Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 2
Слабакам везде плохо, а уж в СССР им еще в тысячу раз хуже. Одна из классических баек эпохи Брежнева выглядит примерно так:
— Вот пошел Ваня Рабинович сдавать экзамены, все сдал лучше всех, а приняли Ваню Иванова… Понял Ваня Рабинович, что все дело тут в антисемитизме, пошел и повесился.
В другом варианте легенды Ваня Рабинович лег на диван лицом к стене, так полежал-полежал, а потом умер.
В третьем варианте он пролежал так два года (три года, пять лет, десять лет), после чего эмигрировал в Израиль, собирает теперь там апельсины (шьет брюки, подносит патроны, гонит самогон из фиников… неважно) и счастлив, что покинул «эту страну».
Такие истории, как ни удивительно, рассказывают, порой называя конкретных и хорошо известных собеседникам людей. По-видимому, как ни много дыма поднималось вокруг явления, а все же заметен за этим дымом яркий язычок живого пламени.
Что ж! Очень возможно, государственный антисемитизм убил несколько десятков или сотен слаба… я хотел сказать, несчастных жертв чудовищного режима. Вот только жалеть ли о них?
Рассказывали такие истории, естественно, для того, чтобы показать, сколь ужасен, сколь отвратителен режим! И для того, чтобы вы могли присоединиться к негодованию, а заодно пожалеть несчастненькую жертву, годами лежащую и переживающую несправедливость.
Долгое время я тоже жалел и негодовал… а потом человек по фамилии Шер в запасниках Эрмитажа познакомил меня со своим сотрудником. Парень моих лет (тогда нам было по 26), и с судьбой довольно выразительной.
Питерский еврей, Юра Л. не мог поступить на исторический факультет: существовало телефонное распоряжение не брать евреев на гуманитарные факультеты престижных вузов — типа Ленинградского университета. Юра Л. поступил в Технологический институт — там не было процентной нормы. Он работал в Эрмитаже, в секторе информатики, и учился в Технологическом.
Узнав эту историю, я говорил плохие слова и пинал витрины в боковых проходах Эрмитажа. Я очень сочувствовал Юре, и в который раз мне стало стыдно за идиотское совдеповское государство. Примерно так же вели себя и все остальные знакомые Юры Л., независимо от национальности.
Но… Но, как видите, Юра не заболел от несправедливости и не скончался от разочарования. Он не уехал ни стрелять бизонов в Америку, ни окончательно решать вопрос с арабами в Палестине. И это еще что! Еще при советской власти Юра Л. сдал дополнительный экзамен по всеобщей истории и защитил кандидатскую. Сейчас у него уже лет восемь как практически готова докторская, только оформить ее он никак не удосужится. Сам Юра Л. говорит, что это из-за болезни. Я склонен полагать, что дело в другом: сотрудник Эрмитажа с приличной зарплатой, постоянно ездящий то в Швецию, то в Англию, Юра не очень нуждается в получении докторской степени. Будет — так будет, а нет — так нет. Вот он и не очень старается.
Так что, как хотите — а пожалеть Юру Л. не так уж просто. Зауважать — очень легко, любить — одно удовольствие, а вот попробуйте источить к нему сопливо-слюнявую интеллигентскую жалость! Он сам время от времени принимается кого-нибудь жалеть.
Вот и получается, что сломались от процентной нормы по преимуществу слабаки. Государство шло на сущее преступление? Несомненно. Нормально ли вообще — ограничивать часть своих граждан по принципу этнического происхождения? Конечно же нет. Но ограничения, гонения выбросили из жизни «почему-то» только тех, кто был внутренне готов к такому повороту событий. И совершенно непонятно — даже будь государство безукоризненно, поступи они на исторический факультет, — не нашли ли бы они каких-то других причин лечь лицом к стенке лет на десять, а потом умереть или уехать в Израиль. Старая истина: искалечить жизнь можно только тому, кто ничего не имеет против этого.
А одновременно есть немало тех, кому ограничения послужили чуть ли не во благо. «По-моему, за все эти ограничения евреи должны быть благодарны советской власти. Я не знаю ни одного из них, кто бы в конечном счете — с пятого захода или с другого плацдарма — не пробился бы, если он чего-то в деле стоит. Разница в том, что русский может отдохнуть на государственной соломенной подстилке, еврей должен отточить мозги, закалить волю и мускулы. В сущности, советская власть — наша благодетельница. Своими ограничениями она лишь заставляет нас быть сильнее, умнее, волевитее, чем остальные граждане СССР» [3, с. 39].
