всего лишь подполковника, он имел над своими подчиненными ту же самую власть, которую имел потом, став генералом. В руководстве Ленинградским фронтом подполковник Бычевский занимал место в десятке самых приближенных Жукову людей. Среди них: первый зам, начальник штаба фронта, командующие авиацией, артиллерией, ПВО, танковых войск, начальники тыла, связи и, конечно, начинж. Начальник инженерных войск по своему положению стоит даже выше начальника разведки. Потому как начальник разведки подчинен начальнику штаба, а уж потом командующему фронтом, а начальник инженерных войск подчинен командующему фронтом прямо и непосредственно.
И вот великий стратег с первой встречи хамит и угрожает своему помощнику. Между тем мастерская Мариинского театра начальнику инженерных войск Ленинградского фронта не подчинена никак. Люди по собственной инициативе сделали макеты танков. Подполковник Бычевский при всем своем могуществе не мог приказать гражданским мастерам изготовить за ночь еще сто макетов. Нет у него над ними власти. Но Жукова это не интересует: не сделаешь — под суд пойдешь...
Своими действиями Жуков показывает подчиненным, что инициатива наказуема. Не сделали бы мастера Мариинского театра первые пятьдесят макетов, то все было бы прекрасно. А раз сделали, значит, им ставят непосильную задачу и устанавливают фантастический срок. А начинжу грозят трибуналом.
— 5 -Генерал армии Н.Г. Лященко вспоминает день 18 января 1943 года. Он тогда был полковником, командиром 90-й Краснознаменной стрелковой дивизии. «Вскоре позвонил Георгий Константинович Жуков. Узнав, что мы ночью собираемся захватить Синявино, сильно возмутился... „Это не оправдание! — жестко сказал Жуков. И, чуть помедлив, продолжил: — Уточните. Сидите там. Вы даже званий начальников не знаете...“ Потом я стал анализировать сказанное Георгием Константиновичем. Оказывается, Жукову в этот день было присвоено звание Маршала Советского Союза — и я этого действительно не знал» («Красная звезда», 16 мая 2000 г.).
И откуда было знать? Фронт. Война. Газеты доходят через неделю, если не через две. И то не все. И не всегда. Слушать передачи Москвы не получается. Бой идет. Да и сообщений о присвоении воинских званий во время войны по радио не передавали. Был только один источник, из которого можно было узнать о величайшей радости, о присвоении выдающемуся гению стратегии маршальского звания. В тот день, 18 января 1943 года, московское радио передало сообщение Совинформбюро о прорыве блокады Ленинграда. В длинном сообщении рассказано о действиях советских войск, об обороне противника и о том, как ее прорывали, названы имена отличившихся командиров, перечислены трофеи и освобожденные населенные пункты. Среди прочего было сказано: «Координацию действий обоих фронтов осуществляли представители Ставки Верховного Главнокомандования Маршалы Советского Союза тов. Жуков Г.К. и тов. Ворошилов К.Е.» (Сообщения Советского Информбюро. Издание Совинформбюро. М., 1944. Т. 4. С. 48).
Надо было обладать обостренным вниманием, чтобы в грохоте боя выслушать множество цифр, имен, названий и уловить нюанс: Жуков назван не генералом, а маршалом. Полковнику Лященко в тот момент было не до нюансов и не победных сообщений. Дело в том, что для прорыва обороны Ленинграда надо было захватить Синявино. Это проклятое Синявино советские войска штурмовали с сентября 1941-го до января 1943 года. Кости советских солдат там лежали пирамидами. Это я не для красного словца. Термин «Синявинские высоты» во время войны приобрел новый смысл. Раньше под этим понимали возвышенную местность, а во время войны — груды тел советских солдат. После войны некоторых похоронили. Но не всех. У нас все просто — потери считать по числу похороненных. А те, которых не похоронили? Те не считаются. Те из статистики выпали. Так мы военную историю и изучали. Мне в Военно-дипломатической академии Советской Армии объясняли: в районе Синявино обошлись почти без потерь. Там положили тысяч сто, не больше. Пропорционально числу убитых там должно было быть тысяч триста-четыреста раненых и искалеченных. Сам же Георгий Константинович вопрос потерь под Синявино обошел стороной.
Но правда не тонет. Даже «Красная звезда» (11 декабря 2001 г.) вынуждена признать: небольшое количество похороненных солдат — это одно, а если вспомнить тех, кого не похоронили, то получится нечто другое: «Синявинские высоты наши войска штурмовали и в 1941-м, и в 42-м, и в 43-м. Здесь была прорвана блокада Ленинграда. Поэтому погибших немерено — хотя официально захоронены 128 390 бойцов и командиров». Нужно помнить, что хоронили тех, кто поперек дороги лежал. А до тех, кто в кустах да канавках, руки не доходили. Их не хоронили, а потому в статистике и не учитывали. Вот потому и выходит, что потерь там почти не было. Всего только 128 тысяч убитых.
И вот 18 января 1943 года Жуков отрапортовал, что Синявино наконец взято и блокада Ленинграда прорвана. И тут же прозвучало длинное сообщение Советского Информбюро, в котором сказано о взятии Синявино, а Жуков назван маршалом.
Оставалось совсем немного: это самое Синявино взять. Совершить это маленькое чудо, сделать то, что уже тысячу раз оборачивалось кровавым провалом, предстояло 90-й стрелковой дивизии полковника Лященко. Следовало действительные события подогнать под победные сообщения. Ясно, что полковнику Лященко, которому выпало делать дело, не доставляло особой радости вслушиваться в сообщения о том, что дело уже сделано, что величайший стратег за взятие Синявино (которое не взято) уже произведен в маршалы.
А тут и сам он на проводе: как?! Вы еще не знаете, что мне маршала присвоили за выдающуюся победу на Синявинских высотах? Сидите там!
В карьере Жукова это отнюдь не единственный случай, когда он сначала рапортовал, а потом любой ценой подгонял действительное под желаемое.
В Берлине великий стратег издал победный приказ о взятии Рейхстага. Об этом немедленно на весь мир сообщило московское радио. В приказе Жуков расписал детали боя в коридорах и залах. Приказ был подписан в момент, когда прижатая огнем советская пехота лежала на подступах к Рейхстагу. Приказ был подписан до того, как первый советский солдат сумел переступить порог на входе. К этому эпизоду мы еще вернемся.
— 5 -Главный маршал авиации А.Е. Голованов: «Если б он матом крыл, — это ладно, это обычным было на войне, а он старался унизить, раздавить человека. Помню, встретил он одного генерала: „Ты кто такой?“ — Тот доложил. А он ему: „Ты мешок с дерьмом, а не генерал!“ ...Жукову ничего не стоило после разговора с генерал-лейтенантом сказать: до свидания, полковник!» (Ф. Чуев. Солдаты империи. С. 316).
У Жукова так: кого может, расстреляет. Кого не может расстрелять, над тем издевается. Не надо думать, что вот он только над капитанами измывался или сбрасывал на пол карты, заставляя начальника инженерных войск фронта ползать перед ним на карачках. Не надо думать, что он генералами ограничивался. Над Маршалами Советского Союза он тоже измывался. Первым к Берлину вышел Маршал Советского Союза Рокоссовский, который командовал 1-м Белорусским фронтом. Рокоссовский был образцом полководца. Он вышел ростом и лицом. И доблестью воинской. И личной храбростью. И талантом. А фамилией не вышел. Потому на самом финише войны ему — понижение. Не мог человек с польской фамилией брать Берлин. На место Рокоссовского товарищ Сталин поставил Жукова...