Хейфец честно признается, что говорил все это с целью «посыпать солью душевные заусенцы» следователя КГБ… но ведь он очень во многом прав, независимо от злобного сопения следователя.
Те евреи, кого я знал в Петербурге и Москве, — это люди из верхушки советской интеллигенции. Научные сотрудники, преподаватели, писатели, журналисты. Еврейская молодежь была ничем не хуже стариков, только было ее меньше, молодежи, — потому что и старшие поколения выходили замуж за русских и женились на русских. Во втором поколении от Декрета о репрессированных национальностях чистокровных евреев было процентов 30 от числа старших. В третьем поколении — хорошо, если 5 %.
Шла быстрая, бурная и очень удачная ассимиляция. Так, во Франции уже к рубежу 1970-х и 1980-х годов почти исчезла страна Эмиграция, русская Франция. Старшее поколение вымерло, второе поколение оказалось и малочисленно, и уже с другими интересами. Третье поколение — отдельные люди, не больше.
Все русские евреи этого круга — люди не только состоявшиеся, осмысленные, но и люди, вне всякого сомнения, хорошие. Этих людей легко уважать и очень приятно любить. Нам, русской интеллигенции, было хорошо вместе с евреями, нас практически ничто не разделяло.
НА ГРАНИО том, какие формы в России принимала иногда ассимиляция, и кому было хорошо, а кому плохо, показывает совершенно нетипичный, редкий, но в чем-то очень показательный случай… В 1993 году я должен был делать доклад в Институте географии РАН. В последний момент директор не смог участвовать: приехали какие-то американцы.
— Но у вас будет ведущий не хуже…
И он назвал мне фамилию, которую я не стану воспроизводить: меня об этом никто не просил. Скажем… Давидович. Да, Давид Давидович — это будет в самый раз.
Во время всего выступления я глаз не мог отвести от ведущего. Знакомые с детства залысины, специфическая «кагтавость», тоже знакомая по записям на пластинках, по фильмам… В общем, полное впечатление, что мрачный персонаж нашей истории, Вовка Ульянов, фактический сын то ли собственного деда, то ли друга семьи и редкий мерзавец, внезапно воскрес и взялся вести мой доклад. Так я весь доклад нервно и озирался: было очень неприятно, когда милейший Давид Давидович заходил со спины.
Естественно, я стал наводить справки, и все подтвердилось! Давид Аронович оказался милейшим и приятнейшим человеком, который о своем происхождении знал, но говорить об этом очень не любил.
Сама же история, которую я разузнал, оказалась в своем роде даже романтической. Дело в том, что у вождя всех социально близких была любовница, и от нее в 1919 году у вождя родился живой детеныш. Спустя год любовница умерла от холеры, а малыша взяла к себе ее религиозная тетка. Религиозная — в смысле, ходившая в синагогу и пытавшаяся вести традиционный образ жизни. Эта женщина большевиков очень не одобряла, воспитывала маленького Арона разумно, добро и строго и всегда твердо знала: надо учиться.
Вырос маленький Арон (имя изменено) и стал известным географом. Давид Аронович пошел в науке по стопам отца и тоже сделался географом, доктором наук и профессором. Вполне приличный и более того — очень достойный, очень ученый человек. А в залысинах и «кагтавости», он, в конце концов, не виноват.
И получается: ребенка великого вождя придурков, подонков и других пролетариев всего мира спасла от полного вырождения религиозная тетка. Из чего в очередной раз приходится сделать вывод: до чего же прав Михаил Булгаков! Как мил дворняга Шарик, и какое чудовище получается из него, как только профессор Преображенский и Швондер проделывают свою отвратительную работу. И вообще: и патриархальные крестьяне, и философы — прекрасные люди! Тетка была патриархальной местечковой еврейкой — и вырастила философа. Столетием раньше вырастила бы, наверное, ученого в халате и с квадратной бородой, облик которого так раздражал Багрицкого. Все лучше, чем люмпен-национальность. Чем та «ничейная земля», на которой нас и караулит Сатана.
